Дональд Маккуин - Воин
Ее размышления нарушила Нила, нервным жестом призвавшая ее соблюдать тишину. Пригнувшись, она направляла Подсолнуха, читая по пути видимые только ей знаки. Глаза ее то всматривались в землю, то внимательно обегали окрестности. Когда след привел к зарослям молодых побегов, она повернула и окольным путем поехала к холму, с которого лучше просматривалась местность.
У Сайлы не было ни малейшего желания следовать за неизвестным всадником или всадниками; приметы на земле оставались для нее тайной за семью печатями. Если Нила так обеспокоена, рассуждала она, то им следует поспешить, чтобы рассказать об этом. К тому же она не понимала, как могло случиться, что возле самого лагеря разъезжали какие-то неизвестные, и их до сих пор не заметили.
Когда они почти добрались до вершины холма, Нила подала знак спешиться, дальше двинувшись ползком. Сайла карабкалась за ней, с каждой минутой все более ощущая смехотворность своего положения.
Еще мгновение, и оказалось, что она смотрит с высоты добрых тридцати футов на буйно заросшее растительностью болото. Вызовом его спокойной красоте был щегольский наряд Ликата. Еще более нелепой выглядела ковылявшая рядом с ним приземистая фигура Коули. Кони их были стреножены и стояли неподалеку, пока они расхаживали в поисках чего-то по краю болота, словно две огромные, абсолютно не похожие друг на друга цапли.
Коули что-то нашла. Она упала на колени, чтобы срезать растение, не обращая внимание, что сырая земля пачкает ее юбку. Сверкнул нож — и она подняла руку, будто хвастаясь добычей. Сайла напрягла слух, чтобы различить ее слова, но ветер и расстояние поглотили их. Ликат явно разделял радость находки.
— Что она нашла? — прошептала Нила.
— Не знаю, — ответила Сайла. — А почему Ликат с ней?
— Вероятно, она боится Дьяволов.
Обернувшись, Сайла посмотрела назад, прежде чем спросить:
— Так близко к лагерю? Не могу себе представить…
Нила перебила ее:
— Или зверей. Я говорила тебе о медведях. Она уже старуха, а старики более пугливый народ.
В целом такое объяснение показалось Сайле малоубедительным, но по тону, которым Нила это произнесла, она поняла, что тему развивать не стоит. Заговорив о другом, Сайла спросила:
— Интересно, что она там ищет? Молодые побеги еще не годятся для лекарств. Растению обычно надо целый сезон, чтобы приобрести нужные свойства.
— Ладно, я не хочу, чтоб меня поймали во время слежки за ними. Уходим, — сказала Нила, осторожно отодвигаясь от края обрыва.
Раздраженная бесцеремонностью, с которой Нила присвоила себе роль лидера, Сайла не сдвинулась с места; повернувшись, она еще раз взглянула вниз. Ликат, бурно протестуя, размахивал перед Коули руками и неодобрительно качал головой. Та наклонилась, поднявшись с сумкой в руке, и сунула ее прямо в лицо Ликату. Резко отпрыгнув, выбросив вперед обе руки, он с трудом удержался на ногах. Коули, посмеиваясь, опустила сумку. Слов ее не было слышно, но Ликат просто кипел от гнева. Он отправился к лошадям и, проходя мимо старухи, явно старался держаться подальше от таинственного мешка.
Настойчивый шепот Нилы заставил Сайлу отползти от края обрыва. Она обрадовалась, что Ниле не терпится как можно скорее удалиться от подозрительной парочки.
— Скажи, а почему Коули выбрала себе в напарники Ликата? — спросила Сайла.
Девушка поморщилась.
— Ликат приходится ей племянником. Мама говорит, что после смерти его матери Коули стала заботиться о нем настолько, что отец в конце концов отдал его ей. У нее никогда не было детей.
— Совсем-совсем? — не поверила своим ушам Сайла. Чтобы здоровая женщина не имела детей — такого еще не бывало, если не считать редкие случаи обета безбрачия, допускаемого Церковью.
— Мама рассказывала, что они с мужем часто дрались. А потом его вдруг укусила гремучая змея. Мама говорила, что за два года он был единственным из взрослых, кто умер от укуса ядовитой змеи. Естественно, у некоторых появились подозрения, особенно после того, как всем стало известно, что она влюблена в Кола Мондэрка.
Неожиданности сыпались дождем. Сайла вытаращила глаза.
— Да-да, — подтвердила Нила, обрадовавшись произведенному впечатлению. — Муж Коули умер тогда, когда Кол участвовал в набеге, в том самом, из которого он привез Мурмилан. С тех пор Коули возненавидела Кола. Мурмилан тоже. Когда Гэн появился на свет, то она ничем не помогла. — Следующие слова она пробормотала так тихо, что Сайле пришлось быстро наклониться к девочке: — Я слышала, как она говорила моему отцу: «Для племени было бы лучше, если б он сразу же сдох».
Они подъехали к зарослям густого кустарника, проехать через который можно было только по узкой звериной тропе, и Нила решительно направила на нее свою лошадь. Сайла ехала позади. Потрескивание и хруст веток, от которых они увертывались, сделали невозможным продолжение беседы.
Мысли о жене Кола, этой загадочной женщине, не выходили у Сайлы из головы. До чего же извилист был ее жизненный путь! Полюбить человека, которого она ненавидела, а потом родить ребенка, вопреки всякой ненависти. Хуже всего, что ненависть эта была настолько бессмысленной, настолько неуместной!
Тем не менее одинокая жизнь Мурмилан была убедительным аргументом, заставляющим сомневаться в ее пророческих способностях. Ведь это настолько необычно, даже для такой сильной личности, как она, — уметь вызывать таинственные видения.
Когда тропа снова расширилась и вывела на луг, они увидели деревню. Ниле, похоже, уже расхотелось сплетничать, и она отмахнулась от попыток Сайлы продолжить прерванный разговор, заговорив о намеченном на вечер празднике.
Еще один сюрприз, подумала Сайла, почти боясь узнать, в честь чего устраивается торжество.
Нила объяснила, что существует обычай праздновать ночь, когда мужчина должен войти в Сердце Земли и узнать, следует ли ему отправиться в Путь Чести. В случае, если решат оставить его в племени, торжество представляет собой признание его цельной, честной натуры. Если же ему прикажут отправляться, то он уйдет с приятными воспоминаниями о веселом празднике.
Сайле вспомнилась притча из Апокалипсиса, в которой говорилось о необходимости бороться за право боготворить, история, которая начиналась такими словами: «Мы, ждущие смерти, приветствуем тебя». Вероятно, древнее послание восходило к тому времени, когда на земле правили гиганты. Она всегда подозревала, что это просто еще один способ убедить людей, у которых не было выбора, что они поступают правильно.
Она вспомнила рассказ Класа о гигантах, о том, как они выглядели. Это напомнило ей об удивительной схожести всех подобных сказаний. В каждой истории говорилось о вожде, который создал первое племя из уцелевших, разбросанных повсюду людей. В легендах обязательно упоминались времена, когда лето было таким жарким, что сгорал весь урожай, огонь, от которого плавился камень, болезни, убивавшие в считанные минуты. Но ни в одной не было ни слова о том, откуда все это взялось. Сайле была известна одна-единственная история, повествующая о том, что гиганты вместе с Вездесущим замышляли изменить погоду и землю, чтобы наказать человечество.
Удивительно, что столь похожие легенды рассказывали стекающиеся в Олу торговцы и путешественники самых различных нравов и культур. Некоторые, подобно Найонам с противоположного берега Великого Моря, отличались даже своей внешностью и языком. Тем не менее все эти притчи повествовали об одном.
Должно быть, на то была причина.
Суета в лагере вытеснила из головы эти вопросы, на которые не было ответа. Сайла заметила Ниле, что ничего не слышала о подготовке к торжественному событию, а оно, по всей видимости, должно быть значительным.
— Оно никогда не готовится заранее. Отправляющийся в Путь Чести может просто уйти, объявив, что праздник «уже состоялся», но тогда это не означало бы «отправить его с хорошими воспоминаниями». А ведь очень важно, чтобы он ушел с миром.
Чисто интуитивно Сайла уловила, как сверкнули ее глаза. Лицо девочки не выражало какого-то определенного чувства, но вся она как будто приготовилась к обороне, сжала руки, наклонила голову. Так или иначе, Нила считала, что Гэн несправедливо подвергался риску. Наверное, ее не заставили бы в этом признаться даже горящие угли, но Сайла видела, что с ней происходит.
Невольно она пожалела ее.
Через несколько минут они достигли шатра, и Нила, извинившись, ушла принарядиться. Сайла же за это время умылась и немного вздремнула.
Потом они вместе пошли посмотреть, как готовятся к сегодняшним торжествам. Постояли у костров, разожженных в ямах, где юноши поджаривали на вертелах целые туши животных, а другие поливали жаркое соусом. Стекавший на угли жир шипел и потрескивал, наполняя воздух острым запахом говядины, оленины и свинины, а также ароматами лука, томатов, острого перца и всякой зелени. Все эти запахи смешивались, и Сайла уже не могла в них разобраться, смирившись с мыслью о предстоявшем чревоугодии.
