Куда идем мы… (СИ) - Нестеров Вадим

Чем выше ты прокачаешься, тем дольше проживешь — эту аксиому все обитатели приюта выучивали раньше, чем начинали ходить. У Старого практически не было предрасположенности к монашеству, поэтому прокачка шла еле-еле, и уровни он набирал даже не с черепашьей, а с улиточьей скоростью. Но всю жизнь упрямо отказывался менять класс — и только Четвертый знал почему. Только ему Старый рассказывал про свое монашество в задушевных беседах. Впрочем, если честно, он бы, может, и кому другому рассказал, только никого это не интересовало — ну что умного может сказать старый отбитый лузер, за всю жизнь не дотянувший даже до полтинника?

Жизнь такого человека не интересна никому, кроме другой «черепахи» — а Четвертый был точно таким же лузером, только юным. Все знали, что до 16 лет — до отправки в монастырь — практически невозможно набрать более 10 уровней. Да, основная прокачка начиналась в монастыре, где прошедшие полную инициацию начинали практиковать техники и получать пилюли и добавки.

Ну ладно, пусть десять никто в приюте не набирал — но не два же! А Четвертый на остров уехал двойкой. Да и здесь тоже… Местные спецы каких только комбинаций снадобий на нем не испробовали, какие техники чистки меридианов ему не ставили — и в итоге за полгода подняли ему целых два уровня! Рекорд, блин — на первых, самых быстрых уровнях! Был двойка, стал четверка. Его даже сам Настоятель осматривал — заставил все раскрыть, и долго осматривал, обстукивал и даже обнюхивал, что-то неразборчиво бурча под нос.

Результатом этого осмотра стало то, что Четвертому перестали давать даже общеукрепляющие пилюли и, как стопроцентно бесперспективного, отправили на кухню на завидную должность «подай-принеси». Вот он и бегает с помоями на свинарник и с тяпкой на огород уже два с половиной месяца под зычные крики Семьдесят Второго. И, судя по всему, будет бегать так всю свою жизнь — разве что, когда постареет и одряхлеет, станет сторожем, как Старый.

О своих печальных перспективах Четвертый размышлял особенно вдумчиво и потому упустил тот момент, когда до Семьдесят Второго дошло, что его наставления не слушают. Повар просто задохнулся от негодования, его широкое недоброе лицо налилось свекольным оттенком…

Удар полуметрового черпака был страшен, замечтавшегося Четвертого просто снесло по направлению к шкафу с посудой. Аккурат в шкаф монастырский мечтатель и влетел — как бильярдный шар в лузу. Юноша не удержался на ногах, упал на спину и сверху на него посыпались котелки и миски.

В это время и открылся портал.

Портал открылся с негромким хлопком, но повар Семьдесят Второй стоял к нему спиной, а из-за падающего шкафа с посудой ничего не услышал. Падание шкафа ничуть его не расстроило — не ему убирать, а меткости своего удара он порадовался и довольно хмыкнул.

Это был последний поступок в его жизни — один из портальных воинов, проезжая по воздуху по направлению к казармам, коротко махнул рукой и метательный нож отправил шумного повара на перерождение.

Заметил это только стоящий на страже у казарм Тридцать Третий, с раскрытым ртом наблюдавший за всеми этими «воздушными горками». Заметил — и не поверил своим глазам: уработать семьдесят второй уровень с одного удара, да еще и дистанционного?! Это кто же такие к ним пожаловали?

Его раскрытый рот раззявился еще шире, и он наконец сделал то, что по уму надо было сделать с самого начала — заорал. Заорал на зависть, перекрывая по децибелам монастырского чемпиона Семьдесят Второго, но портальные воины уже мягко скользнули на землю, обнажили оружие и большими прыжками понеслись по направлению к казармам.

Через пару секунд крик оборвался.

Это даже бойней нельзя было назвать — оба «небесных воина» вели себя как хорьки в курятнике, убивая всех равнодушно, деловито и быстро. Никакого достойного сопротивления никто оказать просто не смог. Даже когда боевые монахи во главе со Сто Двадцать Четвертым бросились на черную парочку толпой, двое пришельцев не дрогнули. Скорее наоборот — радостно оживились и заработали мечами с удвоенной скоростью. И даже высокий уровень не помог — голова Сто Двадцать Четвертого слетела с плеч с той же легкостью, что и у какого-нибудь Тридцать Седьмого.

Вскоре в воздухе повис тяжелый запах мясной лавки.

Заваленный посудой и шкафом Четвертый пришел в себя и в щелку наблюдал за происходящим с ужасом и оторопью. Больше всего его шокировал тот факт, что никому из обитателей монастыря, похоже, даже не удалось поцарапать убийц. Всех этих здоровых, сильных и прокаченных мужчин, половину из которых он боялся до заикания, деловито резали как овец. Да каких там овец! Били тапком, как тараканов.

Некоторое оживление смог внести только монастырский эконом Восемьдесят Четвертый. Наблюдая происходящее, он сначала побледнел, потом покраснел, затем вдруг рухнул на колени и принялся неистово отбивать поклоны и голосить:

— Погодите! Погодите! На секундочку остановитесь, только на секундочку! Давайте поговорим, мы же взрослые люди! У нас не очень богатый монастырь, но мы можем договориться! Только остановитесь, давайте поговорим!

Как это не странно, но его призыв возымел успех. Один из нападавших вдруг перестал размахивать мечом и подошел к надрывающемуся хозяйственнику:

— Поговорить говоришь? Ну, давай поговорим! — легко согласился воин. Это были первые слова, которые обитатели монастыря услышали от нападавших. Голос, кстати, у мясника был так себе: высокий и визгливый, как у бабы. — Ты кто?

— Эконом! Эконом я! Здешний, значится, эконом! — зачастил обрадованный началом переговоров хозяйственник.

— Эконом — это хорошо. — согласился переговорщик. — А вот скажи мне, эконом, где нынче паства твоя экономическая пребывает?

Восемьдесят Четвертый, похоже, от страха уже совсем ничего не соображал, потому что на вопрос не отвечал, лишь непрестанно мелко кивал, вытаращив глаза на собеседника.

Пауза затянулась.

— Эй, алло, товарищ эконом! — убивец пощелкал в воздухе пальцами, привлекая внимание. — Давай уже, снимайся с рычага! Я спрашиваю — кого ты на какие работы уже успел отправить и, главное — куда?

— Так это… — разморозился эконом. — Завтрака же еще не было. Все здесь, разве что рыбаки в море вышли сети на Восточке проверить — на восточной стороне, значит.

Он посмотрел в глаза собеседнику и быстро ответил на невысказанный вопрос:

— Двое. Один на веслах, другой с сетями. Они всегда на зорьке уходят, а завтракают потом. А все остальные здесь.

— Это хорошо, брат. Что все здесь, это просто радует. — довольно покивал пришелец. — Ну, спасибо тебе, брат.

И вдруг махнул мечом и одним ударом развалил эконома надвое от плеча. Тот упал, даже не вскрикнув.

А убийца уже повернулся к своему подельнику.

— Саня! Я, наверное, сбегаю, рыбачков искупаю. Ты тут как один — управишься?

— А чего не управиться? — пожал плечами тот. — Все равно самый сенокос кончился уже, кто еще живой — разбежаться успели, по кустам хоронятся. Сейчас сканер включу и буду по одному их из схронов выковыривать. А ты беги, не тяни, а то вдруг рыбачки дотумкали, что здесь происходит и уже на соседний остров гребут что есть силы.

— Далеко не угребут — нехорошо ухмыльнулся любитель купаний и сорвался с места странным бегом, как будто вспархивая при каждом шаге и пролетая метров пять-семь.

«Легкие шаги» — опознал умение Четвертый. У одного из боевых монахов было такое, правда, тот пролетал максимум метра полтора.

Юноша уже понял, что жить ему осталось пару минут — убийца стоял от него метров в пятнадцати, не дальше, а на таком расстоянии включенный сканер покажет Четвертого голеньким, во всех подробностях.

Но страха почему-то не было. Совсем мне было. Судя по всему, психика подручного повара за последние минуты получила столько нокаутирующих ударов, что больше ни на что не реагировала.

И действительно — оставшийся убийца хмыкнул, и медленно повернулся к поваленному посудному шкафу.