Память стали (СИ) - Плотников Сергей Александрович

Поскольку в танке осветительные приборы отсутствовали как класс, я затащил за собой снятую с кронштейна переноску. И наконец-то смог осмотреть доставшуюся мне технику изнутри. Корпус меня порадовал: ни следа коррозии, ровный, абсолютно гладкий металл. Только в башне выпирает казенник орудия, и, видимо, механизм заряжания с тщательно «зализанными» гранями, уходящий в пол. Пол, кстати, тоже ровный, с понижением к месту мехвода, лишь немного грязный в местах, где я его сам же и испачкал. У правого борта аккуратно что-то лежит. И не скажешь, что Сталь столько времени провела в яме, полузасыпанная землёй… так, стоп.

Я напряг память, машинально потёр места, где посадил синяки о какие-то выступающие штуковины. Помню, на ощупь это было что-то вроде кронштейнов для крепления чего-то к броне изнутри. И… где? Поискав глазами хоть что-то похожее, я зацепился взглядом за канистру из-под топлива. Бросил я её рядом с внутренней горловиной топливной системы… которой теперь и в помине не было. Как и воронки рядом. Подождите… место мехвода. Я же к нему сначала с командирского поста лез влево и вперёд, под самый скос лобовой детали! А теперь — кресло мало того, что строго по центру, так ещё и назад, под самую башню переехало!

«Сталь — она сама себя менять может» — словно наяву услышал я голос перекупа.

Чёрт! Как? Ситуация из тех, когда в своём здравом уме усомниться проще, чем в объективной реальности!

— Ну. Ты. Даёшь, — покачал головой я, новым взглядом осматривая всё вокруг. Сколько человек в экипаже боевой машины? Вроде три? Да, точно, три: по игре помню — командир, стрелок и мехвод. Их там ещё качать надо было отдельно от танка… и это, кстати, только в современных. А так и четыре, и даже пять могло быть! А тут кресел, вернее, скелетов кресел без следа обивки и мягкого наполнителя — всего два, а места, даже если мысленно навесное оборудование вернуть, на четверых минимум. Та-ак.

Я подвинул переноску к самому правому борту, пошевелил рукой аккуратно разложенные разноцветные кусочки металла — как только не перемешались, пока машина ехала? Латунь, дюраль, кажется — именно из неё основа кресел сделана кстати, — алюминий, вроде… А вот эта, позеленевшая — наверняка медь. Крючки, пластинки, полоски, маленькие сеточки, какие-то круглые штуковины вроде плоских тарелок. А вот это — явно гильзы, совершенно пустые. Ну, допустим, вот эти загогулины — те самые кронштейны, о которые я так больно зацепился. Как их Сталь умудрилась аккуратно снять с себя и сложить в уголок, я примерно представляю — раз уж танк изнутри изменить свою конфигурацию смог. А вот зачем здесь этот склад цветмета — мне интере…

Рука наткнулась на что-то правильно-круглой формы, и я машинально вытащил это к свету. Кольцо. Обычное золотое кольцо, круглое и гладкое — обручальное. Секунду я глядел на него в недоумении — а потом до меня дошло. Сталь. Тот, кто придумал название танкам-артефактам, явно знал, что делал.

Именно сталь. Мотор, механизмы, орудие — но не другие материалы. Это триплексу ничего не сделалось — а вот всё остальное истлело. Рассыпались приборы наведения и тахометр со спидометром, в прах обратились рация и дальномер, брезент с сидений истрепался в пыль, даже немногие неистраченные снаряды не выдержали проверки временем. Возможно, внутри был пожар — Сталь затянула все следы, теперь и не узнать. Вот только вернуть утраченные системы ей оказалось не под силу. Как и экипаж. Оставалось хранить то немногое, что уцелело… пока на машину не наткнулся я.

Закрыв глаза и сжав находку в руке, я ткнулся лбом в борт, опять пытаясь поймать хоть какой-то отклик, сказать, что понял, что… Но опять не вышло. Тогда, подчиняясь наитию, я снял с шеи цепочку — в бога я не верил, но мать в детстве всегда настаивала, чтобы я носил крест на шее и регулярно покупала новый, если я старый терял. Привычка въелась, я даже научился не рвать серебряные звенья. И вот теперь я без колебаний продел цепочку в кольцо — и подвесил, продев через подходящее отверстие в креплении для спаренного пулемёта. Самого пулемёта не было, что давало надежду, что кто-то из экипажа тогда спасся, прихватив с собой тяжёлое оружие.

Надо бы было сказать что-нибудь подходящее моменту — но слова куда-то подевались. В итоге я просто улёгся на свободном ровном участке пола, показавшимся мне самым удобным, использовав вместо подушки капюшон…

Открыв глаза, я увидел косые лучи света, падающие из триплекса. Утро. Мне не снилось ничего особенного: ни кошмаров, где я тону в ожившем железе, ни флешбеков о чужой давно прошедшей войне. Зато я теперь точно знал, что же такое — Сталь. Не в смысле чудесных свойств, а в общем и целом. Память. Просто память. Память нескольких экипажей, ведущих танк в бой, сражающихся, умирающих в нём — и новых, что приходили им на смену. Молнии аномальной зоны сплавили эту память с металлом.

У Стали не было собственных желаний — какие, к чёрту, устремления у куска высокопрочного сплава? Она лишь несла на себе усреднённый, обезличенный оттиск мыслей людей, что её создали и ею пользовались. И надеялись на неё больше, чем на себя и на придуманных богов. Весь смысл существования Стали сводился теперь к единственному стремлению. ЗАЩИТИТЬ ЭКИПАЖ. И всё.

Глава 5

Часов у меня по-прежнему не было, небо со вчера оставалось затянутым белёсой дымкой, мешавшей определить положение светила. Оставалось верить собственным ощущениям, которые утверждали, что уже семь утра, и вообще-то пора не только вставать, но и работать.

Однако городок не спешил просыпаться. Я успел умыться, посетить домик над выгребной ямой, обнаружить, что хочу жрать как не в себя, с трудом запить голод водопроводной водой (надеюсь, всё-таки питьевой, а не технической) — и только тогда тишину начали теснить звуки работы двигателей внутреннего сгорания, хлопанья дверей и человеческие голоса. Вскоре заявилась и Кэтрин.

— Вот! — она сунула мне в руки целую охапку изрядно пожелтевших бланков, перьевую ручку и какую-то штуковину вроде пудреницы. — Специально утром в управу припёрлась, чтобы тебе время не терять, цени! Даже кусок утром перехватить не успела.

— Личное дело, — прочёл шапку на верхнем листе я. Там же сверху типографским способом красовалась надпись «Военная часть номер…», но кто-то не поленился аккуратно зачеркнуть эту информацию и написать аккуратно, буковка к буковке «городское поселение Релейный».

— А ты как хотел? Муниципальный контракт, сам мэр выступает гарантом сделки, нужно зарегистрироваться в городе, — отмахнулась моя временная начальница. — Давай, вписывай по-быстрому свои данные, не тяни. Да прямо здесь, чего туда-сюда ходить!

Я пристроил стопку листов на край верхней броневой детали носа корпуса танка, и, стараясь не ставить кляксы, начал выводить чужие буквы чужого языка.

— Виктор Др… Тр… Как-как? — попыталась прочесть за мной хозяйка свалки, заглянув через мое плечо. Я повторил фамилию вслух, потом еще раз, по слогам. Не помогло.

— Затейники твои родители большие, вот что я скажу. Пиши вон в прозвище «Вик», — подсказала мне женщина. — Теперь отпечатки пальцев давай. Подушечку вон раскрой, там датило… дактило… в общем, специальная тушь для этого самого.

Пудреница на поверку содержала губку, пропитанную чёрной краской. Что, все макать, не только указательный? Прям как будто в уголовный розыск сдаюсь.

— Молодец! — похвалила меня женщина, отбирая листок и вместо него вручая прямо-таки героического размера бутерброд с ветчиной и сыром, завёрнутый в промасленную бумагу. Себе она припасла такой же.

— Спасительница! — аккуратно откусить не получилось, я буквально вгрызся в сэндвич. Хоть силы воли хватило сначала его развернуть.

— Бумажки — бумажками, но неписаные правила нарушать — ты за кого меня держишь? — деланно насупилась женщина. — Нанял человека? Корми!

В отличии от меня, вцепившегося в свою еду двумя руками, Кэтрин спокойно справлялась и с бутером, и с оставшимися бумагами.