Ольга Швецова - Ничей
Лед предотвращал побег лучше всякого конвоя. Учитывал ли это Виктор Петрович? Возможно. Растянуться на земле тут же в зоне обстрела Алексею вовсе не хотелось. Да и осталось не так уж далеко идти. Он попытался выровнять дыхание, снова поймав себя на мысли о смерти. Рано думать о ней. Еще целых двадцать метров рано.
Двадцать пять. Они шли тем же путем, каким попали во двор несчастные Улькины сопровождающие, впереди снова был внутренний дворик дворца бракосочетаний, окруженный высокой оградой. Алексей еле удержался, чтобы не бросить взгляд на окно, откуда в ту ночь его прикрывал Глюк с винтовкой.
— Стой здесь. И повернись.
Куда повернуться, не уточнялось, поэтому Алексей развернулся лицом к особисту. Ствол «кедра», казалось, был продолжением руки, настолько синхронно перемещался вслед за будущей мишенью… На здание позади себя Виктор Петрович указал левой ладонью.
— Ну, покажи теперь, откуда ты наблюдал.
Алексей поднял голову и уперся взглядом в кирпичную стену. На втором этаже не было окон. Ни одного. Он забыл об этом. Да просто не разглядел в темноте! Не подумал… И когда объяснял на допросе, что видел и откуда, просто ткнул наугад в удобную точку подальше от позиции снайпера.
— А теперь, Колмогоров, давай проверим, на всё у тебя память такая дырявая или только на архитектуру. Покажи еще раз, откуда ты наблюдал.
Как же не хотелось снова поворачиваться спиной! Как будто сейчас, получив требуемую информацию, особист нажмет на спуск. Всю ли? И Алексей тоже махнул рукой в противоположную сторону, не отводя глаз от ствола. Будто это могло помочь… Он даже не увидит движения пальцев под толстой перчаткой и в темноте. Как его учили атаковать когда‑то? Вперед, быстро, зигзагом… Так быстро, как сможешь. Вот только сейчас он стоял в ярком луче света фонаря, и стоило отвести назад ногу для упора, ствол угрожающе дрогнул. Да и подошва на льду снова поехала в сторону.
— Оттуда.
Луч ушел вверх, освещая фасад. Камешек удобно лег в ладонь. Им ни убить, ни ранить, зато годится кулак утяжелить, если представится случай нанести хоть один хороший удар. И, прежде чем фонарь особиста вместе с ощутимо раздраженным голосом снова пригвоздил к месту, он успел на полшага приблизиться, нащупав более устойчивую и не такую скользкую позицию.
— Рассказывай дальше.
— Девушка выбралась в переулок, но не уходила. Ждала, что кто–ни–будь все‑таки доведет ее до станции.
— И это сделал ты.
— А должен был сделать кто‑то другой? — Алексей уже не замечал «кедра», привык к нему, принял как обязательное условие. Надоело ощущать себя загнанным в угол. — Только мне кажется, что он не повел бы девушку на станцию. Вы были так недовольны моим визитом, а сейчас мне кажется, что не только моим. Ульяну вы тоже не ждали.
— Это ты подумал потому, что тебя привели сюда? — невозможно было ни увидеть, ни угадать выражения его лица под противогазом. Зато Виктор Петрович хорошо видел в свете фонаря бешеную злость в голубых глазах, и Алексей, подобравшийся, будто для прыжка, напоминал ему сейчас сиамского кота, осторожного, оценивающего противника, — казалось, в сжатых кулаках прячутся когти. Никакие когти и никакие разоблачения ему не помогут. Кот все равно не станет больше, даже если угрожающе распушит шерсть. — Ты тоже решил что‑то выяснить для себя… Колмогоров, злодеи много говорят только в плохих фильмах. Да и ты не герой и никогда им уже не станешь. Покажи, куда СВУ спрятал! Вещь ценная, еще пригодиться может.
Так очевидно! Алексей не мог простить себе, что не догадывался… Если бы особист хоть как‑то обозначил свое отношение к Ульяне, если бы выдал себя неприязнью, картинка сложилась бы раньше. Но Виктор Петрович был к ней попросту равнодушен. Хотел использовать как средство манипуляции. Как уязвимое место ее отца.
— Вы мне скажите только: хотели похитить дочь и шантажировать Вишневского или сразу ее убить?
Ствол «кедра» замер, Алексей чувствовал, что предел терпения заканчивается. Виктор Петрович не собирался отвечать на вопросы, хотел только найти винтовку. Но и ею пожертвует, лишь бы вознаградить себя за долготерпение, ведь уже сильно жалеет, что не пристрелил чужака сразу.
— Да, вряд ли тот наемник так мягко обошелся бы с ней, предложив жениться с честными намерениями. Скорее, что‑то другое. И упустил бы свою выгоду, а мог даже обойти меня… Это хорошо, что ты указал на ошибку в расчетах, буду иметь в виду. Но ты здесь, чтобы ответить на мои вопросы. Я буду слушать, а не говорить. Если думаешь, что сможешь меня отвлечь разговором, то сейчас будешь давать показания, лежа на земле с простреленными ногами, — автомат опустился ниже. — Только мне хочется услышать внятную речь, а не вопли, еще твари какие‑нибудь сюда придут. Смерть бывает разная, Колмогоров. И лучший вариант для тебя — это один точный выстрел, с которым всё быстро закончится. Ведь можно еще лежать тут и молиться о том, чтобы истечь кровью раньше, чем кто‑то придет жрать заживо. На холоде кровь течет медленнее, а мутанты бегают быстрее.
Камешек впивался в ладонь и судорожно сжатые пальцы. Не поддаваться панике! Будто он не бывал в такой ситуации… Бывал, пора уж и привыкнуть. Несколько раз вдохнуть и выдохнуть, снова ощутив сладкий запах сосновой смолы, сырость летнего тумана и его мелкие капли на лице. Да разве же сейчас холодно? Жарко даже.
Какой прок выводить из себя Виктора Петровича? Если Алексею повезет, то покойник унесет информацию с собой в могилу. Если не повезет, то мертвому это безразлично.
— И тебя избавлю от твоего страха… Что‑то ты не рвешься под венец, согласился, как на сделку, а сам рад бы сбежать! Наконец‑то я увидел, чего ты боишься. Рассказывай, как всё было. Уж слишком хорошо ты находишь слабые места, на будущее пригодится. И тебе о будущем подумать не мешает, хоть на несколько минут вперед. Мучиться не придется.
Пуля в голову освободила бы его от мучений, это точно… Не от тех, которыми пугал Ельцов, а от тех, о которых особист и не подозревал. Они скоро наступят, когда лейкоз заявит о своих правах в полную силу. Когда все тело будет скручивать болью, когда кости начнут ныть так, словно раскалены внутри. Когда метастазы выведут из строя все органы, один за другим. Когда кровь, лишенная эритроцитов, станет просто соленой водой и не будет разносить кислород, откажет мозг…
Именно этого Алексей боялся даже больше, чем смерти и боли. Не ощущать себя собой, не быть тем, кем был всегда. Одна пуля может избавить его от этого страха. Он перевел взгляд на низенькое зеленое здание позади особиста. «Моя жизнь там, у тебя за спиной, ее портрет висит в зале с деревянными панелями на стенах… Но я больше не хочу смотреть на копию, мне нужен оригинал, и для этого буду жить столько, сколько потребуется, терпеть боль столько, сколько придется. И ты мне в этом не помешаешь». Нельзя быть готовым умереть, когда дела не окончены. Алексей сейчас думал о будущем, как раз об этих нескольких минутах…
Но пока автомат направлен прямо на него, при любом маневре, при нападении с любой стороны его зацепит первым выстрелом. Хоть и заигрался в интриги Виктор Петрович, не взяв с собой конвоя, нарушая все правила, он все равно значительно сильнее и, наверное, опытнее в бою. Смогут ли опыт и автомат противостоять бешеной ярости, выплеску адреналина? Алексей еще раз оценил обстановку, не упустив ни крепко намотанного на руку ремня, ни открытых ножен на бедре. Если одним прыжком приблизиться к противнику, можно будет воспользоваться его же оружием, он не в состоянии контролировать всех движений. Перехватив руку с «кедром», полоснуть лезвием по незащищенной шее… Но первая пуля достанется Алексею. И мутанты будут очень рады, обнаружив тут целый пир для себя. Нет, забирая чужую жизнь любой ценой, не продлишь свою. И снова приговоренный к расстрелу Привратник выбрал привычное оружие, словом он владел не хуже, чем ножом.
— Я не выбирал этот двор специально. Хотел спрятаться от перестрелки.
— А я думал, у тебя тут схрон или еще что…
— Нет. Просто этот дом показался хорошим укрытием. Снайпера обнаружил не сразу, и, если бы он не выстрелил в тишине между очередями, не обнаружил бы вообще. Надеюсь, это был не ваш родственник? — пришлось вернуть привычную Ельцову иронию, чтобы он успокоился и перестал нервно водить стволом «кедра» по ногам. — И мне тоже показалось, что СВУ очень ценная вещь, можно попытаться забрать ее себе. Он работал без второго номера, попытка увенчалась успехом. А потом я решил досмотреть эту эпическую битву внизу…
— И что увидел?
— Что для зажатой во дворике группы дело кончится плохо. Мог повлиять на ход событий, но не стал. Никакой выгоды, к тому же теперь знаю, что коммунисты — народ неблагодарный. И еще было интересно, почему один из сталкеров сбежал, но не уходит. И почему у него оружие на плече болтается, как дамская сумочка.
