Сергей Зайцев - Метро 2033. Тёмная мишень
– Да мы все уже давно эти твои хомо спекусы… – тихо вставил такой же малоразговорчивый, как и его напарник, Вяземский. Но на его реплику никто не обратил внимания, и он снова стушевался. Эти два «братца-акробатца» больше привыкли выполнять приказы, чем общаться. Шрам, скорее всего, вот таких неразговорчивых и подбирал себе на службу.
– Даже караванщикам пытались эту гадость продать без всякого зазрения совести, – вздохнул Каравай. – А те и так любую живность на поверхности оприходуют и выберут что получше, а не первую попавшуюся дрянь.
– Караванщики? – Димка замер, едва успев подавить желание тут же вскочить. – С Автозаводской?
– Ну да, они самые, – подтвердил Федор. – Пятеро гавриков, навьюченные, как ослы. Рожи кирпичом, взгляд недобрый, того и гляди стрелять начнут. Да вот наши орлы, – Кротов поочередно обвел взглядом Вяземского и Степанова, – задержаться им не дали, карантин же. Сразу отправили восвояси. А тут дорога только одна – на Новокузнецкую.
Димка очень постарался, чтобы его лицо никак не выдало волнения, которое его охватило при этом паршивом известии. Очень хотелось выматериться вслух. Упустил! Как же так?! Дикие проскользнули мимо станции, словно ветер, пока он сидел в палатке с Наташей, внимая Шраму!
Сославшись на усталость, Димка сообщил, что отправляется спать. Федор, конечно, был огорчен его уходом, но возражать не стал, проявил понятие. А парень, нырнув в палатку, сразу начал собираться. Завернул в тряпку и засунул в рюкзак еду, проверил оружие.
– Свою сумку тоже прихвати, Наташ, может пригодиться, – посоветовал Димка.
– Что происходит, Дим? – глаза девушки, наблюдавшей за его лихорадочными действиями, встревоженно блестели в пламени свечи.
– Сможешь сделать так, чтобы никто не посмотрел в нашу сторону?
– Конечно. Уходим? Куда?
– На Новокузнецкую. – Димка тяжело вздохнул, заранее зная все, что может сказать девушка насчет злополучной для них обоих станции. – Наташ, сам туда не хочу. Но ведь и в самом деле пора что-то решать. Для начала нужно догнать караванщиков, они только что ушли на Новокузнецкую.
– А как же Шрам? Он же…
– Пусть в свои игры играет сам.
Жаль портить палатку, но деваться некуда. Димка затушил пальцами свечу, заставив небольшое пространство палатки утонуть в чернильной тьме. Затем аккуратно прорезал ножом ткань задней стенки сверху донизу, и они с Наташей, подхватив свое немногочисленное имущество и оружие, бесшумными тенями выскользнули в темноту. Прячась за толщей ближайшей колонны, Димка выглянул, убедился, что от костра никто не обернулся, и побег пока не заметили. Только Федор, беспокойная душа, уже успел куда-то запропаститься.
Они спрыгнули с края платформы на пути и быстро двинулись вдоль облезлых вагонов. Свет факелов сюда совсем не доставал, приходилось шагать почти в кромешном мраке. Почти – потому что зрение сталкера разукрасило тьму по-своему, заставив ее ожить, засветиться новыми оттенками. Он вел Наташу уверенно, так, словно путь впереди был прекрасно освещен, и ни разу не позволил девушке споткнуться. Даже короткий отдых пошел на пользу, позволив включиться способностям. А ведь Степанов недалек от истины, подумалось сталкеру, они тут и в самом деле уже превратились в этих самых хомо спекусов, в той или иной степени. Норные создания. Пора, черт возьми, пора выбираться из метро и жить на поверхности, пока окончательно не утратили человеческий облик…
Из-за последнего вагона, перекрывая путь, навстречу шагнула темная фигура.
Димка мгновенно вскинул «Бизон», но Наташа тут же резко отвела его рукой в сторону. Искатель уже и сам увидел – Федор. Собственной персоной. Без рюкзака, но с загадочным стволом за плечами, в брезентовом чехле, и неизменной гладкостволкой в руках, наверняка снаряженной картечью – других зарядов старый приятель давно не признавал.
– Федь, какого черта ты тут делаешь? – прошипел Димка, рассерженный нежелательной заминкой.
– Я? – тоже шепотом ответил Кротов, в его глазах плясали насмешливые бесенята. – Да просто отлить отошел. А тут местечко как раз удачное – тихо, спокойно.
– Угу. Аж на другом конце станции. Ладно, как догадался, что мы собираемся свалить?
– Да у тебя все на морде лица написано, Димон. Никогда ты не умел скрывать своих намерений. А я тебя знаю гораздо лучше, чем всякие там Караваи с Солеными, не говоря уже об этих дуболомах от Шрама. Я и сам вам хотел подсказать, чтобы сваливали, да свидетелей многовато, а случая все никак не представлялось.
– Почему? – требовательно поинтересовалась Наташа. – Почему мы должны были уйти? Что ты от нас скрываешь?
– По дороге и объясню, – отмахнулся Фёдор. – Ну что, потопали?
– А свой рюкзак? Вот так здесь и бросишь?
– Чего не сделаешь ради конспирации. Пусть думают, что я действительно по нужде уперся. Какой нормальный челнок в здравом уме бросит свое барахло? Ладно, ладно, нечего на меня с таким недоверием глазеть. Не было в рюкзаке ничего ценного, тряпьем для отвода глаз набил.
– Федь, не стоит тебе идти с нами, – предостерег Димка с мрачным видом. – Не хочу тебя подставлять, да и не твоя эта проблема, не ввязывайся.
– Не моя, говоришь, – Кротов усмехнулся. – Ну уж нет, Димон, все, что касается тебя, касается и меня. Разговор у меня к вам обоим есть… Не при свидетелях. Так что мне с вами как раз по пути.
И Федор, развернувшись, двинулся в темноту первым.
Глава 9. Случайности не случайны
«Отсечка» в переходе между Новокузнецкой и северным залом Третьяковской представляла собой участок три на четыре метра, отделенный от общего коридора с двух сторон металлическими решётками.
Два охранника, с виду почти неотличимые друг от друга, азартно шлепали картами по приспособленной в качестве игрального стола крышке тумбочки. На стриженных под «ноль» головах игроков – засаленные кепки, на сутулых плечах – облезлые кожаные курки, на ногах – пузырящиеся в коленях хэбэшные штаны и стоптанные до дыр кирзачи. Сбоку тумбочки дремали прислонённые «калаши».
Хрипловатый тенор перемежался с зычным басом, разгоняя тягостную тишину:
– Вот тебе кудрявого!
– А я твоего кудрявого бабой!
– А козла бородатого сверху не хочешь? Лови! Гы-ы-ы!
– А на козырного чем ответишь?
– Погоди, щас отвечу, терпеть сил уже нет…
Штопор поднялся с табуретки, прервав любимое занятие. Ну а чем еще заняться на опостылевшем дежурстве? Карты рубашкой вверх хрястнул на тумбочку – чтобы напарник не подглядывал. Постанывая от удовольствия, потянулся всем телом – давно надо было размяться, а то засиделся так, что ноги затекли. Затем бросил хронически недовольный взгляд на лампадку, свисавшую на цепи с вбитого в стену крюка. Ее слабый огонек почти не разбавлял уже въевшийся в душу мрак, сочившийся со стороны жутковатой Третьяковской. Это еще хорошо, что внутри вдоль внешней решетки выложен барьер из мешков с песком – хоть какая-то видимость защиты от выродков, обитавших по ту сторону.
Впрочем, как ни крути, а все равно неуютно до дрожи, место такое – проклятое.
Зато пайка за дежурства верная, голодным не останешься, а если больше ничего в жизни не умеешь, то твой удел – прозябать охранником. Ничего, давно уже пообвыкли. Можно даже сказать, что работенка непыльная. Сутки отсидел, двое гуляешь. Штопор шагнул к промежутку в барьере – там находилась решетчатая дверца, поэтому мешки отсутствовали. Расстегнув ширинку, принялся мочиться сквозь прутья.
Оставшийся возле тумбочки Крендель поморщился:
– Слушай, хорош уже туда гадить. Я, мля, не токсикоман какой-нибудь! Вон ведро с крышкой есть, туда и фигачь.
– Ишь ты, нежный какой, – насмешливо пробасил Штопор. – Не нравится – Учителю идею подкинь, давно тут пора все заложить наглухо. А мне так вольготнее, чем в вонючую парашу.
– Довыеживаешься, Штопор. Нечего морлоков свежаком дразнить.
Крендель сплюнул на пол, покрытый такой толстой коркой грязи, что угадать под ним мрамор было нереально. В чем-то Штопор прав – нормальных посетителей, с которых можно взять мзду за пропуск, с той стороны не было уже давным-давно, а вот отгонять потерявшее всякий человеческий облик отродье приходилось нередко. Но на рожон все равно нечего лезть! Видно же, что приятель просто храбрится, а на самом деле поджилки трясутся, когда приближается к этой решетке. Собственно, потому и подходит – удаль показать, нервы пощекотать, себе и напарнику. Делает вид, что ему все малиново и фиолетово. Крендель неодобрительно покачал головой. Мужику уже тридцатник, а понятия о разумной осторожности никакого. Ничего, вот доживет до полтинника, как сам Крендель, может, поумнеет. Если успеет.
– Слышь, там вроде плещет опять. – Штопор настороженно замер у решетки, тщетно пялясь в кромешный мрак, в котором, как в бездонной пропасти, тонуло все, что находилось за эскалатором.
