За гранью Разлома (СИ) - Мак Алиса

— Знаешь, Макс, а ты сейчас говоришь точно так же, как Мирка, когда вы спорили.

— Что? — Сбитый с толку неожиданными словами друга, Чтец невольно замедлил шаг. — Ты о чём?

— Вы спорили о печатях, — Миша улыбался, словно рассказывал о чём-то неимоверно приятном. — Ты говорил, что нужно отбросить лишнее и всё структурировать, а Мирка — что такой подход противоречит сути создания печатей.

— Но это же совсем другое.

Или не другое? Может быть, вся проблема тогда была не в тезисах Мишиной спутницы, а в способе их подачи? Макс шёл молча, скрупулёзно вспоминая, что говорила тогда Мира и что он отвечал ей.

Миша тоже молчал, давая другу подумать, за что тот был ему крайне признателен.

— Да, пожалуй, я в самом деле был неправ, — признал наконец Чтец. И прибавил шаг. Хотелось уйти подальше и от Мотыльков, и от этого разговора. В автодоме Бессмертного его ждали загадочные печати, которые было просто необходимо изучить, да и следовало убедиться, что в его отсутствие Раду никто не съел.

Раду никто не съел. Старшая дочь Беляевых мирно спала под ветвями склонившегося к автодому куста, сложив руки и голову на вынесенном ей стуле. Её плечи укрывала не иначе как вынутая из корзины кикиморы тряпка, а на голове красовался сползающий на бок венок из медуницы. Выключенный фонарик валялся на земле рядом с пледом, на котором сидела Рада и лежала свернувшаяся в плотный клубочек Ночка. Рядом с кикиморой сидела источающая слабый холодный свет юная дева в невесомых белых одеждах и изящно ела землянику с большого листа лопуха.

Поприветствовав охотников игривым взглядом, чудесное создание вдруг оказалось на ногах, подмигнуло Славе и просто ушло куда-то в лес, сопровождаемое парой вдруг отделившихся от куста сучковатых существ. Нечисть — вила и двое леших — двигались неспешно и в то же время неуловимо, они как будто ушли из восприятия раньше, чем скрылись от глаз, и только лунный отблеск сверкнул на прощание в крыльях девы, совершенно игнорируя факт отсутствия луны.

— Интересно, — заметил Макс, а Кот, явно теряющий связь с реальностью, попытался последовать за ночными гостями. Пришлось схватить его за плечи и как следует встряхнуть.

— У неё ноги козлиные, — напомнил Чтец.

— Что? Где? — Слава замотал головой, стряхивая наваждение, и Макс, облегчённо выдохнув, невесело пошутил:

— Однажды парочка вил затанцует тебя насмерть.

Свисающая со стула Рада казалась трогательной и беззащитной. Упирающаяся в руку румяная щека собралась по-детски забавной складкой, лямка майки сползла с плеча, увеличив передний вырез. Макс вздохнул. Старшей дочери Беляевых достались лицо ребёнка и фигура не хуже, чем у вилы.

— Рада, — позвал Чтец. — Просыпайся.

Рада причмокнула губами, вытянула руку и свалилась со стула.

— Что, где? — не хуже Кота испуганно пробормотала она, растерянно хлопая глазами. — Ой, вы вернулись. А я, кажется, задремала… — Она потянулась и зевнула. — А где Ночка?

Кикимора вскинулась. Сонно улыбаясь, Рада погладила её чёрную блохастую шерсть. Ещё сутки назад Макс счёл бы идею жить под одной крышей с кикиморой чем-то, вроде плохой шутки, теперь же он завяз в этой шутке по самые уши.

— Давай ключ. — Чтец протянул руку.

— Ключ? — Рада огляделась по сторонам, заставив Макса напрячься. — А, ключ…

Она вытащила ключ из-под стула и, проигнорировав протянутую Максом руку, передала его Мише. Тот поспешил отпереть автодом и войти внутрь. Из-за не успевшей захлопнуться двери послышался его голос: Бессмертный звал свою спутницу. Макс покосился на Раду. Старшая дочь Беляевых неловко пыталась собрать выданные ей вещи, а решивший помочь ей Слава не менее неловко складывал стул. Наверное, это было забавно, но смеяться совсем не хотелось. Хотелось отвернуться и куда-нибудь уйти, и Макс не придумал ничего лучше, чем уйти в автодом.

За время их отсутствия автодом преобразился. Все постели оказались застелены, вещи — аккуратно разложены по углам, а на столе красовалась тарелка с бутербродами. Стол упирался в спальное место Миши, собранное из двух передних кресел. Кресла раскладывались, превращаясь в самую большую кровать автодома, на которой даже Бессмертный помещался без труда.

— Ого, Мира как домовая! — обрадовалась последовавшая за Максом Рада.

Макс — как, впрочем, и Рада — никогда не имел дел с домовыми, но, судя по тому, что говорили другие, эти создания попадались на глаза чаще, чем странная спутница Миши. Даже сейчас она пряталась за своей занавеской: не выглянула, не поздоровалась, не поинтересовалась состоянием выгнанной ей на улицу Рады.

— О, бутеры! — Следом за Радой в автодом пролез Кот. — Класс! Мира безумно вкусно готовит, у неё даже бутерброды — прямо вообще!

И, словно желая как можно быстрее подтвердить свою правоту, Слава кинулся к тарелке, забросив стул в первый попавшийся угол и не удосужившись закрыть дверь.

Когда Макс, убедившись в том, что успешно справился со всеми замками, подошёл к столу, Слава с Радой поглощали бутерброды так, будто один ещё не привык к тому, что больше не должен жить впроголодь, а другая буквально вчера покинула большую семью. Чтец усмехнулся.

— Нам с Мишей оставьте, — попросил он и отправился мыть руки.

Около узкого зеркала, висящего над крохотной раковиной, красовалась простенькая печать-сушилка. Она чем-то отличалась от тех, к которым привык Чтец, но в тусклом свете настенного светильника разобрать мелкие детали было сложно. К тому же куда больше Макса сейчас интересовали другие печати.

Миша уже сидел за столом. Он встретил Макса приветливым взглядом и жестом предложил сесть рядом, но Чтец знал, что не сможет сейчас спокойно сидеть и слушать очередную байку Кота.

— Можно? — он кивнул в сторону руля.

— Конечно. Только положи вон тот плед на постель, хорошо?

Макс кивнул. Опущенные кресла занимали практически всё пространство в передней части автодома, но около педалей и руля всё ещё можно было сесть, спустив ноги вниз. Деревянная дощечка с пятью затейливыми печатями крепилась прямиком над спидометром. Здесь было светло, и Макс, склонившись над колдовскими знаками, почти забыл, как дышать.

Это было чудо. Настоящее произведение искусства, волшебство, магия, что угодно! Люди, сотворившие эти печати, были настоящими гениями, и Макс многое отдал бы за право встретиться хотя бы с одним из них.

На первый взгляд смысл печатей казался столь же очевидным, сколь неочевидным был принцип их работы. Множество мелких деталей требовало подробного изучения, и Макс вглядывался в них, следил за линиями, отмечал их особенности. Где-то они были толще, где-то — тоньше; Чтец замечал места, где рука мастера поворачивалась под причудливыми углами. Всё это имело значение, и Макс был готов поклясться, что за всю свою жизнь он встречал не более десяти подобных работ.

Сложные, трудно читаемые, но удивительно простые в использовании. Три из них меняли цвет внешней обшивки автодома: белый, светло-серый и камуфляжный, притом узор и цвет последнего каждый раз выстраивался заново с учётом нынешнего окружения. Такие печати считались редкостью, для их работы требовалось соблюдения огромного количества условий, но вот они здесь.

Четвёртая печать освобождала автодому путь от растительности, пятая — от снега. Эти две заметно отличались от первых трёх и друг от друга.

— Откуда они у тебя? — обернувшись на Мишу, спросил Чтец, и тот, не потребовав уточнения, ответил:

— Дед Мирки помогал нам достать и обустроить автодом, он же написал для нас это.

Макс покосился в сторону зелёной занавески.

— Один человек? Я почти уверен, что их было три.

— Один. — Миша невесело усмехнулся. — Он сильно болел, скакало настроение, иногда месяцами не мог работать. У него где-то полгода ушло на это всё. Но дед был настоящим гением. — Слово «был» отдалось в голове Макса медным гулом. — У него каждая печать была уникальна, не похожая на другие, и он никогда не повторял свои работы.