Елена Ершова - Царство медное

— Разве ты не один из них? — спросил у незнакомца Виктор.

Тот кивнул.

— Но ведь они гонятся за тобой? Почему?

— Я предатель.

Точно таким же непринужденным тоном он мог сказать «холодное же нынче выдалось утро» или «как вы поживаете, дорогой сэр?»

Виктор почувствовал, как из груди рвется истерическое хихиканье. Тем не менее, он подавил его и не нашел ничего лучше, как переспросить:

— То есть?

— Я предал Устав, — ответил незнакомец, продолжая прислушиваться к звукам наверху. — Хочу получить то, что никто еще…

— Ложись! — вдруг страшно закричал он.

И накрыл собою Виктора.

Где-то наверху прогрохотал громовой раскат. Будто великан ударил в землю своим многопудовым молотом. Земля просела под тяжестью навалившейся на нее ноши, сверху просыпался дождь камней и сажи. Волны подземного гула, почти не слышимого человеческим ухом, но осязаемого кожей, накатывали и прошивали каждую косточку Виктора. Вместе с ними накатывала тошнота, и уши заложило тугой ватой.

«Вот и все», — подумалось ему.

И пришла тьма.

3. Договор

Очнулся Виктор оттого, что его резко рвануло вверх, едва не вывихнув руки из суставов. Прямо перед глазами возникло незнакомое посеревшее лицо. Следом вернулась память.

«Убийца. Это он убил…»

Виктор зло вскрикнул, не слыша собственного голоса, толкнул убийцу в грудь.

Человек в ржавом мундире перехватил его руку, что-то процедил сквозь зубы и нахмурился, ожидая ответа. Потом звонко ударил Виктора по щеке. Тот дернулся, втянул слюну. Противная вата, заложившая уши, исчезла. Остался только призрачный далекий звон.

— Лучше? — холодно поинтересовался незнакомец.

Виктор дотронулся дрожащими пальцами до ушей.

— Что это было?

— Был Улей, — в обычно бесстрастном тоне послышалась издевка. — Теперь уже нет. Тебя контузило. Помоги.

Он опустился прямо возле стены, и, хотя в подземелье было довольно темно, Виктор заметил, что правая нога незнакомца теперь промокла насквозь от голенища сапога до кителя.

Кровь.

Что делают убийцы с теми, кто стреляет в них и попадает?

Незнакомец достал стек. При виде отточенной стали Виктор отступил. На губах незнакомца появилось что-то вроде улыбки.

— Я не собираюсь трогать тебя. Надо вынуть пулю.

Он натянул заскорузлую ткань. Осторожно поддев острием стека край крохотного отверстия — след пули, незнакомец сделал надрез. Кровь полилась сильнее.

— Я же сказал помочь! — в тоне незнакомца появились нетерпеливые нотки.

— Да почему? — закричал Виктор. — Почему я должен тебе помогать?

Некоторое время они буравили друг друга взглядом. Виктор — с отвращением и недоверием, незнакомец — с холодной расчетливостью.

— Ты должен довериться мне, — наконец сказал он.

— Довериться? — Виктор выругался. — Ты убил людей!

— Это было необходимо.

— Необходимо убить?

— Они могли убить меня.

В этом был смысл. Виктор вспомнил, как Монгол снимал пистолет с предохранителя, осторожно подступая к упавшему вертолету.

Если это враг — он должен быть повержен.

— Тогда почему, черт побери, ты не убил и меня?

Незнакомец спокойно выдержал взгляд ученого.

— В этом не было нужды.

— Но почему?

— Нужен только один.

— Почему я?!

— Интеллект против силы, — ответствовал незнакомец. — Я выбрал интеллект.

Виктор в раздражении вскинул руки.

— Ты сам пришел в Дар, — заметил незнакомец. — Тебе нужен ответ. Я могу дать его тебе.

— Это черт знает что такое, — пробормотал Виктор. — Какой уж тут ответ, когда все мертвы, а цитадель…

— Есть еще.

Виктор замер.

— Еще?

— Дальше на севере, — прошелестел незнакомец. — Никто из ваших там не был. Есть заброшенные ульи. Есть целые и действующие, вроде того, откуда прилетел я.

— Ты? — Виктора обожгло волной понимания и страха.

— Я, — отчеканил незнакомец. — Я васпа.

Свистящее слово, сорвавшееся с его губ, послало вдоль позвоночника Виктора колючие иголочки мурашек. В ноздри вновь ударил запах озона и гари. И к нему примешивался другой — его Виктор тоже теперь безошибочно выделял среди остальных. Запах, подобный запаху нагретого металла, возможно, меди. Узнаваемый генетической памятью всех прожитых поколений. Запах страданий и надвигающейся смерти. Крови.

Под ногой незнакомца натекла целая лужа. Но он даже не обращал на это внимания, словно на ничего не значащую деталь.

— Тебе нужны такие, как я, — продолжил он. — Что нужно? Исследования? Я дам это тебе. Доказательства? Оно перед тобой. Может, ты хочешь сокровища Королевы? Я добуду и это. Все, что пожелаешь. Я могу. Я имею власть.

Виктор снова почувствовал головокружение.

— Ты убил людей, — процедил он, тоже приваливаясь к стене.

— Мы это обсудили, — нетерпеливо прервал незнакомец.

— А тех, в вертолете… — продолжил Виктор. — Ты ведь убил и их тоже?

— Они не люди.

— Убил?

— Они жертвовали ради меня. Я — офицер претории. Я важнее. У меня власть. Без меня ты не доживешь до утра.

— Это угроза? — спросил Виктор.

— Ничуть, — спокойно отозвался незнакомец. — Вы, чужаки, пришли в опасное место. Если тебя не убьет радиация, убьют васпы. Или те, кто бродит ночью по болотам. Без меня ты не выживешь. Посмотри на свою руку.

Виктор посмотрел. Кровь уже не сочилась из крестообразной раны, и надрез затягивался, словно прошла неделя, а никак не пара часов.

— Симбиоз, — сказал незнакомец. — Я поделился с тобой. Это доказательство моей силы.

— Усиленная регенерация, — пробормотал Виктор.

Некоторое время он молчал, потом спросил:

— Что же ты хочешь взамен?

Незнакомец улыбнулся холодно, одними губами, ответил:

— Для начала — вытащить пулю.

Виктор кивнул. В конце концов, много ли он терял? Все его друзья были мертвы. Незнакомец был прав — в зараженной зоне скрывалось куда больше опасностей, чем он мог себе представить. А кто знает, сколько времени он еще пробудет здесь и вернется ли домой живым?

Виктор присел рядом с незнакомцем и взялся за окровавленную ткань. На его руки брызнул целый фонтанчик крови, когда лезвие стека вонзилось в рану. Виктор отвернул лицо, стараясь не смотреть на хирургические манипуляции незнакомца. Уже в который раз за прошедшие сутки его подташнивало. Возможно, еще и потому, что последний раз он ел на рассвете.

— Достаточно, — наконец сказал незнакомец.

О пол звякнул продолговатый кусочек свинца. Виктор поспешно отдернул руки и вытер ладони о собственные штаны.

Что же дальше?

— Послушай, — начал он и запнулся.

Только теперь он понял, что не знает, как обращаться к незнакомцу.

— Послушай, — еще раз попробовал он. — У тебя вообще есть имя? Я никогда раньше не общался с… подобными тебе.

— Ян, — имя незнакомца было таким же кратким, как взмах его стека, как четкие фразы тех спорящих (васпов).

— Я Виктор, — угрюмо буркнул ученый в свою очередь и поглядел наверх. — Как теперь выбраться отсюда? Если цитадель взорвана, мы погребены под ее обломками. Может, здесь есть другой вход?

— Есть, — согласился Ян. — Идем.

Он начал вставать, опираясь о стену. Кровь еще толчками вытекала из раны, но никак нельзя было сказать, что это доставляло ему какое-либо неудобство.

— Нечувствительность к боли? — как истинный ученый, вскользь поинтересовался Виктор.

— Нет, — отозвался Ян. — Но я умею это контролировать. Скоро пройдет.

Он шагнул в темноту, вглубь лабиринта. И Виктору ничего не оставалось, как последовать за ним.

Вскоре он снова потерял счет времени и совершенно заплутал в пространстве. Ландшафт не менялся — те же покатые своды, те же сплетения труб, бесчисленные повороты. Виктор почувствовал, что начал уставать.

— Может быть, сделаем передышку? — предложил он.

— Нельзя, — отозвался идущий впереди Ян. Он прихрамывал на раненую ногу, но темпа не снижал. — На рассвете нас будут искать.

— Тогда тем более, лучше переночевать здесь.

— Нельзя. Здесь слишком холодно ночью. Ты не выдержишь. Должны успеть к заходу солнца. Будет время, чтобы найти твой вездеход.

— Ты сказал, что Дерек мертв.

— Он мертв, — с жесткой уверенностью ответил Ян. — Но если вездеход цел, можно переночевать там.

— Но ты сам сказал, что с рассветом нас будут искать? — Виктор был совершенно сбит с толку. Ему казалось, что этот сумасшедший издевается над ним.

— На рассвете нас будут искать васпы. К тому времени мы уедем.

— Тогда почему, — Виктор запнулся. — Почему мы не можем уехать ночью?

Ян коротко вздохнул, будто сожалея, что приходится разъяснять непонятливому ученому прописные истины, терпеливо ответил снова: