Дуся расправляет крылья (СИ) - Фохт Герд
Бандиты схватились за оружие, но стрелять не торопились. Не торопился и Хюго, хотя бластер в руке намекал всем, что мог и очень быстро. Звякнула защитная шторка на фургончике, отделяя мирное и спокойное «внутри» от шумного и враждебного «снаружи». Автоматоны Салема зашевелились, ощерились стволами, взъерошенными шипами и блестящими лезвиями.
— Ребят, — Хюго грустно смотрел на сладкое облако на палочке, — у нас два варианта. Либо вы занимаетесь своими гребанными делами, я ем сахарную вату и сваливаю отсюда, либо я тестирую на вас экспериментальное оружие Корпорации, и от вас остаются только тени на песке, а я ем сахарную вату и сваливаю отсюда. Какой вариант вас больше устраивает?
Рейдеры напряглись. Один из них, придурковатого вида дрищ с афро на башке, поднял руки и, показав Хюго пустые ладони, пошёл к нему навстречу:
— Нам не нужны проблемы. Я прошу прощения за своего человека.
— Одуван, ты чё? — подал голос один из рейдеров. — Этот ублюдок блефует!
— Славик, — в голосе Одувана слышалось безграничное терпение, — заткнись, нахрен!
— Ты под какого-то петуха прогнуться собрался? Он Барсу челюсть сломал!
Одуван кротко вздохнул, неторопливо вытащил пистолет и выстрелил Славику в голову, поставив точку в споре. Подумал немного, печально покачал головой и следом пристрелил зашевелившегося Барса.
На заправочной станции стало тихо как в морге.
— Понабрали по объявлению… — расстроено выдохнул Одуван и пошел к фургону.
Хюго пропустил его, розовое облако было гораздо интереснее рейдерских разборок.
Одуван аккуратно постучал в защитную шторку и, сунув деньги показавшемуся Салему, заказал сахарную вату. Когда она была готова, он протянул её Хюго:
— Еще раз прошу прощения за доставленные неудобства. Примите в качестве компенсации.
Хюго ухмыльнулся. Отличный поступок — ничего лучшего ни Одуван, ни его рейдеры предложить не могли.
— Замяли, — Хюго убрал бластер и, забрав компенсацию, направился к пибе.
Одуванчик за его спиной облегчённо выдохнул и пошёл отчитывать своих людей.
К убежищу Гнуса Хюго прибыл уже в сумерках.
VII.Terra ubi leones
*Земля, где есть львы
Боярин Вулфрик Фор-Эквусьес пребывал в мрачном настроении и транслировал свое недовольство жизнью на всех обитателей Имения. Точнее, на тех, до кого мог дотянуться. Дланью ли тяжелой, словом ли острым, мыслию ли резвой.
Злым северным ветром пронесся он по галерее, даже не посмотрев на роскошные розовые кусты во дворе, до которых, признаться, был большим охотником. Бросил мимолетный взгляд на часового, который тут же поспешил сменить сонный вид на бравый, втянул живот и выпучил глаза. Чуть ли не бегом Вулфрик поднялся по лестнице на четвертый этаж и наткнулся на группку сплетничающих служанок. Они испуганными синицами слетели по ступенькам, а хозяин замешкался на пару секунд и, собираясь с мыслями, посмотрел на руны «Тюремная администрация», до сих пор заметные над широким дверным проемом. Сколько ни перекрашивали древние стены Имения, сколько ни штукатурили — руны, нанесенные неизвестными мастерами, проступали под потолком. Точно так же проступал и яркий кислотно-розовый цвет, в который древние умельцы выкрасили почти все помещения.
Когда-то умели строить именем Его… Вулфрик нашел взглядом треугольное окошко над потолком — Божье Око — и, не желая искать ответ в солнечных лучах, тут же уставился в пол. Да, раньше многое умели… Но случилось Второе Пришествие: на железных кораблях спустились новые люди, понастроили свои бесовские города, накрутили дырок в земле, да новые суда стали в небеса запускать. Да и были ли они людьми? И спустились ли они с небес? Может, то выбрались из глубин Ада демоны, извращающие все лапами своими?
Отец Серега, техножрец Всеблагого Автогена, лет пять назад говаривал, что только Ацетиленовое Пламя избавит мир от порождений железных кораблей. Да где теперь этот Серега? Пропал вместе с послушником и своими бандурами. Еще пять лет назад ушел в тайную пещеру к огромным железным вратам, дабы вернуть в мир Повелителя, да так и сгинул. Даже пси-метка, оставленная на нем Вулфриком, бесследно исчезла, словно зело могучий боярин стер ее…
Вулфрик еще раз взглянул на Божье Око. Показалось, что в вышине, там, откуда изливался дневной свет, что-то промелькнуло, как бы говоря «делай, что должно и будь что будет». Собравшись с мыслями, Вулфрик толкнул тяжелую дверь, прошел по коридору и оказался в большой светлой комнате. Мастерская сына Персифаля была пригодна к работе в любое время суток: днем солнечный свет попадал внутрь через распахнутые настежь окна, а ночью комнату освещали яркие лампы. И хотя генератор поместья выдавал немного электричества несмотря на все усилия техножреца Герасима, на мастерскую любимого чада боярин не скупился.
— Сын, — веско проговорил Вулфрик, — мне надо поговорить с тобой.
Любимое дитятко как будто и не заметил его пришествия. А возможно и не как будто. Персифаль вдохновенным взором уставился на мольберт перед собой. Рука, сжимающая кисточку, едва заметно дрожала. Требовался завершающий штрих, а может быть, и не один.
— Сын, — чуть повысил голос Вулфрик, — у меня к тебе серьезный разговор.
Персифаль оторвался от холста и перевел затуманенный волоокий взгляд на отца:
— Папá? Как вы тут оказались?
— Я здесь как бы живу, — не удержался Вулфрик.
— Здесь? — Персифаль изумленно повернулся вокруг своей оси. — В моей мастерской?
Если бы в его словах был бы хотя бы намек на насмешку, Вулфрик обязательно бы вспылил, но в словах сына, как, впрочем, и всегда, чувствовалось настолько искреннее удивление, что возмутиться просто не получилось. По крайней мере — вслух.
Вулфрик шумно выдохнул сквозь зубы и, чтобы не наговорить лишнего, стал рассматривать стены, увешанные картинами, эскизами и набросками. И везде главным персонажем было нечто чешуйчатое, иногда зеленое, иногда — не очень, когда с крыльями, когда без, то с рогами, клыками и когтями, а то рога, крылья и когти были главными героями холста.
«Лучше бы голых баб малевал», — раздражаясь все больше, подумал Вулфрик. Сам-то он знал толк и в бабах, и в чешуйчато-когтистых тварях, по молодости успел попробовать и то, и другое. Первые приносили радость, иногда, правда, еще и детей, тварюги же — сплошное разоренье, всегда. Молодой Вулфрик просадил на подпольных боях целое состояние. Как-то так получалось, что завры и виверны, на которых он ставил, постоянно проигрывали. Судьба–злодейка!
Мда… Отдавать долги приходилось не только деньгами, но и тем, что у порядочного боярина всегда с собой. Благо среди дочек богатеев немало тех, кто хочет получить немного боярской… крови.
— Папá? — сквозь пелену воспоминаний пробился взволнованный голос сына: — Вы хотели поговорить со мной…
— Да ты что? — удивился было Вулфрик, но быстро сообразил, что сарказм может завести в очередной тупик и сурово произнес: — Да, сын. Хотел. Тебе пора жениться!
— Зачем? Я не хочу.
— Я уже все решил, мальчик, — не обращая внимания на возражение Персифаля продолжил Вулфрик. — Дита, пятая дочь боярина Остойноса. Гира, разумеется, брата нашего сюзерена, да будет слово его крепко и нерушимо. Она, конечно, не очень красива, зато у нее отличная конституция и широкие бедра, с детьми проблем не будет.
— Я не хочу.
— У Диты хорошая кровь, ни одного бездаря в предках. Да и сама обладает неплохой «пси». На десяти шагах «приказ» передать может. Не так, как я, конечно, но где еще в провинции такого таланта, как я, найти, верно? А-ха-ха-ха!
— Я не хочу.
— За это Гир обещал мне помощь в возврате Вэбэ. Сам понимаешь, нам не хватает солдат для нормального штурма, а те отродья пустошей притащили с собой тяжелое оружие, — Тут до Вулфрика дошло, что родимое чадушко не особенно и радо. — Сынок? Мне показалось, что ты сказал?..
— Я. Не. Хо-чу, — по слогам отчеканил Персифаль, яростно сверкая глазами.
