Золярия (СИ) - Хан Владимир Феликсович
– Подожди... Володя сейчас на связи. Собирается зайти ко мне. Хочет, чтобы и ты присутствовал.
Сергей всегда был рад видеть брата, но, к сожалению, это получалось не часто. Всё работа... Работа... Вот кажется, что уже железно решил зайти к брату вечером, а глядь – уже и ночь. А там и неделя пролетела... А там – и месяц...
Владимир, как всегда, дождался, когда секретарь доложит о его приходе, а потом и пригласит войти в кабинет.
– Наконец-то! Появился как солнышко ясное, и конечно же – по делу! А так заглянуть к отцу или брату некогда, всё от железок своих оторваться не можешь? – ворчал Илья Иванович, обнимая сына.
– Прости, папа, но моя новость вмиг реабилитирует меня в ваших глазах, – Владимир подмигнул брату. – Сразу оба тут же простите меня за моё затворничество!
– Говори, не тяни кота за хвост. – Сергей не любил лишних слов.
– А новость такая... – Владимир умышленно тянул, подтрунивая над братом. – Помнишь, папа, три года назад я тебе говорил, что хорошо бы начать разработку нового галактического корабля? Ты тогда ответил, что сейчас не время – текущих проблем куча...
– Всё, понял! – Илья Иванович замахал руками. – Сейчас сам угадаю... Вы, братья, хоть и очень разные по темпераменту, но полностью идентичны по нравам. Ты, Вовка, непослушный сын, втихаря начал разработку этого корабля? Как и твой братец, уже организовал КСБ, а потом два года уговаривал меня о её создании. Угадал?
– Угадал.
– Вот так тебе и надо, закостенелый консерватор! – Сергей тут же занял позицию брата.
– И что? Завтра можно уже лететь на Золярию? – Илья Иванович пытался не показывать, что гордится сыновьями.
– Нет, Великий Князь, сперва вам надо раскошелиться. Чертежи полностью готовы, а воплощение в материале потребует одиннадцать-двенадцать миллионов рублей. При таком финансировании мы сможем изготовить корабль за один год. Потом – полгода лётных испытаний, и мы сможем опять увидеть маму и нашего непутёвого Ваньку.
Илья Иванович надолго замолчал. Потом встал из-за стола.
– Пойдёмте в трактир, сынки... Хоть поужинаем вместе. Когда ещё доведётся собраться вот так?
ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ Глава 1
После бегства с планеты всех функционеров консерваторов либералы и демократы праздновали заслуженную победу. Наконец-то планета освободилась от тоталитарной идеологии и теперь сможет неудержимо стремиться к сияющим вершинам святой свободы личности!
Официальные праздничные мероприятия были запланированы на три дня, но государственные служащие начали появляться в своих конторах – теперь уже офисах! – только дней через пять, а производственные рабочие вспомнили о заводах и фабриках вообще через неделю. Подобное нарушение трудовой дисциплины Конгресс не обеспокоило – ничего, не каждый год случаются такие эпохальные события. Пусть народ радуется, не стоит омрачать праздник. Решили продлить праздничные дни ещё на неделю.
Это для народа, а вот властью облечённым – как оказалось – было не до праздников. Надо было потрудиться, чтобы эту самую власть удержать.
Первое в новой эре заседание Конгресса прошло гладко. Совместно с русскими, которые всегда тяготели к крепкой власти, либералы легко пожаловали Конвея повышенными полномочиями на время переходного периода, который – как предполагалось? – продлится не больше полугода.
Но шести месяцев не хватило, чтобы решить неожиданно возникшие проблемы...
Оказалось – несмотря на то, что все ключевые посты в коммунальном Департаменте были заняты представителями Демократической и Либеральной партий – этого не достаточно для нормального функционирования хозяйства, так как за техническую составляющую отвечали в основном консерваторы.
Ещё более удручающее положение сложилось в Департаменте промышленности. Здесь обнаружилось, что даже туалетную бумагу не получается производить без знающих специалистов.
Зато в сфере обслуживания и развлекательной индустрии всё было более чем хорошо. Время работы всех развлекательных учреждений тут же сделали круглосуточным, и доходы из этой сферы потекли потоком в городскую казну.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})В торговле отменили ограничения на торговую наценку, которую проклятые консерваторы установили в семь процентов. Тут же начали открываться новые магазины, мелкооптовые склады, развивалась бурными темпами соответствующая инфраструктура. Цены, разумеется, выросли, но это страшно только в начале – рынок всё отрегулирует!
А вот оптовая торговля расшириться не успела – как оказалось, для этого не хватает товаров.
– Что вы предлагаете, мой друг? – обратился Конвей к Сахарову, когда за очаровательной длинноногой официанткой закрылась дверь.
Теперь, когда уже отпала необходимость обличать консерваторов в нарушении гендерной толерантности за использование роботов-гуманоидов женского типа в качестве прислуги, про неё тут же забыли. И Конвей, и Сахаров с удовольствием завели штаты официанток, горничных и прочей прислуги из красивых молодых девушек. Что ни говори, а, например, принимать бокал вина из изящной женской ручки гораздо приятнее, чем из дюралевого манипулятора робота-официанта, да ещё похожего на банальную тумбочку на колёсах, ведь консерваторов критиковали именно за то, что они использовали вовсе не тумбочки.
– А что я могу предложить, если вы успели перепугать русских раньше, чем мы были готовы обойтись без них? – Сахаров не хотел обострять отношения с Конвеем, но не смог удержаться, чтобы не напомнить, кто всё же виноват в сложившейся ситуации. – Но не будем о грустном, мой друг. У нас ещё не решена главная проблема...
Тут Лев Яковлевич замолчал и многозначительно посмотрел на подельника.
– Вы имеете в виду оставшихся на Золярии русских?
– Именно. А разве это не ваша заветная мечта со времён Генриха VII – избавиться от конкурентов? – ответил Сахаров вопросом. – Поздравляю! Вы наполовину к ней приблизились.
– Благодарю, мой друг. Поздравляю и вас! Ведь это осуществление и ваших планов, – Конвей поднял стакан, отхлебнул глоток и опять поставил его на стол. – Как вы предлагаете развивать наш совместный успех?
– Не сердитесь, Джон, но исход русских был бы успехом, если бы произошёл несколько позднее... – Сахарову было нелегко сдерживать раздражение. – Скажем... Лет так через пятнадцать-двадцать, когда бы мы успели переформатировать хотя бы их половину. Вот что сейчас нам делать, когда инженеры, конструкторы и прочие технические специалисты почти на девяносто процентов русские?
– Такой процент вполне объясним, так как русских на Золярии подавляющее большинство – восемьдесят четыре процента. В чём проблема?
– Проблема в том, что... Во-первых, девяносто процентов – если вы заметили – несколько больше, чем восемьдесят четыре. А во-вторых, все ведущие должности в промышленном Департаменте занимают именно они. И заменить их нам некем. У нас элементарно нет людей с нужной квалификацией. Вот, например моих соплеменников на Золярии всего семь процентов, а руководящих должностей в банках, СМИ, торговле, в искусстве они занимают шестьдесят восемь процентов. В производственном секторе их всего один и три десятых процента, и то в основном в пищевом и фармацевтическом. А ваших англосаксов, Джон, вместе с остальными полноценными нациями на Золярии почти девять процентов, а инженеров среди них всего двадцать три процента, и то это в основном немцы.
– Вы, мой друг, как всегда паникуете. На Землю вернулись только самые матёрые, убеждённые консерваторы, а значительная часть русских, исповедующих уже либеральные ценности, остались.
– В том-то и проблема, Конвей, что эти самые матёрые зубры, были зубрами не только в идеологии, но и в науке. Мы лишились лучших технических умов. Что толку от этих желторотых либеральчиков? Они даже не все ещё успели закончить университет. Да и от тех, что уже закончили, проку мало – ведь вы же помните, какую огромную работу мы провели по ослаблению высшей школы... Да и всего образования в целом. Вспомните, как семь лет назад нам удалось добиться исключения логики из университетского курса. Тогда это был большой успех нашего совместного сотрудничества. Старший Стрелецкий потом полгода ходил зелёным от злости и бессилия! – Сахаров в задумчивости подержал стакан в руках и, не сделав глотка, поставил его на стол. – Начинаю склоняться к мысли, что та наша победа была пиррова.