Гнев истинной валькирии - Мид Райчел
Джастин позвонил, она распахнула дверь, и оба застыли. Он впился в нее напряженным, голодным взглядом, и сначала она онемела, а потом вдруг разворчалась:
– Что это ты тут делаешь? Почему не у Лусиана? Ты сказал, что не можешь…
– Я ошибался.
Тихий, хрипловатый голос. Он захлопнул за собой дверь, привлек ее к себе. И впился губами в ее губы жадно, неистово, словно боялся, что она его оттолкнет, если он не удержит ее силой. Куда девалась его прежняя нежность! Он вцепился в нее, как дикий зверь, подвластный лишь инстинктам. Она ответила ему тем же, отдалась этому животному чувству, зная: потом наступит время нежности. Потом у них будет все время этого мира. Потом…
Он подхватил ее на руки и, как пушинку, отнес в спальню, замешкавшись лишь на мгновение у выключателя: он погасил свет, прежде чем уложить ее на кровать. Они спешно раздевались в тусклом свете уличных фонарей, от которого по углам мельтешили тени. В отличие от той ночи в Панаме он не стал размениваться на предварительные ласки. Он набросился на нее подобно разгоряченному имплантом преторианцу: это было неожиданно, но приятно. В крови Мэй пульсировало столько гормонов и эндорфинов, что столь яростная атака не вызвала возражений. Хотя он вцепился в ее запястья так, что наслаждение граничило с болью. Не важно, главное, что они вместе – как и должно быть.
Столь яростное и напряженное соитие не могло продлиться долго. Когда все свершилось, он отпустил ее руки с длинным вздохом. А вот Мэй еще не насытилась им в полной мере. «Всю ночь, – напомнила она себе. – Мы будем заниматься любовью всю ночь, а потом говорить, а потом снова заниматься любовью…»
Она повернулась на бок, ей хотелось, чтобы они просто лежали обнявшись. Он тяжело дышал, кожу покрывала испарина, беспокойные тени не давали разглядеть его лица. Она отдала сенсорам голосовую команду включить свет и улыбнулась, заглянув ему в глаза.
– Я рада, что ты не пошел туда, – сказала она, положив ладони ему на щеки. – Ты не представляешь себе, сколько причин у меня для радости…
– У меня тоже, – ответил он.
И повел пальцем вниз по ее горлу. По ее телу прокатилась дрожь возбуждения. Похоже, что будет продолжение, он уже дошел до ложбинки между грудей – и вдруг замер, разглядывая амулет, который она носила на простой веревочке. Амулет чудом остался на ней, хотя остальная одежда разлетелась по спальне. Спокойное выражение лица сменилось настороженным и хмурым, он дотронулся до руны пальцем, хотел что-то сказать, но передумал и промолчал.
Мэй стало не по себе: на миг показалось, что он возьмет и спросит, откуда у нее амулет. Хотя с чего бы, он ведь сам его и подарил…
– Да, я все еще ношу его. Ты удивлен? – спросила она.
Он не ответил. Просто взял ее ладони в свои, поднес к губам и принялся целовать. Что-то тут не так… Это чувство не оставляло ее, несмотря на все попытки отогнать странное ощущение. Его губы касаются кожи, темные волосы блестят в ярком электрическом свете…
Кстати!
– А почему ты выключил свет? – вдруг спросила она.
Это такая старая шутка… Мэй не хотела открываться даже перед любовниками – боялась выглядеть уязвимой. И потому предпочитала заниматься любовью в темноте. В Панаме так и было. Но потом он предупредил: в следующий раз оставит свет в комнате, чтобы видеть, как меняется ее лицо в порыве страсти. Сначала она восприняла это как угрозу. Однако теперь это не только не пугало, но даже звучало заманчиво: она хотела отдаться ему целиком, отдать всю себя, не только тело. Она вдруг вспомнила, что он сегодня даже намекнул на это: «Ты – единственная. Меня тянет к тебе – и только к тебе. И если бы я мог остаться с тобой, заняться любовью – не выключая свет…»
– Я думал, тебе больше в темноте нравится, – сказал он.
Дыхание Мэй пресеклось, она не сразу смогла выговорить следующую фразу из-за поднимающегося изнутри холода.
– Потому что я раньше об этом просила, да? – наконец выговорила она.
– Да, – ответил он.
И расслабился, но что-то мелькнуло у нее в лице и выдало, что она поймала его на лжи. Он резко отодвинулся – за мгновение до того, как она выбросила вперед руку – схватить, поймать, удержать!
– Ты кто та… – начала она, но он вбил ей слова в губы одним болезненным, сильным ударом через все лицо.
Джастин бы так не сумел. Мужчина вскочил с кровати и вылетел из комнаты как был, голым. Удар отбросил Мэй назад, он получил краткое преимущество, но она быстро оправилась и припустила за ним, на ходу сорвав с вешалки халат.
Выбежав в гостиную, она услышала, как хлопнула входная дверь, и без раздумий бросилась в погоню. Кто бы это ни был – у нее есть усиленные имплантом рефлексы! Не уйдет!
Даже с временным преимуществом не уйдет – в ней так и бурлил адреналин. Она сбежала вниз по лестнице, услышала, как хлопнула входная дверь, а когда вылетела на улицу, никого не увидела. Точнее, все было как обычно, по улице шли пешеходы, и они с любопытством смотрели на молодую женщину, которая судорожно оглядывалась по сторонам, подвязывая пояс халата. Но не мог же он уйти далеко?! Она постояла, прошлась по тротуару, проверила за живой изгородью соседних зданий. Никого. Словно в воздухе растворился.
«Такое никому не под силу», – подумалось ей. Но кому под силу проникнуть в ее дом под личиной Джастина? Ее затрясло. Она вернулась в квартиру, все еще дрожа: тело отходило после действия импланта, а еще ее терзал непонятный страх. Тем не менее разум пытался найти рациональное объяснение, отказывался принять, что только что с ней случилось что-то необъяснимое, паранормальное. Может, это был Джастин? Мало ли? Перепил, перепутал, переел таблеток? И он забыл о том, о чем не должен был забывать ни при каких обстоятельствах…
Она опустилась на кушетку, плотно обхватив себя руками, и велела экрану в гостиной набрать его номер. Звонок все не проходил, и она решила, что он не ответит, а когда он все-таки ответил, она об этом пожалела.
При одном взгляде на экран становилось понятно, где находится Джастин. Он стоял перед ней в смокинге, вокруг толпились элегантно одетые люди, а сзади раздавался усиленный микрофоном голос Лусиана. Джастин был на сенаторской вечеринке. Он не бежал голышом по улице. Потому что он сюда не приходил. Мэй затошнило.
– Прошу прощения, что ответил не сразу, – сказал он, пытаясь перекричать громкую музыку и гам. – Я хотел отойти подальше, а то кругом орут… Что случилось?
Ее так трясло, что дрожь грозила перейти в полноценный припадок. Она не могла выдавить ни слова, только мотала головой, а он раз за разом переспрашивал: что случилось? Спросив в четвертый, он просто сказал, что сейчас приедет, и выбежал.
Приехал он быстро, и она обнаружила его сразу за дверью квартиры – именно так и должен был поступить настоящий Джастин. Мэй не стало лучше, он сел вместе с ней на диван, и она наконец сумела немного сумбурно, но в целом связно и полно описать недавние события. На середине рассказа он хотел обнять ее, а потом понял, что она не хочет, чтобы до нее дотрагивались. Быстро сложил руки на коленях, и по лицу его прокатилась целая волна чувств: ужас и недоверие, гнев и сострадание. Наверное, они очень смешно смотрелись рядом: он в безупречном смокинге, а она – растрепанная и в халате. Тем не менее она смотрела ему в лицо, в глаза и не отводила взгляд. Это был ее якорь, она хотела сосредоточиться и успокоиться. Вместо этого ее вдруг охватило чувство вины: как она могла кого-то с ним перепутать?!
– Мне пора, – сказала она, выплеснув из себя весь ужас. – Я должна принять душ. На мне чужой запах, я хочу его смыть. Обязательно. Я…
– Нет! Подожди! – воскликнул Джастин, хватая ее за руку.
И сразу же отпустил, потому что она вся сжалась и дернулась.
– Не надо. Я понимаю, как это звучит, но надо поехать в больницу. И сказать, что тебя изнасиловали и…
– Меня никто не насиловал! – взорвалась она и осеклась: – То есть…
– Послушай меня, Мэй. Они смогут взять анализ ДНК и выяснить по реестру, кто этот тип.
