Новый мир. Книга 1: Начало. Часть первая (СИ) - Забудский Владимир

— Подумай о том, о чем я сказал, — не отвечая на мой вопрос, окончил разговор Джером, отступая. — Мне надо идти, но я буду ждать тебя, как договаривались. Если только обстоятельства не заставят идти раньше. Если что… мне будет тебя не хватать, дружище.

— Постой, а как же?!

Но не успел я подивиться такой сентиментальной фразе из уст несовершеннолетнего хулигана или спросить о чем-то, как он убежал, махнув мне рукой на прощанье — скрылся где-то в трущобах Двенадцатой улицы. У меня, казалось, опухла голова от обилия информации. Я еще с минуту простоял на месте, вертя головой по сторонам. Но в конце концов не уверенно, а затем все быстрее и быстрее, засеменил к дому. Что бы я ни решил сделать — вначале я должен найти маму.

На Центральной улице откуда-то появилось полно людей — намного больше, чем обычно в вечерний час. А я-то думал, что все уже уехали. Прохожие были обеспокоены и спешили куда-то, не стесняясь толкать соседей локтями. До меня доносились обрывки фраз. От моих вопросов прохожие только отмахивались, но из обрывков их фраз мне и так все стало понятно.

— … всеобщая эвакуация… только что приняли. Четыре часа там заседали, пустобрехи! — взволнованно рассказывал толстый мужчина средних лет своей жене. — … фронт прорван… сюда движутся… говорят, совсем рядом стреляют…

— Это ж надо, чтобы никому ничего до сих пор не сказали! — возмущалась в ответ жена. — И что же это, всех подряд мужчин в дружину?! Коля, да ты посмотри на себя, ну какой из тебя дружинник?! Поехали со мной!..

К тому времени, как дойти до нашего дома, я был доподлинно осведомлен, что поселковый совет Генераторного принял невиданное решение о всеобщей эвакуации. По слухам, из Олтеницы сюда уже гнали две дюжины автобусов, на которых все жители Генераторного, кроме военнообязанных и забронированных за жизненно важными объектами, должны были в несколько заходов отбыть в эвакуацию на запад, где для приема беженцев уже начали разбивать полевые лагеря. Все мужчины трудоспособного возврата и военнообязанные женщины, ранее не призванные, подлежали немедленной мобилизации. Им предписывалось не позднее 22:00 сего же дня прибыть в комендатуру для получения инструкций и необходимого снаряжения.

Похоже, Джером был прав — Генераторному предстояло быть захваченным.

У входа в «председательский дом», нервно отгавкиваясь от осаждающих его односельчан, лезущих с настырными вопросами, стоял сам Сергей Николаевич Добрук. Его охраняли двое рослых милиционеров, которые отпихивали локтями самых назойливых говорунов, напирающих на председателя. Я намеревался протиснуться сквозь эту толпу и пройти в дом, но председатель, завидев меня, вдруг решительно раздвинул говорливых теток и крепко схватил за руку.

— Ты где был, молодой человек?! — строго спросил он. — Почему на звонки не отвечаешь?!

— А? — я растерянно уставился на него. — Я, кажется, я комм дома забыл. А что?..

— Тебя три часа все ищут! Мать твоя в истерике. Тоже мне, растеряша! — не унимался не на шутку взволнованный Добрук. — Твой отец поручил мне проследить, чтобы ты отбыл куда надо, ясно? И я собираюсь его просьбу выполнить!

Он крепко ухватил меня за руку и потащил в дом. Милиционеры с трудом пробивали нам коридор в море взволнованных генераторчан, которые осыпали председателя градом вопросов.

— Сергей Николаевич, да что же это, война?..

— Когда-автобусы-то прибудут?!

— И что же это, вещи с собой брать?! Господи, как же так быстро собраться-то?!

— Николаич, да куда ж мне в дружину, ты смотри, у меня вон нога не гнется!

От всех этих вопросов Добрук отмахивался короткими рублеными фразами:

— Не ко мне. К коменданту. По всем вопросам к коменданту. Теперь военное положение, он теперь главный.

— Военное положение… — шепотом повторяли в толпе страшные слова.

На лицах людей была написана паника, какой мне еще не приходилось видеть. Все в толпе нервничали, кое-кто выкрикивал на председателя обидные слова и ругательства. Один мужик начал кидаться на милицейского конвойного за то, что тот слишком грубо толкнул его жену, милиционер в долгу не остался.

Затащив меня в дом, Добрук захлопнул дверь, и гомон наконец немного стих.

— Никого сюда не впускать! — гаркнул он на Григора, вышедшего из своей каморки.

— Сергей Николаевич, я… — неуверенно протянул я, вдруг воспротивившись председателю, тянущему меня за руку. — Я не уверен, что мне стоит…

— Значит так! — раскрасневшись от волнения, Добрук подсунул мне прямо под нос свой мясистый палец и погрозил им. — Не надо мне тут! Нет ни времени, ни желания с тобой спорить. Никто не спрашивает. Значит сейчас я тебя веду домой, ты быстро там собираешься — и через час тебя тут нет. Надо будет — ремня дам и под конвоем отправлю. Понял?! Не хватало еще мне с твоими подростковыми комплексами возиться.

Я не нашелся что ответить на эту речь и позволил тащить себя дальше.

— Ой, Сергей Николаевич, что же это такое? — на лестничной клетке нас уже ждала соседка, тетя Галя, тоже нервная и перепуганная. — Это правда, что ли, что надо куда-то уезжать? Я не поеду, у меня здесь все мое, я…

— Галина Сергеевна, вы на сайт зайдите или радио включите, там комендант все объявляет, — без обычной своей вежливости отмахнулся от соседки председатель, затаскивая меня по лестнице выше.

— Это что же, война? Ой Боженьки, это же с нами будет?! — голос Гали, готовый сорваться на причитания, был заглушен хлопком дверью нашей квартиры.

— Катя! — крикнул Добрук. — Я его привел!

В квартире уже был разгром. Вещи валялись на полу и на стульях, висели на дверцах открытых шкафов и тумбочек. Мама, которая в это время обычно бывала еще на работе, спешно упаковывала чемодан, что-то бубня себе под нос. Вид у нее был настолько обеспокоенный и несчастный, что я почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы.

— Мама, что такое?! — от волнения мой голос сорвался, и одна слезинка таки покатилась по щеке.

— Не ной, парниша, будь мужиком, — одернул меня председатель. — Давай, помоги маме. Чтобы через десять минут был внизу. Все.

Он вышел, захлопнув за собой дверь, и оставил меня наедине с матерью. Не успел я ничего сказать, как впервые в жизни получил от нее пощечину.

— Как ты смеешь в такое время разгуливать без коммуникатора?! Ты смерти моей хочешь?! — в истерике вскричала она, раскрасневшись от волнения.

— Мама, я… — промямлил я.

— Ой, Дима! — в тот же миг забыв о своем раздражении и вздохнула с облегчением, она заключила меня в объятия. — Где же ты был, а?! Я уже все оббегала, всех соседей обзвонила. Разве можно быть таким безалаберным, а?

— Мама! — оказавшись в материнских объятиях, я совсем размяк. — Люди говорят, что война началась!

Мама посмотрела на меня с жалостью и страданием. Я заметил, что и у нее глаза на мокром месте, а ведь Катя Войцеховская не из плаксивых барышень. Но не успел я придумать, как сказать ей что-нибудь ободряющее, успокоить ее, как она уже собралась и взяла себя в руки.

— Так, Димитрис, идем, поможешь мне, — мама потянула меня за собой в мою комнату. — Времени мало, а к тебе есть серьезный разговор и ты должен внимательно слушать.

Я безропотно кивнул и прошел за мамой, которая дрожащими руками продолжала упаковывать в мой чемодан вещи. В комнате была открыта форточка, с улицы был слышен гомон людей. Под окнами председателя Добрука собралась изрядная толпа недовольных людей, каждый из которых требовал каких-то объяснений. Я вздрогнул от неожиданности, когда в стекло ударилась и начала плавно сползать по нему гнилая картофелина — видимо, метили в окно Добруков.

— Присядь, Димитрис, — велела мама, раздраженно захлопнув форточку и задвинув шторы. — Слушай меня внимательно, сынок. Наступают непростые времена. Папа ошибся, когда говорил, что войны не будет. Она все-таки к нам пришла. Не бойся, мы все это переживем и будем жить как раньше. Но пока здесь будет опасно, тебе нельзя будет здесь находиться. Тут не место для детей.