Дмитрий Ермаков - Третья сила
«Это было бы смешно, если бы не было так грустно», — подумала Лена. Она какое-то время наблюдала за мучениями Мити, потом подошла, опустилась рядом на сиденье велотренажера. Наконец, девушка не выдержала и произнесла:
— Мить. Митяй. Уймись. Это не так делается.
Юноша вздрогнул, точно только что проснулся, посмотрел на нее мутными глазами. Волосы топорщились, как у панка. Со лба стекали огромные капли пота.
— А. Привет, Лен, — произнес Самохвалов. — Я сейчас ухожу.
Митя хотел вскочить, но Лена положила ему руку на плечо и заставила сесть обратно. Разговаривать с Митей девушке не хотелось. Времени у нее было в обрез, впереди ждала куча дел. Но она чувствовала: сейчас как раз тот момент, когда она должна сделать над собой усилие и протянуть руку помощи человеку, который реально в ней нуждается.
— Что случилось, Мить? — спросила Лена, глядя Самохвалову прямо в глаза. — Ты ведь никогда сюда не ходил. Что изменилось? Ну, говори. Перед девушкой решил прессом пощеголять?
— Да какая тебе разница! — вздохнул Митя, опуская глаза.
— А вдруг, — девушка присела на корточки, чтобы снова поймать его взгляд.
— Ну ладно. Скажу. У полковника иссякло терпение. Он сказал: «В конце лета пойдешь в город. Сдохнешь — туда и дорога».
«Этого следовало ожидать», — подумала Лена.
— Но со мной больше никто не захотел заниматься. Денис Владимирович сказал: «Отвали, Самосвал. Нет у меня на тебя больше времени». Иван Степанович, твой учитель, послал меня в жопу, — принялся перечислять он сталкеров, тренировавших будущих охотников. — Петр Игнатьевич захлопнул дверь перед носом. Василий Иванович слушать не стал...
«И этого следовало ожидать», — вздохнула девушка.
Она знала, как упорно и как безрезультатно пытались сделать из Митеньки взрослого мужчину друзья ее отца. Денис Воеводин говорил, что против воли заниматься не заставит даже лучший в мире тренер. А у Самохвалова с волей, по всей видимости, дела обстояли крайне плохо. С тренировок Дениса Митя сбегал, чем приводил инструктора в ярость. Кончилось все тем, что сталкер Воеводин просто отказался готовить Митю к охоте.
— Так что через три месяца мне капут, — подвел итог Самохвалов. Он не плакал, глаза юноши оставались сухими, но в голосе звучала такая боль, такое отчаяние, что сердце Лены не выдержало. Огромная, крупная слеза скатилась по ее щеке и упала на пол.
Девушка представила Митю, который, сгибаясь под тяжестью амуниции, задыхаясь в противогазе, едва не падая, плетется по улице. Пот застилает его глаза, тяжелое ружье волочится по земле. Вокруг есть и другие сталкеры, они понукают его, кричат на него, толкают в спину, заставляя идти быстрее, но он не может. Ноги его заплетаются. И вот он падает на потрескавшийся асфальт, не в силах ступить больше ни шагу. А среди развалин ближайших домов уже слышится рычание хищников, привлеченных легкой добычей...
Лена твердо решила порвать отношения с бывшим кавалером, но сейчас, когда перед Митей Самохваловым всерьез замаячила перспектива стать собачьим кормом, Лена не нашла в себе сил остаться в стороне. Ведь она любила его, пусть и не долго. Ценила за доброту и искренность, уважала за честность. Принципами можно было в данном случае поступиться.
«Если я сейчас уйду, если брошу его, я совершу убийство. И не отмоюсь никогда, — сказала себе дочь сталкера. — Пусть я сама там еще не была. Но я уже многое умею. Я должна помочь ему. Я должна сделать хоть что-то».
— Мить. Мить, послушай меня, — заговорила Лена, усаживаясь рядом с Митей и кладя ему руку на плечо. — Тягая тяжести, ты толку не добьешься. Не с этого начинать надо. Короче, я тебе помогу. Два месяца — это мало. Но тренировки Воеводина даром не пропали точно. Не с нуля начинаем. Вставай, плюшевый мишка. Будем делать из тебя медведя. Настоящего лесного хищника.
— Тебе-то какое дело... — пробурчал Митя, отстраняясь. — Сдохну — так сдохну.
И тут Лена поняла, что в этой ситуации самое страшное: Митя уже попрощался с жизнью. Он уже смирился с тем фактом, что выйдет на поверхность и не вернется обратно. Парня надо срочно приводить в себя. И Лена решила, что больше церемониться с Митей не будет.
— Я те дам — «сдохну»! — закричала Рысева, отвесив Самохвалову мощную оплеуху. — Я те сдохну! Ты мужик, Митька! Мужи-и-ик, ты меня слышишь?! Кончай нюни распускать! Вперед, за гантели!
Митя, насмерть перепуганный, зато мгновенно пришедший в себя, сорвался с места и помчался к спортивным снарядам.
— Да не трогай ты эту, горе мое луковое! — зарычала Лена, увидев, что Митя потянулся к двадцатикилограммовой гире. — Грыжу хочешь заработать, да? Надорваться хочешь?
Лена взяла со стойки гантели по два килограмма каждая и протянула Мите. Самохвалов посмотрел на нее с удивлением.
— Такие легкие?
— Легкие, как же. А ты подними их сорок раз, — усмехнулась девушка. — Посмотрим, что ты тогда запоешь. Повторяй за мной.
Она встала перед Митей, взяв такие же, как у него, гантели, и стала показывать ему упражнения для бицепсов, потом для трицепсов. Но едва заметив, что Митя начинает выдыхаться, объявила перерыв.
— На фиг перерывы, — отмахнулся Митя, — надо заниматься. Нет времени у нас, времени нет...
Насилу Лене удалось отобрать у своего подопечного гантели и заставить его присесть на стульчик.
— А теперь, Митяй, послушай меня очень внимательно. И попробуй только перебей, — Рысь показала юноше кулак. — Я возьму на себя твою подготовку к выходу в город. Ну, хотя бы попытаюсь. Не спеши «спасибо» говорить и на колени падать, дослушай. Если ты сейчас начнешь качать гири и марафоны бегать, ты просто сломаешься. И толку не будет никакого. Во всем система нужна, понял? Ты постоянно что-то жуешь. И куда только твоя мать смотрит?! Причем гадость всякую недоваренную. Это очень вредно. Догадываюсь, когда готовишь, трудно удержаться и не вытащить что-то из котла. А ты смоги! Начни силу воли воспитывать! Ты меня понял?
Митя на миг погрустнел. Но уже в следующее мгновение юноша тряхнул головой, улыбнулся до ушей.
— Даю слово: я не сдамся! — воскликнул он.
— И главное, — закончила Лена свою речь. — Если ты еще хоть раз вякнешь, что лучше сдохнуть, я уйду. И тогда ты, скорее всего, действительно, умрешь. Вот твои мама и папа обрадуются... Усек?
Митя, таращивший на нее глаза, в которых раньше сквозило отчаяние, а теперь, вперемешку со страхом, забрезжила надежда, не издал ни звука, но закивал очень энергично.
— Про то, что мы занимаемся, никому не говори. Мне только слухов не хватало. Усек?
Самохвалов старательно закивал. Лене оставалось надеяться, что у него в самом деле хватит ума держать язык за зубами, иначе молва непременно припишет им бурный роман.
— У выхода в город есть много сложностей и много опасностей. Одним накачиванием мускулов тут не ограничишься. Многое, очень многое зависит от настроя, от силы воли. И головой там, наверху, работать надо, не только руками и ногами. А теперь, — встала Лена, давая понять, что разговор окончен, — ты пойдешь домой и выспишься... И не смей перечить! — посуровела она, увидев, что Митя отрицательно мотает головой. — Посмотри в зеркало. Ты же на ногах не держишься. Вечером, в семь часов, приходи ко мне. Я тебе расскажу все, что сама знаю. А завтра утром возобновим занятия.
— К тебе в гости? — Митя не поверил своим ушам. — А что твой отец скажет?
— А что отец? — пожала плечами Лена. — Я ему все объясню, он поймет. Только ты это, переоденься. От твоей футболки за километр потом разит. Ну, до встречи.
И Лена, ободряюще потрепав растерянного, но счастливого Митю по макушке, направилась к выходу из спортзала.
Но не дошла.
На пороге стояла ее давняя, горячо и сердечно ненавидимая «подружка» Соня Бойцова.
Фамилия Сони отражала ее сущность на все сто. Рысева и Бойцова дрались почти без остановки лет с тринадцати. И перестали лишь в шестнадцать. Отчасти именно Соня сделала Лену такой, какой она стала... Но благодарить ее за это у Рысевой бы просто язык не повернулся. Слишком много тумаков они отвесили друг другу. Слишком много гадостей наговорили. Слишком много сплетен распустили.
Одета Соня была, как обычно, в шорты и тельняшку. Стояла, уперев руки в бока, смотрела на Митю и Лену с ухмылкой. На ее лице красовалась свежая ссадина — след очередного напряженного спарринга. Соня много лет каждый день упорно, до изнеможения, занималась единоборствами, и в поединках побеждала многих мужчин. О женщинах и говорить не приходилось.
— Ё-моё. Рысь в тренера поиграть решила, — проговорила Соня с глумливой усмешкой. Голос у нее был грубый, низкий, как у парня. — Ничего не получится, детка, — продолжала говорить на ходу Соня, небрежно толкнув Лену плечом. — Лучше не позорься.
— Иди ты! — прошипела Лена вслед.
