Новый мир. Книга 4: Правда (СИ) - Забудский Владимир

— Проходите, не бойтесь! — поторопил нас мужчина из динамика. — Если бы что-то пошло не так — вы бы были уже мертвы.

Ронин пошел вперед, сделав мне знак головой следовать за ним. Мы оказались в небольшом бетонном бункере. По ветхому виду стен можно было предположить, что бункер был, вероятно, построен тут еще в те времена, когда эта территория контролировалась довоенной Россией. Мы прошли еще одну дверь — толстую, герметичную, взрывозащитную. Спустились вниз по лесенке с двумя пролетами. Внизу я приметил под потолком металлический купол, под которым, очевидно, скрывался пулемет с детектором движения. И, наконец, третья дверь — такая же мощная и непрошибаемая, как предыдущие. При нашем приближении ее замок также скрипнул.

— Заходите! — пригласил нас тот самый мужчина по интеркому.

Оказавшись за дверью, я едва сдержался, чтобы не присвистнуть. Помещение с низким потолком размером с небольшую квартиру-студию было буквально напичкано электроникой. Примерно так выглядели полевые командные пункты, каких я немало повидал на войне — уровня батальона, а может и бригады. Часть оборудования явно осталась тут еще от предыдущих хозяев и сейчас выполняла декоративную функцию. Но многие устройства выглядели ультрасовременными. Обилие чемоданчиков и контейнеров указывало на то, что обитатели этого места готовы были оперативно свернуть оборудование и изменить локацию в любую минуту.

Людей внутри я насчитал трое. Мужиковатая блондинка со стрижкой-ирокезом хорошо за тридцать и очень тощий парень, похожий на японца, были полностью поглощены происходящим в дополненной реальности. Их взор был затуманен, пальцы в бешеном темпе носились по невидимым интерфейсам управления, а рты шепотом произносили команды, которые имели для постороннего слушателя мало смысла. Со стороны это смотрелось нелепо — казалось, что они находятся в трансе или мнят себя магами и пытаются сотворить какое-то заклинание. Однако я немало насмотрелся на таких людей за время службы в полиции и в Легионе, и понимал, что они выполняют не менее важную функцию, чем солдат с винтовкой на поле боя.

Третий человек на своем кресле развернулся к нам и приветливо помахал рукой. Это был мужчина европейской внешности, шатен, на вид хорошо за сорок, с опрятной бородкой, усиками и бакенбардами, среднего роста и обычной комплекции, одетый в непритязательные спортивные штаны и реглан, какие вполне мог бы носить какой-то айтишник в одном из коворкингов Сиднея. Обращало на себя внимание лишь выражение серо-зеленых глаз, в которых читались необычные для айтишника хладнокровие и проницательность.

Что-то в выражении этих глаз казалось мне смутно знакомым. Словно из прошлой жизни. Это было странным, фантомным чувством. Так бывает, когда встречаешь одного и того же незнакомого человека в толпе несколько раз подряд — и начинаешь его узнавать, хотя ни в один из предыдущих раз глаз за него и не цеплялся. Сержант-детектив Филлипс из сиднейской полиции учил меня прислушиваться к таким чувствам, использовать скрытый ресурс своего мозга. Однако он же и признавал, что они могут иногда и обманывать.

Глаза незнакомца были направлены не на Ронина, а на меня. Хуай слегка посторонился, как бы давая понять этим движением, что он дистанцируется от чужака, которого его заставили сюда привести.

— Хм. Значит, ты все-таки решил приехать, — констатировал он. — Что ж, смелое решение.

— Не более смелое, чем решение привести меня сюда, — ответил я, не отводя глаз.

— Этого никогда не произошло бы, если бы Лейла не поручилась за тебя. Но я рад, что так вышло. Мне было интересно познакомиться с тобой лично, Димитрис. Или ты предпочитаешь быть Алексом? Уверен, что «номер триста двадцать четыре» — это точно не любимое твоё прозвище.

Я коротко кивнул, дав понять, что оценил информированность собеседника.

— Всё-таки Димитрис.

— Что ж, отлично. А я — Герман.

Я пожал протянутую мне руку. Пожатие было некрепким, как у человека, который привык больше работать головой, чем мускулами. Кожа на ладонях была гладенькой, без мозолей. Герман при представлении обошелся без перечисления регалий и деталей биографии. Впрочем, место, где мы встретились, говорило само за себя.

— Я буду дежурить за дверью, — изрек Хуай, то-ли по собственной инициативе, то-ли отреагировав на какой-то незаметный знак Германа.

После того как Ронин вышел, мы остались фактически вдвоем — два других человека в комнате по-прежнему были мыслями далеко отсюда. Я заметил, что в помещении есть еще одна дверь, приоткрытая. За ней были различимы контуры подсобного помещения, совмещающего кладовую, спальню и кухню. Такие бункеры были предназначены, чтобы персонал жил внутри неделями, не показываясь на поверхности. Герман и его спутники, впрочем, не выглядели так, словно провели здесь много времени. По-видимому, они никогда не задерживались в одном месте надолго.

— Я не видел линий электропередач, — произнес я, оглядывая нешуточное компьютерное хозяйство, и догадался: — Подземные коммуникации?

— Русские позаботились еще до Великой войны. Это была одна из тайных армейских станций связи, сеть которых работала после того, как все основные коммуникации были уничтожены. Одна из сотен подобных станций. В России не жалели денег на армию. На ход войны, правда, это никак не повлияло. А вот нам станция пригодилась.

— Так, евразийцы, значит, вас прикормили? — решил сразу перейти в атаку я, выдав то, что пришло мне на ум сразу же, как только я узнал от Лейлы о месте назначения. — Не надо только говорить, что вы здесь без их ведома.

Герман ничуть не смутился и неопределенно развел руками, мол, он этого и не говорил.

— У них нет причин возражать против того, что мы здесь делаем. В нынешней политической ситуации они бы, конечно, поостереглись помогать нам открыто, и вряд ли стали бы покрывать нас, если бы недоброжелатели нас обнаружили. Но с чего им самим нас преследовать? Содружество же не преследовало противников евразийского режима, которые были заочно приговорены в Союзе к смертной казни, не экстрадировало их. Наоборот, давало им прибежище, и спонсировало, открыто или тайно, все сорок лет, что прошли со времен Третьей мировой.

— Если люди узнают, где вы прячетесь, то будут уверены, что вы — всего лишь орудие евразийцев.

— О, за свой имидж мы не опасаемся. Кто мы, по-твоему, такие? Обывателям на нас плевать с высокой башни. Они охотно проглотят то, что о нас напишут или скажут по телику. Назовут нас «пособниками террористов» — да ради Бога! Назовут «евразийскими шпионами» — да, пожалуйста! Да хоть сектанты, масоны или рептилоиды. Важнее то, что общественности будут объяснять, кто мы такие (если вообще сочтут необходимым объяснять) не раньше, чем спецназ проделает в нас аккуратненькие дырочки, упакует наши трупы в мешки и отправит их в домну. Так что я куда больше озабочен тем, чтобы не умереть, нежели своим посмертным добрым именем.

Я пожал плечами, признавая, что это прозвучало вполне здраво. Герман же, тем временем, разговорился.

— А если тебя интересует моё мнение насчет евразийцев, то я скажу так. Хотя войну развязал Патридж (ну же, дружище, давай не вступать в бессмысленную полемику, мы оба знаем, что это было так!), евразийский режим времен Чуньшаня или тем более Лю, которые были марионетками в руках силовиков, был ужасен. Подумать только, а ведь до середины 40-ых довоенный Китай был прекрасным, продвинутым, высокотехнологичным государством. Сильнейшей экономикой мира. Но незадолго до Апокалипсиса, на волне обострения отношений с Западом, они скатились к дремучему Совку середины XX века. Словно бы подхватили эту заразу у своих северных соседей! А после Апокалипсиса эта болезнь лишь прогрессировала. Кто-то должен был остановить этот кошмар. Конечно, существовали решения, которые не привели бы к гибели десятков миллионов людей и не растаптывали бы в пыль молчаливый уговор человечества о моратории на новые большие войны. Но прошлого не воротишь.

Герман вздохнул и продолжил с воодушевлением: