Анклав (СИ) - Ермошин Андрей Федорович
С трудом Марк пытался объяснить себе, как Алексу и его людям удалось уцелеть после подобного и даже обратить Энцеля — на что указывало множество очевидных свидетельств — в бегство. Он хотел было спросить, но Алекс заговорил первым:
— Ты и эта девушка … как её?
— Рика.
— Рика. Вы были близки?
— Да. Она и меня спасала, много раз.
— Что же, значит, в этом мы похожи: нас обоих больше некому спасать, — сказал Алекс. — Вчера я тоже потерял друга, а ещё — сестру. Энцель забрал её.
— Забрал?
Алекс молча кивнул.
— Но зачем? — спросил Марк.
— Как страховку. Чтобы я не совершил того, что намеревался.
— Считаешь, он убил её?
Продолжая шагать вперёд, Алекс опустил подбородок и вздохнул.
— Мы не знаем.
— Ребята всё обыскали ещё до побега Энцеля, даже поезд: Мари нигде не было, — догнав их, пояснил Филипп. — Энцель мог, конечно, забрать её с собой, когда бежал. Очень надеемся, что она ещё жива.
Марк прокрутил в голове эти слова, осмыслил их. Одно несоответствие привлекло, зацепило его — так хотелось сейчас, после всего услышанного, как-нибудь Алекса поддержать. Нелепый факт, явно чуждый общему контексту, посеял зерно сомнения.
Он решился уточнить:
— Если вы её не нашли до бегства Энцеля, разве могли они увезти её с собой?
— Ну, вообще… — смутился Филипп, — всё произошло очень быстро. Они даже раненых своих побросали.
Алекс остановился, а следом — Марк и другие.
— Что ты пытаешься сказать? — уставился он на юношу.
— То, — Марк в очередной раз сделал усилие, чтобы говорить помедленней, — что если твоя сестра жива — она всё ещё где-то здесь. Кажется, у меня есть версия, где следует искать.
Через пять минут они уже стояли на третьем этаже управы, в приёмной перед кабинетом Энцеля — там же, где Алекс когда-то дожидался аудиенции управляющего.
— Тут? — спросил Марк. Алекс кивнул.
Теперь, когда хозяин кабинета был далеко, приглашения уже не требовалось. Но, переступая порог, Алекс всё равно ощутил себя непрошенным гостем — и поёжился.
Зенитки по третьему этажу не стреляли, миновал его и пожар. Кабинет предстал почти в том же виде, каким запомнился Алексу; нарушали впечатление лишь осколки, разбросанные по полу вперемешку со снегом. Шторы по бокам от пустых рам чуть заметно колыхались.
— Зачем мы здесь, может пояснишь уже? — сгорал от нетерпения Алекс. — Тут я вчера уже смотрел!
Его спутники разбрелись по кабинету, а Марк тем временем пошёл вдоль стены, целиком заставленной книжными стеллажами. Внимательно осматривал её, ощупывал полки.
— Зачем мы здесь? Мы ищем тайник. Такие, как Энцель и его подчинённые, называют подобные тайники «островками дома». Это места, где они могут ненадолго сбросить ту роль, которую отыгрывают перед вами. Расслабиться и насладиться благами цивилизации, от которой временно отказались ради командировок сюда. Цивилизации, куда обязательно вернутся — чтобы, скорее всего, жить припеваючи ближайшее десятилетие, а то и дольше. Пока у вас тут всё идёт своим чередом, как шло всегда.
Алекс развёл руками:
— Какой ещё цивилизации? Ты о чём?
— Очень скоро поймёшь. Для этого я здесь, — сказал Марк. — Ага, вот оно!
Он раздвинул две стопки книг, за которыми обнаружилась ниша с кольцеобразной вставкой. Засунув кисть с коммуникатором в нишу, Марк подержал её там несколько секунд.
Все присутствующие сохраняли гробовую тишину. Но ничего не менялось.
— Чёрт, так и знал, — юноша вынул руку из стеллажа. — Нужен кто-то из местных. Говорите, они оставили раненых? Можете привести одного?
Алекс и Филипп ушли и вскоре вернулись, ведя перед собой человека, ярко-белая перевязь на руке у которого резко контрастировала с видом истрёпанной, запачканной шинели. Алекс выбрал единственного из четверых пленников, способных ходить — по утверждению Филиппа, его подстрелили в руку и схватили, не дав взобраться на поезд. Впрочем, у Алекса была и другая причина для такого выбора: этим пленником оказался аж сам Роберт Ройт, один из главных сподвижников Энцеля. Иронично, отметил про себя Алекс, как поменялись их роли с первой встречи в кабинете начальника шахты.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Увидев Марка, Ройт замер с полуоткрытым ртом. А когда опомнился, то явно хотел что-то сказать, но Алекс бесцеремонно толкнул его к стеллажу и приказал:
— Живо суй вторую руку в это отверстие!
— Я не могу, — сразу отрезал пленник.
Настроя на долгие уговоры не было: Алекс схватил того за ладонь и, не без помощи Филиппа, силой запихнул её в нишу.
Раздалось тихое жужжание. Все в кабинете разом повернули головы к окнам; медленно, сами собой, закрывались шторы.
Как только дневной свет сменился полутьмой, стеллаж с нишей отъехал назад и вбок. За ним обнаружилось пространство с одиноко горящей лампочкой: миниатюрная кабина лифта.
Филипп присвистнул.
— Уведите, — выпустив запястье Ройта, Алекс передал его в попечение ожидаюих рядом шахтёров и первым вошёл в лифт. Марк поспешил за ним: уместиться там могли только двое. Нажал единственную кнопку.
Кабина плавно поплыла вверх; вскоре заполненная людьми комната исчезла, сменившись другой, утопающей в кромешной тьме. Теперь Алекс понимал, где они находятся: лифт поднялся на чердак управы, расположенный под двускатной крышей. Окон — Алекс знал наверняка — там не было, как не вели туда никакие лестницы. Становилось ясно, почему.
Марк включил свет. Размером едва с половину кабинета уровнем ниже, комнатка озарилась голубоватым сиянием, таким мягким и приятным, подобное которому Алекс видел впервые. Гладкие, точно бумага, стены были, как и следовало ожидать, сплошными. По периметру располагались некие аппараты разных форм и габаритов: с кнопками, плоскими прямоугольными панелями в обрамлении хрома, мигающими огоньками.
А подле — угловой диван и кресло, в котором…
— Мари! — Алекс кинулся к сестре.
Та полулежала, сжавшись в комок, на кожаной подушке кресла. Руки и ноги были стянуты, неестественно скрючены: видимо, Мари пробовала высвободиться от пут, но в безуспешных попытках выбилась из сил. Рывком Алекс сорвал повязку, что закрывала верхнюю часть её лица, и, к величайшему своему счастью, увидел, как голова сестры плавно поднялась ему навстречу. Мари с пару секунд безучастно таращилась на него, пока, наконец, не узнала. Глаза её загорелись.
Теперь — Алекс был твёрдо в этом уверен — испытания Мари закончатся. Он никогда больше не подвергнет сестру опасности — чего бы ему ни стоило.
И принялся растягивать, дёргать, кромсать тугие жгуты на кистях её рук. Марк держался сзади, не вмешиваясь.
— Воды… — прошептала Мари пересохшими, растрескавшимися губами.
В комнате обнаружилась и барная стойка с холодильником. Обследовав все отсеки, Марк разыскал меж лимонадов и холодного чая столичного производства бутылочку минералки. Мари выпила воду жадно, до капли.
— Что они с тобой сделали? — Алекс стиснул ладонь сестры, точно пытался удостовериться в том, что она действительно здесь, с ним; что она больше не канет в безвестности. Мари выпрямилась в кресле, расправила затекшие ноги.
— Почти ничего, — сказала она. — С того утра, когда я обнаружила себя в управе, меня держали взаперти, никуда не выпускали. Объяснений я тоже не дождалась, никаких новостей о тебе. Но понимала, что творится неладное…
— Тебя пытали?
— Нет, — Мари покачала головой. — Обращались хорошо.
— Но тебя связали и бросили здесь одну!
— Такое было впервые. Я помню только — дремала, и тут начались взрывы. Потом вбежали двое, скрутили, завязали глаза. Вокруг грохот, а они потащили меня, оставили здесь и больше не возвращались. Что…что это за место?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Идти можешь? — спросил Алекс, покончив с путами на ногах сестры.
Мари кивнула. Он помог ей встать, повёл к лифту.
Марк остался дожидаться кабины, и пока та поднималась, оглядел напоследок комнату. Вогнутый экран телевизора, стол со стационарным компьютером, передатчик внешней и местной связи и ретрансляционная стойка экстернала для подключения к антенне — вещи немыслимые в системе координат этого посёлка — были собраны воедино на мизерном пятачке — анклаве внутри анклава. Портал для побега из реального мира, надёжно скрытый шумоизоляцией стен, или же, напротив, обрывок реальности — живой и настоящей — словно кузнечик, пойманный в коробку.