Новый мир. Книга 2: Разлом. Часть вторая (СИ) - Забудский Владимир

— Спасибо тебе большое, дружище.

— Вот, держи! — Джером порылся в шухляде своего стола и кинул мне старый как мир спутниковый коммуникатор. — Выберешься из-под земли — сигнал сразу появится. У меня к тебе только одна просьба, чтобы ты отошел километра на два-три, перед тем как включать эту штуку. Евразийцы с легкостью отследят сигнал, а мне не хотелось бы наводить их прямиком на станицу.

— Спасибо, — еще раз повторил я, пряча коммуникатор в карман.

— Если надумаешь идти наверх — скажи вартовому, он тебе выдаст оружие и патронов. Все это, если что, можешь оставить себе. И коммуникатор тоже. Ты, главное, не забудь, что я тебе сказал. Уж постарайся убедить свое начальство подбросить нам стволов. А мы в долгу не останемся.

— Сделаю все что смогу, дружище, — уклончиво ответил я.

— Ну давай. Надеюсь, еще увидимся.

§ 76

Выйдя из ставки атамана, я бессмысленно поковылял вдоль тоннеля, исподлобья глядя на нехитрый казачий быт по сторонам. В голове пока еще было ясно, и я напряг весь свой интеллект, чтобы найти какой-то выход из ситуации. Старался не думать о коммуникаторе в кармане. А еще надеялся, что сейчас встречу Маричку.

— Эй! — услышал я сзади знакомый голос. — Обожди-ка, здоровяк!

Обернувшись, я увидел, как из полумрака выступает Джеромова Катька.

— Ты, случайно, не голубку свою ищешь? — усмехнувшись, спросила та.

— Маричка мне не «голубка»! — по привычке выдал я, и тут же задумчиво примолк.

— Как же, как же, вы как дети малые, — рассмеялась Катька, подмигнув. — Не переживай, знаю я, где она. Решила утром наверх прогуляться.

— Наверх? — нахмурившись, кивнул я на потолок. — Наружу, в смысле?!

— Ага.

Увидев выражение моего лица, девка беззаботно рассмеялась.

— Да ты не переживай! Я же вижу, Маричка твоя на пустошах выросла. Не пропадет. Странно только, что оружие брать с собой наотрез отказалась. Я ей хотела карабин свой любимый дать, легкий, удобный, под женскую руку, а она уперлась, да и все тут.

— Как же вы отпустили ее одну?! — возмутился я.

— А что такого? У нас тут вольная станица: кто куда хочет, тот туда и идет, — пожала плечами Катька. — Я ей предложила за компанию сходить, посудачить о своем, о женском, а она мне: «Одна побыть хочу». Что-то себе надумала баба, у нас такое бывает. Ждет, небось, чтоб ты ее поскорее нашел да от мыслей печальных избавил. Ха-ха! Так что я особо не навязывалась. Только наказала одному из наших разведчиков, чтобы присмотрел за ней издалека. Так что, если вдруг собаки дикие появятся, или другая какая опасность — он будет начеку, не даст ей в обиду.

— Спасибо за заботу. Куда она пошла, не знаешь?

— Как не знать-то? Есть тут одно тихое местечко, я ей подсказала. Сама там люблю посидеть. Мы с Джеромом там первый раз это-самое, ну, ты понял. Уютно там, — с этими словами Катька игриво мне подмигнула, как бы подговаривая меня повторить с Маричкой их с Джеромом опыт.

— Как туда пройти?

— Выходи через главный выход, под старой мельницей. Как выйдешь, вдоль русла пересохшей реки иди на север, до пригорка, где стоит одинокий сухой дуб. Забирайся на пригорок. За следующим пригорком увидишь черненький такой лесок. Там тропа есть, по ней шагов триста пройдешь, и увидишь рыбацкую избушку около болотистого озера. Там ее и ищи. На топи только заходить не вздумай — не трясина засосет, так гадость какая-то укусит.

— Спасибо! — кивнул я, засобиравшись к выходу.

— Эй, обожди! День же наверху! Возьми-ка у Ванды куртку с капюшоном, закутайся поплотнее да очки надень! Первый раз на пустошах что ли?!

Вартовые, как называли здесь дозорных, были, видимо, предупреждены обо мне. Выпустили, не задавая лишних вопросов. Угрюмый бородатый мужик, стороживший выход из подземелий, без слов достал из металлического ящика и протянул мне старый украинский автомат «Вепрь» с примотанным к нему запасным магазином. Кивнув, я бодро взбежал по самодельным ступеням, вделанным в стены выдолбленного в земле вертикального колодца, открыл люк и оказался в подвальном помещении со скрипучим деревянным полом, где был бы уместен запах мышей и залежавшегося зерна. Из дыр между досками в потолке сюда проникали лучики света.

Дорогу оказалось найти несложно. Выбравшись из подвала старой ветряной мельницы, я сразу приметил русло высохшей речушки. Солнце стояло в зените, но небо, на счастье, было хмурым и пасмурным. Порывистый ветер гонял над землей пыль и остатки пожелтевших листьев. Кроме завываний ветра и скрипа старых мельничных лопастей, нигде не было слышно ни звука. Видимость была хорошей. Глубоко вдохнув сквозь закрывающую лицо повязку и оглядевшись по сторонам, я увидал на холме вдали сгоревший остов Храма Скорби, над которым, не иначе как по старой привычке, кружили вороны. Стоило мне подняться туда — и я вновь оказался бы на могиле матери. Быть может, в этот раз я сумел бы побыть там спокойно — столько, сколько пожелаю. Быть может, такой возможности мне больше никогда не представится. Но указанный Катькой путь пролегал в противоположном направлении. Поколебавшись с минуту, я отвернулся от Храма прочь. Ушедших уже не вернуть. Но, может быть, я еще способен помочь живым.

Ступая по мелким камням, поросшим внизу бесцветным мхом, я быстро дошел до пригорка, где сгорбился, будто древний старик, высохший столетний дуб. Странно, что в Темные времена этого исполина не пустили на дрова. Должно быть, он тогда еще был ценен как ориентир.

А вот и лесок. Если, конечно, так можно назвать нечто совершенно мертвое. Когда-то, должно быть, здесь была крупная лесополоса. О ней здесь до сих пор напоминали многочисленные пни, хранящие на себе отпечатки пил и топоров первых жителей Генераторного. Немногие деревья, уберегшиеся от лесорубов, давно ссохлись, сгнили и в большинстве своем повалились. Лишь немногие так и продолжали торчать голыми стволами и ветвями вверх, словно скелеты, молча укоряющие людей в том, что они сделали с этой планетой. Снизу стволы обвил колючий толстый вьюнок — еще один, наряду с белесым подкаменным мхом, представитель малосимпатичной послевоенной растительности, появившейся здесь не то по капризу природы, не то благодаря экспериментам генных инженеров из корпорации «Андромеда».

«Когда-то здесь ступал мой отец», — думал я, идя по тропе среди мертвого леса. Мой слух был напряжен, а автомат снят с предохранителя, но каждый раз, когда я тревожно замирал и вскидывал ствол вверх, тревога оказывалась ложной. Однажды из-за деревьев взмыли вверх, хлопая крыльями, несколько жирных грифонов. Еще один раз я увидел маленького поросенка, покрытого толстыми роговыми пластинами, словно носорог. Хрюкая, поросенок увлеченно рыл носом землю среди стволов упавших деревьев, разыскивая насекомых или съедобные коренья. Земля не была совсем мертва. Она просто стала намного менее красивой — словно былая красавица, постаревшая и обезображенная оспой.

— А вот и «уютное местечко», — прошептал я, останавливаясь.

При виде покосившейся, ветхой избушки, ютящейся на краю болотистых топей, пришлось признаться себе, что я напрочь лишен искаженного постапокалиптического чувства прекрасного, присущего Джерому и его Катьке. Если они были в состоянии рассмотреть в этом пейзаже одним и ведомое очарование, то у меня он вызывал лишь тоску и уныние. Прохладный ветер зловеще шелестел камышами и гремел створкой выбитого окна, держа нервы натянутыми как струны. Голые почерневшие стволы деревьев нависали над головой, бросая на землю неровные тени.

«Что же тут забыла, Маричка?» — удивился я мысленно, ускоряя шаг. Приблизившись к избушке шагов на десять, я остановился и нарочито громко возвестил о своем приближении щелком затвора и окликом:

— Маричка! Это я, Димитрис!

Однако в ответ я не услышал ничего кроме завываний ветра и шелеста камыша. В сердце понемногу закралась тревога. Я попытался убедить себя, что девушка могла просто не услышать меня из-за шума ветра. Сняв автомат с предохранителя, я осторожно, стараясь больше не шуметь, двинулся вперед.