Дмитрий Медведев - Эпоха мертвых. Дилогия (СИ)

А еще под колесами гаденько похрустывали хорошо обглоданные и разбросанные неизвестными падальщиками кости. Снаружи мертвецов было не меньше, чем в машинах, и животные с птицами уже выполнили свою работу, сожрав все, что можно.

После короткой, но напряженной работы мы немного отъехали вглубь братской страны, выбрались на улицу и закурили, Хельмут с Терри остались с нами на улице за компанию — девушек из машин выманить было невозможно. И как они умудряются столько времени сидеть на одном месте? У меня зад как будто окаменел на веки вечные, даже при ходьбе поясница ощущалась чем-то совершенно инородным, но никак не частью моего тела.

— Слышали? — тихо сказал Семен и показал куда-то пальцем.

— Нет, а что там? — так же негромко поинтересовался Виктор.

— Да вроде кто-то ухал, совсем рядом.

— Что-что делал?

— У́-хал, — прошипел Семен с раздражением, разбив и без того короткое слово на два слога, чтобы понял любой тупица. — Как сова, блин. В зоопарк не ходил, что ли?

— Не, ничего такого не слышал, — мотнул головой Виктор.

— Я тоже, — пожал плечами я и на всякий случай прислушался. Безрезультатно.

— Тот тип ничего не говорил тебе об этом? — осведомился Терри, все еще чувствующий себя неловко от того, что ему во снах никто не являлся. Семену тоже, но он почему-то совсем не переживал по этому поводу.

— Говорил, да я неправильно его понял, — я развел руками. — Уж извините, он всегда изъясняется непонятными загадками, а тут, оказывается, сказал прямо — скоро стемнеет.

— А больше ничего не говорил? — спросил Хельмут, ему с Бастианом я все рассказал еще в машине, чтобы приободрить их.

Я призадумался и изрек.

— Надо же, говорил. Вот если б не спросили — я бы и не вспомнил. Могу ошибаться, но, если память не подводит, он что-то упоминал о том, что темнота эта рассеется, или типа того. Что не надо ее бояться, просил двигаться вперед, не обращая внимания ни на что.

— Это все здорово, но мы в пути уже четырнадцать часов, — резонно заметил Терри. — Водители устали, им нужен отдых. Даже я, хоть ничего и не делаю, вот-вот свихнусь от этого безделья и от сидения на пятой точке. Лучше прерваться на несколько часов, чем угодить в аварию и выйти из строя на несколько дней или даже насовсем.

— Если честно, я бы еще и поел, — признался Виктор и с хрустом размял шею. — Вы-то почти все хоть что-то перехватили, а я вот нет, как-то не спохватился, не успел. У меня кишки уже сами себя переваривать начали.

Меня немного кольнула совесть — как же так, Хельмут столько времени крутил баранку, а я трепал языком и даже немного поспал, и ни разу не предложил ему смениться. Выглядит немец, во всяком случае, очень уставшим. Если вначале он отстранил меня от управления, то сейчас бы с удовольствием уступил.

Я один стоял лицом к нашим машинам, напротив меня находились Семен и Виктор, спинами заслоняющие свет фар, Хельмут и Терри встали с боков, а Бастиан — рядом со мной, так, что мы образовали круг. Готов поклясться, что в черной непроницаемости, начинающейся за оказавшимся в хвосте фордом, мелькнуло какое-то движение. Нечто огромное с небывалой легкостью и быстротой переместилось с одного места на другое, на сотую долю секунду промелькнув перед моими глазами.

Как уже было сказано выше, один лишь я стоял так, что мог заметить невнятное колыхание. Разумеется, я тут же себя одернул — ну что там может случиться? Или, что более удивительно, как я мог что-то заметить, если вокруг темнота, хоть глаз выколи?

— Давайте попробуем сойти с трассы и где-нибудь остановиться. Три-четыре часа нам хватит, — предложил я, желая только одного — как можно скорее убраться из этого места. Делиться соображениями по поводу своих галлюцинаций не стал, не стоит подливать масла в разгорающийся огонь нашего общего безумия.

Возражений не было. Более того, нам пришлось изрядно поспешить. Едва мы с Хельмутом дошли до пассата, как сзади, из-за семенового форда, грянул гром. Низкий и близкий, настолько сильный, что земля вздрогнула под ногами. Подобный звук, наверное, сопровождает падение чего-то огромного с высоты нескольких метров. Например, если поднять и бросить микроавтобус или джип.

Я даже успел испугаться — не начали ли опять поливать Землю-матушку ядерными зарядами от безысходности — но, если бы это было правдой, такая мысль не смогла бы родиться в голове, ей бы просто не хватило времени, потому что мозг сгорел бы раньше.

— Твою мать! — заверещал Семен и припустил до форда бегом.

Машины взревели изо всех своих скромных лошадиных сил, набирая скорость с визгом покрышек. За рулем вновь оказался Хельмут, но от его усталости не осталось и следа — он был собран и сосредоточен. Вот что значит вести здоровый и размеренный образ жизни с юности… Я подумал это и испытал отчаянное желание закурить, жадно втянуть сигарету одним горьким залпом и, травясь канцерогенным дымом, помечтать о том, как скоро брошу. Навсегда и насовсем.

— У меня странное ощущение, — странным, звенящим голосом сказал Бастиан. — И у Берты тоже. Она потеряла сознание.

— Was?! — взревел дурным голосом Хельмут.

— Тихо, тихо! — воскликнул Бастиан. — Она дышит, она жива, просто испугалась.

— А мы-то как испугались, — ввернул словечко я, опережая старого немца. — Хельмут, не отвлекайтесь, пожалуйста. Ничего с Бертой не случилось.

— Все под контролем, — буркнул Хельмут, но все равно начал чаще поглядывать в салонное зеркало заднего вида.

Сзади еще раз шарахнуло, на сей раз как будто ближе и явно сильнее. Я крепко пожалел, что не пристегнул ремень безопасности — меня подкинуло вверх и приложило лицом о потолок. Из-за удара заныла шея, а заодно и вспыхнули краткими, но колючими вспышками ребра и даже ноги, пострадавшие в неравном бою под Щецином.

Бастиан и Хельмут, истинные немцы, на автомате «пристегнулись» еще на старте, так что они отделались лишь встряской.

Был и положительный момент — Берта очнулась. Ох и правы были великомудрые предки, советуя лечиться тем же, чем и ушибся.

Собака приоткрыла слезящиеся глаза, привстала и как будто хотела гневно залаять, но потом передумала и обратно бухнулась на сиденье, положив голову на колени Бастиану. Тот немедленно начал ее поглаживать, заодно успокаивая этим и себя.

Я оглянулся. Семен держал курс ровно, со страху прибавив скорости чуть больше допустимого и опасно сблизившись с нами. Пассат не мог лететь так прытко, как форд или, тем более, спортивный мицубиси Виктора и Беатрис. Но в нашем случае всем приходилось подстраиваться под скорость слабого звена.

Прошло, наверное, минут сорок, прежде чем мы начали понемногу приходить в себя. Я все это время вслушивался в тишину да без толку глазел по сторонам, надеясь приметить шевеление во тьме прежде, чем следующий невидимый удар придется по нам.

Наконец, усталость победила, и было решено устроить привал. Я был несказанно рад этому, поскольку после лобовой атаки на потолок вся моя тушка вдруг разболелась и разнылась, да так, что сидеть стало невыносимо, как ни вертись. И чего ж ты, тело, раньше-то молчало? Даже утром, когда шли на приступ, ушибы и синяки так не тревожили. Ждали, наверное, подходящего момента.

Позади остался Белград, и мы, заметив знак «кемпинг», сошли с широкой трехполосной трассы направо, преодолели сотню метров дороги похуже и остановились на, как вскоре выяснилось, весьма широком асфальтированном пятачке, где имелся небольшой мотель, магазинчик, микроскопическое кафе и около дюжины домов на колесах. Их сезон еще не наступил, и пока места хватало всем путникам.

Здесь я впервые увидел почти полностью обглоданный скелет, мистически белеющий во тьме, когда мы с Семеном отправились по делам природным за угол гостиницы.

Перепугались, конечно, не на шутку, но еще больше поразились, когда поняли, что заметили останки несмотря на то, что лежали они вне зоны, освещаемой нашим фонариком, но чуть сбоку.

Секунда понадобилась уже приспособившемуся к новым условиям мозгу, чтобы осознать — кромешная темнота, чем бы она ни была, отступает. Конечно, это происходило совсем не быстро, но уже сейчас, отведя фонарик в сторонку, я мог, например, свободно рассмотреть большой серый камень в метре от меня.

Мы вернулись, стараясь не замечать на обратном пути скелет, а наши уже чуть не скакали от радости — они разглядели на небе звезду. Открытие принадлежало остроглазому Виктору, в то время как другие добрых пять минут щурились и без какого-либо результата пытались посмотреть туда, куда им показывали пальцем. Наконец, едва заметный огонек пока единственной видимой звездочки заметил и Бастиан, следом за ним — Машка, а уж потом и все остальные. Мне все чудилось, что звезда то горит, то пропадает, но я списал это на фокусы человеческого зрения, когда приходится его перенапрягать, чтобы узреть нечто трудноразличимое.