Дональд Маккуин - Ведьма
— Можно. В общем-то, спешить некуда. Но я думаю, что это не помешает.
Они взяли с собой вьючную лошадь. Собаки бежали впереди.
Оставшись одна, Ланта занялась привязанными лошадьми. Переходя от одной к другой, она гладила их по мускулистым изогнутым шеям, проводила ладонями по гладким теплым бокам. Даже боевые лошади Людей Собаки отвечали на ее ласку и она гордилась этим. Она подумала про себя, что животные понимали больше людей. Лошадей не беспокоило благословенное проклятие ее умения видеть. Они не избегали ее прикосновений.
Так, как это делал Мэтт Конвей.
Она коснулась упрямого мула. Рука, скользнув по длинной челюсти, рассеянно замерла. Грустный глаз животного с упреком моргнул.
Мэтт Конвей не избегал ее прикосновений. Он наслаждался ими, когда случайно они касались друг друга. Лицо Ланты порозовело, ей это тоже нравилось. И незачем это скрывать. Она сбежала из Олы, увязалась за ним в это путешествие. Какой смысл скрывать свою любовь?
Мул энергично кивнул. Ланта засмеялась.
— Ты ведь все понимаешь, правда? Даже ты. — Она потрепала подрагивающее черное ухо и снова погладила морду животного. Вскоре, отойдя от лошадей, она направилась ко входу в убежище. Присев у большого валуна, Ланта подоткнула вокруг себя тяжелую мантию. Над ее головой убаюкивающе шумел ветвями ветерок. Ланта натянула на голову капюшон, еще глубже закутавшись в одежду. Навалилась усталость. Не такая, какая обычно приходит в конце дня, а странная, заставляющая закрыть глаза. Казалось, что уют, заставивший ее закутаться в эти теплые вещи, теперь навалился на нее, унося вдаль от этого места.
Это место.
Видение. Оно приходило само, не дожидаясь, пока она позовет.
Видение о Мэтте Конвее. Раньше это происходило именно так.
Упала черная завеса Видения. Окутала ее. Огненные слова проносились, мелькая, через пустоту.
— Ланта будет вырвана из сада Цветов из-за человека по имени Мэтт Конвей. Ланта потребует полного доверия от него и от себя. Кто пойдет на это, не обладая полным знанием и пониманием? Услышь и зарыдай.
Огненные слова исчезли, оставив только темноту. А потом Ланта услышала плач. Голоса бесчисленные голосу, рыдали. На нее накатывалось все страдание, которое можно себе представить, грозя затопить ее. Потом снова появились слова.
— Итак, это был Конвей. Это был конец той жизни, которую он знал. Это было так: чувствуй и удивляйся.
Ритм. Ланта мгновенно поняла, что это испуганно бьется ее сердце. Она чувствовала беспомощность, как мотылек, пытающийся своими пепельными крылышками сокрушить камень. Все замерло. А потом возникло ощущение холода. Что-то умерло, но в то же время боялось смерти. В черноте.
Возвращение огненных слов принесло благодатную теплоту. Ланте хотелось дотронуться до них, пока их ужасный смысл не поразил ее.
— Вот то, что Конвей принесет жене. Человек, знающий смерть изнутри, который не может понять, что такое он сам. Человек, познавший страх узнать слишком много и все же стремящийся знать больше. Человек, которого желает Ланта. Ланта получит то, чего она хочет больше всего. Для того чтобы быть здесь, Конвей стал тем, чем не должен быть ни один человек. Если ты та, кто хочет быть с ним, то ты должна стать тем, чем не должен быть ни один человек, как ты. Время принимать решение. Ответ на вопрос должна дать Ланта: хочешь ли ты, чтобы он умер один раз, чтобы жить дальше, или хочешь, чтобы он умер навсегда? Думай и трепещи.
Она проснулась.
Неподалеку журчал ручей. Ланта неуверенно поднялась и побежала к чистой прозрачной воде, решив помолиться.
* * *Хотя Конвей и Тейт знали, где находится пещера, им потребовалось несколько наполненных волнением минут, чтобы найти ее. Обычным ножом Конвей открыл замаскированную дверь. Не чувствовалось ни малейшего движения воздуха. Напротив, когда они зашли внутрь, возникло ощущение, как будто они погрузились в холодную, гнетущую атмосферу. Конвей кремнем высек из огнива искры. Перенеся слабый огонек на намотанные на палку пропитанные маслом тряпки, он сделал факел. Они шли очень медленно. Громадная стальная дверь, некогда закрывавшая вход в пещеру, теперь уныло свисала так, как ее оставили ушедшие из пещеры люди. Вид ее, в темных пятнах ржавчины, удручил Конвея. Казалось, что металл просил оставить его в покое и дать спокойно доржаветь.
Тейт первая нарушила молчание. Они проходили мимо полукруглой двери, похожей на дверь склепа.
— Пахнет смертью. У меня плохое предчувствие, что скоро завоняет еще хуже.
Конвей знал, что ее воображение рисует то, чего не может выхватить факел: сотни тех, кто умер там, дальше в пещере, и кого навеки оставили замурованными в криогенных капсулах, похожих на гробы. Ни один из них не заговорит об этом прямо. Конвей предложил компромисс:
— Не обязательно идти до самого конца. Помещения с припасами находятся между дверью и… другими помещениями. — Он обругал себя за эту минутную слабость, невысказанное признание того, что всего в нескольких ярдах в непроглядной темноте лежат люди, которые никогда уже не выйдут из плена криогенных систем.
На границе красного круга, отбрасываемого факелом, Тейт казалась тусклой скрюченной фигурой, передвигающейся только украдкой.
— Вон там.
В комнате с припасами царил жуткий беспорядок. Аккуратные полки и проходы превратились в свалку, как после землетрясения. Вверху неясно и угрожающе чернел грубый свод. На стенах плясали тени, и казалось, что духи оскорблены вторжением в их владения.
Конвей поднял камуфляжную куртку, но выронил ее с беззвучным криком изумления:
— Труха. Плесень. Мерзкая плесень. — Голос раскатился неверным эхом. Одежда упала со звуком, напоминавшим вздох. В неподвижном воздухе повисло облачко пыли.
Тейт скривилась.
— Будем надеяться, что оружие не пострадало.
— И взрывчатка. Когда мы сделаем все, что нужно, надо запечатать это место навсегда.
Когда Тейт кивнула, соглашаясь, на лице ее отразилось страдание.
Вся одежда была испорчена. Некоторые вещи уже разложились, и их можно было опознать лишь по пряжкам, замкам или пуговицам. Многие рассыпались в прах при первом прикосновении. Запасы еды, которые, как предполагалось, должны были кормить добровольцев до тех пор, пока их не перевезут в другое место, испортились. Тейт глубоко страдала от этой утраты.
— Там был запас еды на три дня на всех, кто спал в капсулах. Это немного, но мы могли бы этим воспользоваться. Нам не пришлось бы охотиться по пути обратно в Олу.
Конвей подобрал один из пакетов с едой. Пластиковая упаковка казалась неповрежденной. В задумчивости Конвей проткнул ее острием ножа. Из пакета вытекло зловонное месиво. Он поспешно выронил его.
— Да, теперь это отходы.
— Они всегда были ими. — Тейт вздохнула, пнув ногой большую кучу. Пакеты заскользили и обрушились небольшой лавиной. — Сухофрукты еще можно было есть. И буррито. Сначала надо добавить немного табаско, потом… — Она замолчала. Резко оборвала: — Пошли к оружию.
«Вайпы», пистолеты, фанаты, предметы экипировки — все было разбросано в беспорядке. Копаясь в этой куче, Тейт мимоходом комментировала свои находки, каждый раз все более удрученно. Наконец она обернулась к Конвею, держа обеими руками цилиндрический предмет, как будто предлагая его. Устройство имело в длину около ярда, четыре дюйма в толщину и с обоих концов было закрыто крышками. Конвей подумал, что приспособление наверху, возможно, было прицелом. Когда он перевел взгляд с прицела на лицо Тейт, то с удивлением увидел, что оно залито слезами. Тейт заговорила, резко выговаривая слова:
— Это бронебойная ракета, «сабо», с лазерным наведением «Тетя Салли», как ее называли солдаты. Те, которые умерли здесь. Они даже не успели повзрослеть. Ради чего? Мы говорили, что это нужно, чтобы было больше жизненного пространства, достаточно еды, чистого воздуха и прозрачных рек, свободы. Мы почти истребили расу и мир, в котором она жила. Все забыто. И сейчас мы готовы послать на смерть новых юнцов и женщин, лепеча все про то же. Слова. Ни одно из них не стоит одной молодой жизни. Ты меня слышишь? Ни одно, ни одно! — она уже кричала, задыхаясь. По подземелью прокатилось эхо.
Конвей ответил очень тихо:
— Здесь мы можем сделать все по-другому, Доннаси. Мы должны попытаться.
Гнев угас, как угасает огонь. Тейт выглядела опустошенной, ответив:
— Правильно. Мы должны попытаться. Положи это рядом со всем остальным. «Черт побери эти торпеды, полный вперед». «Вперед, вы, сукины дети. Хотите жить вечно?» «Сегодня хороший день для того, чтобы умереть». Это было бы смешно, если бы не было так грустно. История продолжается, так ведь? — Она плюнула. От плевка поднялось крошечное облачко пыли. Тейт наблюдала за этим облачком, как будто оно было важнее всего на свете. Рассеянно, так тихо, что Конвей был уверен, что она говорила это только для себя, Тейт добавила: — Какие же мы дураки. Если бы не было любви, в нас не осталось бы ничего хорошего. — Теперь она пришла в себя. — Некоторые из «вайпов» в неплохом состоянии. Большая часть боеприпасов к «вайпам» — тоже. И гранаты. У каждого солдата был свой запас, достаточный для боя на весь день. Чтобы перевезти все, нам по требуются все лошади. Мы пойдем пешком.
