Яростный свет (ЛП) - Стоун Кайла
Она оплакивала их всех.
Глава 35
Амелия
Кто-то постучал в дверь Амелии.
— К вам Элиза Блэк, — оповестил искусственный интеллект. — Мне ее впустить?
Амелия напряглась. Ее взгляд упал на скрипку, лежащую на мозаичном столике неподалеку от нее и уже собирающую пыль. Прошло семь дней с тех пор, как она пыталась играть, семь дней как Амелия уединилась в своей комнате и не встречалась ни с кем.
Она не покидала своих апартаментов с момента выписки из больницы неделю назад. Ее ноги все еще пошатывались, голова болела после приступа. Кисти рук продолжали дрожать, словно наэлектризованные какой-то невидимой силой.
Ее друзья пытались навещать Амелию каждый день… Мика, Уиллоу и Бенджи, Габриэль, Финн и Селеста. И ее мать. Но она отказала им всем. Сейчас у нее закончились оправдания.
Три дня назад она открыла один из витражей в саду бабочек и прислушалась к миру за окном.
Как только шок от битвы отступил, пришло осознание реальности исцеления от страшного вируса «Гидры». Страх уступил место надежде, радости, жизни. Но Амелия не могла быть частью этой радости, этой новой жизни. Только не сейчас. Как ей казалось, вообще никогда.
На подставку скрипки приземлилась черно-белая бабочка. Ее атласные крылышки медленно расправлялись, переливаясь в лучах искусственного солнца. Амелия долго смотрела на нее. Столько красоты в таком крошечном создании.
Она больше не могла продолжать прятаться от мира. Амелия знала это.
— Да, — ответила Амелия. — Впусти ее.
Мгновение спустя она услышала грациозные шаги своей матери.
— Я знаю, что ты злишься на меня, — проговорила Элиза. — Знаю, что заслуживаю этого. Но, пожалуйста, не ненавидь меня.
Искусственный солнечный свет согревал обнаженные руки Амелии. Легкий шелковый сарафан приятно касался кожи. За окном садилось солнце. На фоне золотисто-алых полос неба проступали контуры гор.
— Мне безумно жаль. — Горе и сожаление заглушали голос матери. — Если бы я не натворила дел, возможно, Сайлас до сих пор был бы жив.
«Не веди себя так, будто ты любила его». Вспыхнувшая мысль в мозгу Амелии была горькой и уродливой. Амелия повернулась лицом к матери.
— Он мертв. Мой брат погиб.
Темные тени, похожие на синяки, залегли под покрасневшими мамиными глазами. Ее обычно блестящие русые волосы свисали до плеч и тускло оттеняли исхудавшее лицо.
— У меня было много времени подумать за последние несколько недель. Ты права, Амелия. Ты права во всем.
— Я видела в Сайласе только его ненавистного отца, и поэтому не могла любить так, как должна была. Я пыталась. Пожалуйста, поверьте мне, я пыталась. Теперь я люблю его.
— Слишком поздно, — прошептала Амелия.
По бледной щеке матери скатилась слеза.
— Я знаю, милая. Знаю. Я сделала так много вещей, о которых жалею. Я подвела Сайласа. Я подвела людей, которые доверяли мне. В конце концов, я подвела даже тебя. Ты — все, что у меня осталось, Амелия. Ты — все, что у меня есть. — Она умоляюще посмотрела на Амелию, сцепив руки. — Пожалуйста, прости меня.
Амелия не могла больше видеть творящиеся в мире мерзости. Она не могла терпеть боль, печаль и сожаление, которые сковывали ее как цепи. Ее отца больше нет. Сайласа больше нет. Ее музыки больше нет. Сможет ли она пережить потерю матери?
В мире и так слишком много ненависти. Слишком много злобы и горечи. Этому должен быть конец.
Она тщательно выговаривала каждое слово. Они звучали хрупко, как раскаленное стекло.
— Я прощу тебя.
У Элизы перехватило дыхание.
— Но не сегодня.
— Я… я понимаю. Я люблю тебя, Амелия. Что бы ни случилось, помни об этом. — После нескольких секунд молчания мать повернулась и зашагала прочь с террасы, держа спину прямо, двигаясь плавно и грациозно. Лишь легкая сутулость плеч выдавала ее горе.
Амелия рухнула на кованый стул, ноги больше ее не держали.
Амелия не знала, сколько времени просидела там. Стеклянные стены террасы погрузились в черноту ночи, когда ИИ возвестил:
— К вам пришел Мика Ривера.
Она моргнула.
— Впусти его. Пожалуйста, приглуши свет до сумерек. — Солнечный свет погас, сменившись мягким голубоватым свечением. Теперь она могла видеть звезды, сияющие на фоне темного неба как бриллианты.
Мика уселся в кресло напротив нее, на столе между ними лежала ее скрипка.
— Прости меня, — срывающимся голосом проговорил Мика. — Прости за Сайласа, за все. Если бы я оказался быстрее, прицелился лучше…
Амелия покачала головой.
В его глазах за очками отражался океан печали.
— Я пытался его спасти.
Амелии не нравилось видеть страдание на его добром и дорогом лице. Она мягко положила ладонь на руку Мики. Какая-то часть ее души хотела прижаться к нему и больше не отпускать.
— Никогда не бери на себя ни малейшей доли вины за это. Никогда. Это не ты. Мой отец и Слоан убили Сайласа. Никто другой. Ты был ему другом. Ты, Уиллоу, Финн и Джерико. Благодаря вашей любви и поддержке мой брат становился другим человеком. Он преображался.
— Да, это так, — прохрипел Мика. — Он правда менялся.
— Я скучаю по нему каждую секунду каждого дня, — прошептала Амелия.
— Я знаю. Он был моим другом. Он пожертвовал собой ради нас. Он умер героем.
Некоторое время они молчали. Просто сидели, наслаждаясь обществом друг друга. В тени мелькали бабочки, в воздухе витал аромат жасмина и жимолости.
Взгляд Мики скользнул к скрипке, лежащей на столе.
— Сыграешь?
Амелия уставилась на свои предательские руки, так невинно лежащие на коленях. Стоило ей произнести вслух эти горькие слова, как они станут реальностью.
— Мои руки. Когда я пытаюсь работать ими, они трясутся. Я едва могу пользоваться вилкой и одеваться… — Она сглотнула. — Я не могу больше играть.
— Со временем они смогут восстановиться? Как память после травмы?
Амелия все еще чувствовала музыку, слышала, как та звучит в ее сердце, в ее душе, представляла себе каждое положение пальцев, каждую ноту и гамму. Но неуклюжие, дрожащие руки предавали ее каждый раз, когда она пыталась играть.
Дрожь не пройдёт. Она знала это до мозга костей, каждой клеточкой своего тела. Некоторые вещи, к сожалению, утрачиваются навсегда.
— Я знаю, как много музыка значит для тебя, — мягко сказал Мика.
Амелия смотрела прямо перед собой. Она не могла смотреть на него. Ей было слишком больно. Если бы она посмотрела в его темные, бездонные глаза, то разбилась бы вдребезги.
Ее глаза горели. Она уже выплакала тысячу тонн слез. Откуда взяться еще слезам?
Мика откашлялся, достал из кармана небольшой предмет и положил его на стол.
— Мы нашли это в кармане президента Слоан.
У Амелии перехватило дыхание. Флешка с ее именем, нацарапанным рукой ее отца.
— Ты знаешь, что там?
— Тео проверил. Это формула твоего лекарства от эпилепсии.
Амелия зажала флешку в пальцах. Ее захлестнуло облегчение, за которым последовала новая волна горя. Она моргнула, отгоняя слезы, собравшиеся в уголках глаз.
Она знала, что это значит. Это был его подарок.
Отец предупредил ее о Слоан и Харпер. И вот теперь это. В тайне он хранил формулу, в которой Амелия отчаянно нуждалась, чтобы жить.
Отец снова спас ее. Он буквально подарил ей жизнь. Она будет жить.
Ее отец. Убийца миллионов людей. Чудовище.
Умел ли ее отец вообще любить? Любил ли он ее по-настоящему? И считалась ли любовь порочного, испорченного человека любовью? Некому было ответить на эти вопросы.
Она пыталась убедить себя, что это неважно, но все-таки его любовь имела значение.
Любовь отца всегда была важна для Амелии.
Глава 36
Уиллоу
— Зачем мы снова идем в поход? — задыхаясь, спросила Уиллоу, у которой от напряжения разболелись ноги. Они с Рейвен поднимались по крутому склону, усеянному глиной и землей, грязью и снегом, ветками и мертвыми листьями. Кругом возвышались дубы, клены, сосны и ели. В конце февраля воздух оставался холодным, но в лучах солнца, пробивавшихся сквозь кроны деревьев, было почти тепло.
