Зараза. Трилогия (СИ) - Гарцевич Евгений Александрович "jk57"

– Космос! Держись! – заорал старик и всунул мне в зубы невкусную деревяшку, – Сожми зубы и ни за что их не открывай!

Я подчинился. Как пьяный, которого таксист выбросил в незнакомом районе, я вообще перестал понимать, что происходит. В голове шум и пустота. Меня потянули еще раз, и я пошел. Раздался грохот, несколько коротких очередей, в голове будто в просвете мелькнуло: «О, из шмайсера палят», а потом опять пустота и только крепкие руки, которые тянут меня куда‑то в горку.

– Али, не отобьемся. Они со всех сторон лезут, бежим!

Я тупо передвигал ноги. Сказали бежать – я бежал. Сказали стоять – я стоял. В голове мелькали обрывки воспоминаний, какие‑то ассоциации. То я на бешеной скорости несусь по закрытой трубе в аквапарке, виляя на поворотах. То первый раз в жизни пялюсь на салют. Деревяшка во рту раздражала, жесткая со вкусом перечной мяты и ощущалась так, будто я пачку конфеток «холодок» проглотил, но выплюнуть я ее не мог. И даже не потому что еще тупо следовал указаниям, а, наоборот, уже начал одупляться и чувствовал, что она помогает.

Желание клацать зубами или кусаться уходило, будто стоматолог заморозкой побрызгал и челюсть неметь начала. Когда мы вбежали в женский зал, где жили камаджорши, ожидавшие похода в лучший мир, я почувствовал, что зов Шекхед стал слабеть. Я смог бежать уже сам. Кисло улыбнулся обеспокоенным камаджорам и отобрал у Али разряженный «шмайсер». Поменял магазин и отдал обратно.

Понял, что еще не готов. Меня начало знобить. Пошел какой‑то странный отходняк с ощущением противной гриппозной температуры. А еще мне было страшно. Страшно оттого, что так легко потерял себя. Я в разных состояниях бывал, и по пьяни, и под кайфом, и под наркозом, но всегда чувствовал связь с этим миром. Пусть испорченную, пусть с розовыми единорогами или страшными кошмарами, но это было мое. А там меня не было. Улей, воля Шекхед, чуждый коллективный разум – что угодно, но меня оно поглотило, сделав лишь далеким сторонним наблюдателем.

Мы выскочили в помещение с лебедкой и прожекторами, без разбора, повалили за собой все, что было не прикручено. Бросили в дыру несколько ящиков, завалив все стойками прожекторов, Али выпустил длинную очередь. А в ответ из проема, как из рупора, разнесся дикий рев. Мы помчались дальше, вывалились сквозь полиэтиленовый полог и, чавкая по раскисшей глине, выбежали из шахты.

Дождь закончился, хотя небо светлее не стало. Темно‑синие тучи, как еще любят говорить – свинцовые, будто для красивого эффекта, сгустились над шахтой. Грузовик стоял на месте, только тент сняли. Наши проводники, вместе с водителем, с ног до головы перепачканные в грязи, пытались пристроить полотно под увязшим в грязной жиже колесом. Одноглазый пулеметчик заметил нас, развернулся и сразу же открыл огонь куда‑то за нашей спиной.

Я даже оборачиваться не стал, только припустил еще быстрее. Дыхалка начала подводить, но сил было полно – всплеск перенесенного бешенства давил на мышцы. Требовал действий, как берсерк, которого разогрели, а подраться не дали.

Лу с Али наперебой кричали на креольском водителю с пулеметчиком. Но и так было понятно, о чем речь.

– Лу, переводи! – я вынул деревяшку, крикнул, закусил ее обратно и постарался бежать еще быстрее, – Газу и пусть толкают, я помогу!

Лу перевел. Водитель заскочил в кабину, завел двигатель и начал раскачивать машину то взад, то вперед. Проводники и пассажир из кабины облепили машину спереди, жались по углам, косились на нас и толкали машину, когда она давала задний ход.

Таких безумных глаз, как у водителя, я даже у бывшей не видел, в момент, когда предложил расстаться. Глаза полезли на лоб, он инстинктивно откинулся и вжался в кресло. А я чуть сбросил скорость, ловя грузовик, в момент качелей, и собрав всю ту, злость, бешенство и страх, которые во мне бурлили, тараном влетел в капот. Одноглазый не удержался и улетел в кузов, пулеметная трескотня оборвалась, но сразу же проснулись другие звуки. Ревел мотор, орал водитель, вопили мужики, упавшие в грязь, рычал я.

Может, я стал звездой американского футбола с искалеченной паразитом психикой, для которого не существует преград. Может, доска под колесом помогла, а, может, старый движок превозмог себя, или просто уже почти все раскачали и у мужиков, глядя на бегущего меня, открылось второе дыхание. А, может, сработало все вместе, но грузовик выскочил из грязи, резко развернулся, блеснув погнутым радиатором. И как только все запрыгнули в кузов, взревел уже совсем на другой ноте, мотая нас от лавки к лавке, помчался вдаль от шестерых «циркулей».

Наш пулеметчик, как мог, старался, но первый раз попал в мутанта, когда он уже полоснул задний бампер своими косами. А я еще добавил из «шмайсера». В два ствола мы сбросили одного и смогли подранить еще одного, попав в то место, которое можно было считать коленной чашечкой. А потом со скрипом и искрами от оторванного бампера, мы выскочили на асфальт и втопили, выжимая максимум, и там уже оторвались. и, наконец‑то, смогли выдохнуть.

– Лу, эта твоя хрень, – я вынул палочку, поняв, что больше не чувствую вкуса, а заодно протер лицо, разглядывая на руках остатки белого порошка. – Заранее ее нельзя принять?

– Это не хрень, а лошадиный транквилизатор, если ты его заранее примешь, то начнешь слюни пускать еще до входа в пещеру и помочь точно не сможешь. Хотя помрешь, если не счастливым, то умиротворенным.

– Хреново, – я начал заряжать пустые магазины «шмайсера», пытаясь уравновесить тряску в руках с тряской машины, – Вы‑то как?

– Бывало и хуже, но мы к этому с детства готовимся, – держась за край лавки, Лу подполз ко мне и стал светить фонариком в лицо, что‑то высматривая, хмыкнул каким‑то своим мыслям, снял каску и выкинул ее за борт. – Были бы чуть ближе, такими же овощами стали. Без алмаза нет шансов к ней подобраться.

– Зов на нас так действует, потому что мы заражены, верно? – я задумался, – То есть не покусанный ничего не должен услышать?

– Я не знаю, как это работает. Сам понимаешь, тестировать не было ни возможностей, ни желающих. В легендах говорят, что‑то типа: смерть, смерть и еще раз смерть каждому, кто приблизится. Да и «глобалы» как‑то же подхватили паразита в первую волну.

– Может порезались просто или поры какие‑нибудь вдохнули?

– Может и вдохнули, что не отменяет того факта, что не зараженным лучше сюда не лезть. Едем к старейшинам, надо с ними все обсудить.

– Нет, я не поеду. Высадите меня поближе к ЖД‑музею, мне пройтись надо.

– Уверен?

Я кивнул.

Хотя уверен был только в том, что я сейчас не готов видеть живых людей. Нет, бросаться я не начну. Голодный, алчущий крови, берсерк во мне отступил, боль в плече, явно открывшаяся рана от огнестрела, восторг от побега – все это здорово переключило. Но оставило не только усталость, а общее гадское чувство, что меня поимели, гнилыми липкими щупальцами трахнули мозг, а мне нужно если не отмыться, то хотя бы проветриться. Надо переварить все, что произошло. Понять, что сказать нашим, как объяснить сестре, что я, возможно, уже и не я. И принять какое‑нибудь решение – идти до конца и завалить ЭТО, что так просто может отнять у меня себя, или бежать куда угодно, главное подальше от той шахты.

Глава 19

Я выскочил на дорогу, когда грузовик замедлился перед поворотом на нефтебазу. Лу что‑то крикнул, но до меня донеслась только часть про то, что он найдет меня в ЖД‑музее. Я покрутился на перекрестке, осмотрелся и, не задумываясь, побрел в сторону жилых домов. Булочная, аптека, магазинчик со всевозможной херней по фиксированной цене стояли на первой линии от дороги, а за ними высились трехэтажные дома.