Маршрут - 21 (СИ) - Молотова Ульяна

— Ну что, Оль, как водичка?

— Тепло-о.

— Вот и хорошо.

— Ты посмотри, какой простор! Сверху синева и тут всё голубое. Свобода!

— Да оно размером-то, как два футбольных поля.

— Ничего ты не понимаешь. Ложись, как я, и почувствуй!

Тоня попробовала, но всё безуспешно. Её тянуло на дно, как бы она не старалась.

— Так ты воздуха набери и лежи спокойно.

— Да не выходит! Тебя твои буйки спасают, а у меня таких нет.

— Чего, завидуешь? — Оля засмеялась и тут же подавилась водой, начав откашливаться.

— Вот, это тебя эта, как её. Карма настигла! Потому что вредина. И вообще, мне же удобнее.

От смеха и кашля Оля расплакалась, так смешно ей стало.

— Ты же сейчас опять поперхнёшься.

— Хи-хи-хи, кхе-кхе, как скажешь, — Оля вдруг нырнула.

— А?!

На поверхность поднялись пузыри.

— Оля?!

Тоня нырнула следом, но сестры и след простыл! Справа, слева, снизу — нигде нет. Вдруг что-то схватило за ногу! Тоня судорожно повернулась, и ей предстало чудище! Глаза громадные, цепкие щупальца — десять штук! Два плавательных пузыря, и длиннющий язык, так и желающий обвиться вокруг шеи! Она хотела было закричать, но спасительного воздуха не хватит! Одним резким движением вынырнула и начала отбиваться от водяного ногами. И тут он поднялся из пучины.

— А говорила, что глубины не боишься.

— Ты дура! Дура! Напугала! Дура!

— Ну, извини… Я же пошутила просто.

— Дура!

— Прости…

— Не прощу, дура!

— Ну, чего дура да дура, я же смешную рожицу скорчила, а ты меня чуть ли не утопила.

— Дура! Я в лодку.

— Погоди, а то перевернёшь.

— Вот тогда брюхом кверху уплыву.

— Ты так перепугалась?

— За тебя испугалась, а ты шутишь так.

— Блин. Ну. Ну, даже не знаю. Хочешь с винтовки дам пострелять? Только не дуйся, я не хотела.

Тоня с прищуром: — Хочу.

Девочки подтянулись с двух сторон за борта и взволнованно смотрели друг на друга, Оля скомандовала:

— Вверх! Права нога! Левая!

— Я падаю!

— Нельзя!

— А-а!..

Тоня плюхнулась в воду.

Оля филигранно шлёпнулась за ней, кричала в небо: — Ты в порядке?!

— Только ногой ушиблась.

— Так, давай снова! Вверх. Правая. Левая!

Девчонки перевалились внутрь, тяжело выдохнули. Довольно тихо, только бултыхания судёнышка, как поплавка в тазике.

Тоня: — Как-то много всего для двадцати минут.

— Тебе не понравилось?

— Если бы ты меня не пугала!

— Я же уже извинилась.

— Вот пусть тебе теперь стыдно будет.

— Манипулятор!

— Ещё какой, — Тоня повернулась к сестре с хитрющей улыбкой.

— Понятно всё с тобой, и не любишь ты меня вовсе. Эх, нигде мне места нет!

— Ох, а я так вообще, как посреди пустыни, податься некуда, слоняюсь тут и там!

Они лежали так ещё минут пять молча. Вдруг над ними что-то прошмыгнуло! Больше жука, серое, на самолёт похоже, но жужжит.

— Оля, это что было?

— Стрекоза, скорее всего. Значит, тут где-то и комары водятся и мухи, только кусать нас не хотят.

— С чего так решила?

— Она же их ест, а без них с голоду помрёт.

— В смысле, нас почему не кусают?

— Противные мы и невкусные, химией напичканы человеческой, вот они и брезгуют.

— Интересные у тебя теории. А как думаешь, рыба тут есть?

— Если оставить на глубине кусок мяса, например, или хлеб покрошить, может кто и приплывёт.

— Мясом рыбу кормить, — скептически отметила Тоня.

— Вдруг тут щука обитает! Зубами щёлк, как за мягкое место укусит, так от тебя только визг на всё озеро услышу.

— Я что, писклявая такая?

— А знаешь, как щука кусает? А вот меня кусала. Там не до баса.

— Ты поэтому рожи на глубине корчишь?

— А я в душе Ихтиандр — воду люблю.

— Ой, поплыли обратно уже, а то простудимся на ветру.

— Грести я буду?

— А тебе помочь?

— Ага.

— Вот и лежи так дальше, а я за вёсла.

Обратно они плыли раза в два дольше. Тоня каждый раз останавливалась, разминала плечи и жаловалась, что неудобно ей. Вся покрасневшая. Кажется, пота на ней стало только больше, но от помощи отказывалась. Всё гребла и гребла. Неожиданно, мель.

— Фух! Мои руки…

— Чего же ты так торопилась? — Оля упёрлась локтями в колени, а подбородком уложилась на кулачки, — Ты в порядке?

— Нога правая болит, как-то не так забиралась, наверное.

Оля взволновалась: — Понести тебя?

— Не, сама дойду.

Горячий песок. Зарываясь в него ступнями, можно было почувствовать, как живительное тепло растекалось по всему телу. Как это мягкое чувство затекало в каждую извилину, оставляя после себя лишь удовольствие. Вот садишься на него, начинают греться ладони. Ладони, что столько времени были вынуждены работать с ржавым железом, тёртой резиной, шумным полиэтиленом и трухлявыми дровами. И всё это было холодным, безжизненным. А эти песчинки обволакивают, прячутся под ногти, норовят попасть туда, куда не следует, но, кажется, совершенно не из злых намерений. Поднимаешь немного голову и вот солнце начинает греть лицо. Только недавно раздражало, мучало, а сейчас, когда сидишь и отдыхаешь, плавятся любые злоба и негодование. Хорошо. И с пруда дует прохладный ветерок. Вот пришёл Кишка, улёгся пузом на золотистый песок, чем-то в такой позе напоминая буханку хлеба, прикрыл глаза и снова задремал. А вокруг только лес.

— Оля, ты часто на море отдыхала?

— Пару раз. В Крыму и в Сочи.

— И где лучше? Тут или там?

— Как же это сравнишь? Совсем разные же вещи. Вот я в деревне у бабушки летом бывала. Мы вместе таскали такую же лодку, нам дедушка помогал, отплывали подальше от берега и просто болтали. Мне очень нравилось — спокойно, тихо, никто не тревожит. Она мне книжки читала или рассказывала истории, а я ей про школу, успехи свои. А море — это море. Там тюленем отдыхаешь, сама знаешь. Можно на экскурсию съездить, на замки посмотреть или на гору подняться. Я на Ай-Петри была. Кипарисы интересные там растут, не такие ухоженные и красивые, как в городе, а размашистые и большие. Лианы разные на них. Но всё равно дома привычнее.

— Угу, наверное, ты права. Кстати, мы, получается, купательный сезон открыли.

— Не купательный, а купальный.

— А я в русском никогда сильна не была. Обороты разные, наречия, числительные. Ты же меня понимаешь — значит всё в порядке. И вообще, я больше геометрию люблю. Доказательства разные, теоремы.

— Теоремы… Ты у нас и философ, и оратор, и математик. Ты ещё купаться будешь, а, Пифагор?

— Нога всё ещё болит. Видишь, грею. И вообще, ты мне обещала!

— Что?

Тоня взглянула на сестру неодобрительно.

— А, ты про это. Думай тогда, где и как. Тут же не стрельбище.

— Чего думать? Один раз в воздух пальнуть, так мы всех и распугаем!

— Какая ты простая. Хотя, тоже вариант.

— Давай по банкам стрелять, как в тире.

— У нас, думаешь, так много пустых с собой? Я их портить не хочу.

— А я что-нибудь придумаю, — Тоня подмигнула.

— Ага, изобретательности хоть отбавляй.

Одевшись и обувшись, вытянув лодку на сушу, девочки направились к 57-му. Из ящика с провиантом Тоня вытащила три целых консервы — сокровище по своей сути!

— И в чём же твой план?

— Опустошить их!

— А потолстеть не боишься?

— Ты обещание выполнять будешь или нет?

— Да, но мы не будем ради развлечения набивать животы тем, что нас может от голодной смерти спасти.

— И какой тогда план у тебя?

Оля осмотрелась, на краю опушки стояла мёртвая берёза. Толстая, ветвистая, чуть покосившаяся в сторону леса, вся в огромных трутовиках. Выше малиновки, а значит, в высоту минимум метров пятнадцать.

— Доставай пилу. Сейчас будем дружбой заниматься.

— Чего?

— Берёзу ту спиливать будем.

«Дружба» — она же — пила на двух человек. Вообще, ей нужно пилить вертикально. Стволы на брёвна, брёвна на доски, доски на рейки, но если ствол трухлявый, а сил не хватает, то вполне подойдёт. Тем более, если всегда висит на корме танка. А ствол и правда трухлявый — десятки грибов-паразитов высосали все соки. Гигант был сломлен ордой наглых бандитов, что разрастались, питались за его счёт, не давая ничего взамен.