Разлом. Том 2 (СИ) - Островская Алина

Семья Марфы жила на отшибе. Сначала мне это почудилось странным, но по пути в районный центр провинции нам довольно часто встречались подобные отшельные дома. Люди здесь не стремились к скоплению в одной точке, но дорожили своей свободой и пространством. Таких вылазок в центр вполне хватало для торговли и обмена новостями.

Мрачная посредственность у входных врат сменилась живописными видами, насыщенными и сочными цветами. Бескрайние луга, серебряные журчащие ручьи и низкая поросль деревьев. Медовые, полевые травы у кромки дороги, трель птиц, цокот копыт и возмущённое повизгивание свиней — идеальная деревенская композиция, услаждающая слух. Ложкой дёгтя, конечно, стало мое тесное соседство с хряками беспрерывно жевавшими и опорожнявшимися. К концу поездки я так сильно пропах навозом, что ни у кого и никогда не возникло бы и малейшего сомнения в том, что я не кузен-свинопас, за которого меня и планировалось выдать на ярмарке. Финн полпути наставлял мне как я должен себя вести на ярмарке, помалкивая и делая недалёкий вид, а остальные полпути, понуро опустив голову, упрямо молчал.

На его заморочки обращать внимание я не стал, хотя бы из благодарности его матушке и сёстрам, не струсившим и спасшим незнакомца, закованного в наручники. Эти леди определённо обладали стальными стержнями и добрыми сердцами, полными сострадания. К тому же, я не стремлюсь и не обязан всем нравиться.

Наша повозка, поскрипывая на ухабах и камнях, наконец въехала в деревню. Несколько мощёных улочек, небольшая площадь у ратуши и пять кварталов добротных домиков, сложённых из бурого камня. Вопреки моим ожиданиям, мы не остановились на площади, а проехали сквозь все селение и вынырнули сзади. На выкошенном лугу стояли наскоро сколоченные прилавки, нагружённые круглыми головками сыра и масла, кринками молока и сливок. Рядом прилавки с вяленым, вареным, солёным, копчёным и жареным мясом всех видов, форм и размеров. Изобилие разноцветных овощей, аппетитно поблескивающих натертыми бочками. Орехи, сладости, выпечка, мёд! Чего там только не было!

Я только и успевал голодно вертеть головой и глотать слюну, не вкушавши в последнее время ничего кроме каши. А чем меня кормила Марфа, пока я бессознательно бредил известно только ей и богам. Не думаю, что мясом.

Мой вожделенный взгляд, что фокусировался на аппетитных округлостях сырных головок и мясистых свиных ножках, юными девами был воспринят неоднозначно. Вынырнув из своих гастрономических мечтаний, я вдруг заметил, что прелестные незнакомки кокетливо улыбаются мне и розовеют щеками. Блеск их преданных глаз вряд ли предназначался хрякам, бесцеремонно бодавшим меня в ногу.

— Господин! Такой хамон, как у меня, вы нигде не попробуете, — заявила девушка, о которых говорят: кровь с молоком. Скрытый смысл ее слов не желал задерживаться в моей голове и пролетел мимо, а взгляд, поверхностно скользнув по молодому лицу, прикипел к бронзовому окорку, висящему на перекладине. Я с сожалением похлопал себя по карманам и развёл руками, мол за деликатес нечем заплатить, прошу простить. Но девушка не сдавалась и, перекинувшись через прилавок, лаково и сладко пропела вслед удаляющейся повозке:

— Я угощаю, господин!

— Анита! Я слышал твой жених вернулся, когда свадьба? — отбил нападение цепкой девушки Финн, полубоком развернувшись в ее сторону.

Она отпряла от прилавка, поправляя внушительный вырез платья, нахмурила светлые брови и обижено сморщила аккуратненький подбородочек.

— Я просто предложила попробовать хамон перед покупкой. Так все делают, Финн, — парировала она и, немедленно воспрянув, предположила: — Этот господин ваш родственник? Он что же, немой?

— Он дальний кузен моего покойного батюшки, да будет полон его стол хлеба и вина. А голос сорвал, пока загонял свиней. Поспеши, пока лучших не разобрали, Ани.

Девушка выкрикнула что-то еще, но повозка отъехала на приличное расстояние, вынужденно прерывая диалог. Звучание женского голоса слабыми волнами доходило до нас и терялось в гамме звуков ярмарки. С каждого прилавка летели приветствия и приглашение отведать яства или напиток, взглянуть на ткани или шкуры. В самом конце поляны устраивались такие же торговцы скотом и наши хряки весело завизжали, услыхав неподалёку своих сородичей.

Выбрав для повозки подходящее место, Финн спрыгнул с облучка и одобрительно похлопал коня по крупу. Приветственно улыбался фермерам, расположившимся неподалёку, и, когда я спрыгнул с повозки, не меняясь в лице шепнул:

— И помни, что для тебя лучше ни с кем не разговаривать. Здесь все друг друга знают и новое лицо привлекает слишком много внимания.

Это я и без него заметил. На нас поглядывали торговцы и покупатели, заплутавшие в рядах прилавков и оказавшиеся в нашем крыле, совершенно им не подходящем. С кавалерами, по всему, в этом захолустье было весьма туго. Ибо я, после сражений, осады, плена и почти смерти — все же казался привлекательным вариантном, несмотря на небритую морду и стойкий аромат навоза. Думается, будь я действительно нем, и это бы не оттолкнуло девушек, желающих влюбить в себя кого-то, чьё выражение лица так ново и незнакомо.

Итак, торговля шла довольно неплохо. Финн считал денежки и называл это удачей, хотя сам прекрасно понимал, что интерес к его скоту все же обусловлен новеньким, слух о котором ястребиным крылом пролетел по селу, заглядывая в каждый дом. Женщины и мужчины шли к нашей повозке, влекомые любопытством, желанием узнать что-то настолько пикантное, чем можно будет скрасить ни один вечер. Какие только предположения ни слышали мои уши: и про беременность старшей сестры, а потому скорой женитьбе; и про внебрачного сына покойного отца Финна (за это предположение старик не получил по лицу только лишь благодаря возрасту; и про внезапно свалившееся наследство с рабом впридачу. Одним словом, у кого на что хватало фантазии.

Надо отдать должное Финну. Он так занимательно рассказывал историю о братьях, потерявшихся во время войны, и чудесном воссоединении семьи, что заслушивался даже я. Зеваки слушали его с открытом ртом, а парень промеж делом спрашивал: «Вам покрупнее? Помельче?», «Стреножить или поводок?». К концу ярмарки все свиньи оказались проданы, кошелёк наполнен монетами, а любопытство жаждущих удовлетворено.

— Хорошая работа, — похвалил парня, сияющего улыбкой от уха до уха.

— Не без твоей помощи. Идём.

Финн хлопнул коня по широкой шее и направился к пустеющим прилавкам с едой. Набрал в корзину сыров, копченого мяса и две булки хрустящего хлеба, аромат которого дразнил меня весь день.

— На вот, перекуси, поди голоден, — он преломил хлеб и протянул мне. — Все же польза от тебя вон какая.

Я откусил большущий кусок от ломтя, зажатого в моей руке и чуть было не закрыл глаза от удовольствия. Финн довольный жевал рядом, а потом в один миг принял настороженный вид и нахмурился. Шагнул назад и, осмотрев мою спину, положил остаток хлеба в корзину.

— У тебя кровь пропитала бинты и пачкает рубаху. Поедим потом.

Определённый плюс нашего общения с селянами все же был. Когда мы вошли в дом к целителю, он уже знал кто я. Точнее, знал то, что Финн повторил за сегодня несколько десятков раз.

Веры в то, что целитель не задаст вопросов по поводу возникновения раны и ее соотношения с той легендой, что так воодушевленно рассказывал Финн на ярмарке, не было ни у меня, ни у него. Чтобы окончательно убедиться в своих предположениях, оказалось достаточно взглянуть на старца с умным и пытливым взглядом.

Он посмеялся над той историей, что дошла до его ушей от простых селян, и в миг посмурнел:

— Чего вы хотите от меня?

— Мне сказали, что ты можешь вылечить мои раны, целитель, — сипота в голосе пропала, но теперь он хрипел и ломался, как у подростка. Приходилось все время прочищать горло, пусть это и не помогало должным образом.

— Кто сказал?

— Марфа, матушка моя.

— Марфа? Хммм…, - старик глубоко затянулся самокруткой, устремив хитрый взгляд в потолок. — А что же она не справилась? Умелая ведь.