Дональд Маккуин - Воин
Это наблюдение помогло ей понять ситуацию лучше, чем слова. Люди принимали Нилу как принцессу. Из этого неизбежно следовало, что они видели в ее отце «короля».
Сайла подумала о том, как скоро это намерение воплотится в жизнь. И как именно это будет происходить.
Задумавшись, она чуть не пропустила момент, когда Нила натянула поводья, останавливаясь перед особенно большим шатром. Вся его передняя часть была открыта, чтобы внутрь попадало как можно больше дневного света и свежего воздуха. Немного в стороне стояла длинная печь, высотой примерно в пять футов, растопленная и издающая ровный басовитый гул. Кроме странного шума, внимание невольно привлекала передняя глиняная стена печи, изображавшая рычащее лицо. Заслонка закрывала отверстие рта, а меньшие — небольшие отверстия для «глаз». Пока они разглядывали печь, коренастый мускулистый человек, одетый только в кожаные штаны, выдернул меньшую пробку, чтобы взглянуть в раскаленное нутро. Подняв глаза, он увидел всадниц и усмехнулся.
Пристроив пробку на место, он вышел, чтобы приветствовать гостей. На свежем воздухе от его потного тела поднимались клубы пара. Положив руки на бедра, он сказал:
— Я знаю тебя, Жрица Роз Сайла. Мое имя — Сабанд Гайд, первый кузнец Людей Собаки, я из Южного клана. Пожалуйте в мою Преисподнюю.
Это была смелая шутка — использовать церковное название места наказания в загробной жизни и сравнить ее с огнем и грохотом его работы.
Сайле это понравилось.
— Я знаю тебя, Сабанд Гайд. Разве ты такой злодей, что заслужил Преисподнюю и на этом, и на том свете?
Кузнец проревел, смеясь:
— Входи, Жрица. И ты, маленькая Нила. Что-то тебя в последнее время не видно. Вот твои братья сюда частенько наведываются.
— Раньше ты делал ожерелья и драгоценности, а теперь только оружие. Зачем мне к тебе приходить?
Лицо его дрогнуло, но кузнец оставался весел.
— Ну, хотя бы затем, чтобы скрасить мои будни. Может быть, я даже нашел бы минутку, чтобы сделать тебе медный браслет. — Он повернулся к Сайле. — Что показать тебе, Жрица? Здесь мы работаем с камнем; есть инструменты и поновее. — Он подошел к машине и нежно ее похлопал. — Не хуже любого в Оле — это токарный станок, для стрел. Не отличишь одну от другой. Можем делать наконечники из кремня, обсидиана, бронзы, стали — не только железа, но и хорошей стали. Ты знаешь что-нибудь о моем искусстве?
— Я знаю только, что лечение ран, оставленных этими злыми игрушками, заставляет меня использовать все мое искусство.
Кузнец притворно содрогнулся, как будто пораженный в грудь.
— Хотел бы я, чтобы мои лезвия были столь остры, как твой язычок.
Сайла засмеялась, но быстро стала серьезной.
— А как у вас с металлом? Я слышала, недавно в Оле нашли очень крупное место, пораженное Божьим гневом, и хорошо его разрабатывают. А вы тоже добываете металл в таких местах?
— Мы знаем такие места, но не любим их. Некоторые из них раньше были радзонами, и нам неизвестно, какие именно. Мы предпочитаем честную руду. В старину радзон и невидимых так боялись, что по закону Людей Собаки подлежал казни каждый, кто прикасался к предметам, сделанным гигантами. Сейчас мы уже не так этого боимся, но все равно, никто никогда не узнает, что входило в металл гигантов. Работая со своей рудой, я знаю, с чем имею дело.
— Именно здесь обрабатывается руда? — спросила Сайла.
Кузнец улыбнулся.
— Нет, здесь я варю сталь. Железо плавится за лагерем. Есть особые ритуалы, молитвы — с самых ранних времен. — По его лицу прошла почти незаметная тень, быстрая и смутная, как от облака. Сабанд продолжил, и голос, и его небрежный кивок в сторону печи были совершенно обычными. — Ничего не проходит через врата печи без должной подготовки и проверки. Ты понимаешь.
Сайла почувствовала, как по телу поползли мурашки. Она знала — и он тоже, — что знание железа и стали принадлежало прежде Учителям. Вот почему кузнецы были обособленным сословием. Кузнечный горн был их алтарем, и Церковь игнорировала их, — говорили, уже несколько поколений назад она потеряла надежду справиться с кузнецами.
Сайле хотелось бы сразиться с кузнецом, бросить ему вызов, чтобы поговорить побольше. Однако годы, когда приходилось взвешивать каждое слово, привили Жрице осторожность, ставшую частью ее натуры.
— Можешь рассказать, как делается ваша сталь?
Он кивнул.
— Я смешиваю куски железа с деревянными стружками и секретными добавками в тяжелых глиняных горшках. Мы запечатываем их и держим в печи, пока железо не становится жидким. Потом горшки охлаждают, я их разбиваю и делаю оружие из получившейся стали. Вот моя сталь. — Он вынул из ножен сверкающий новый клинок и вонзил его конец в комель бревна, на котором держалась наковальня. Медленно, мощным усилием кузнец согнул оружие почти пополам, потом отпустил клинок, и тот со звоном распрямился. Довольный кузнец провел лезвием вниз по руке, оставляя за ним аккуратную неширокую полоску сбритых волос.
Их перебил требовательный, бесцеремонный голос, заполнивший шатер:
— Я знаю тебя, Жрица Роз Сайла. Я искал тебя. — Она повернулась к входящему Фалдару Яну, который обменялся с Сабандом формальными приветствиями. Выждав, когда кузнец отвернулся, Фалдар подошел и встал рядом с Сайлой. — Пойдем, Жрица; есть слова, предназначенные только для твоих ушей. — Она позволила ему взять себя под локоть и увести к лошадям. Фалдар Ян вручил поводья ее лошади Ниле, и Сайла с усмешкой отметила, что не было никакой нужды приказывать девушке забирать и уводить лошадь — Рыжик сам отыскал бы дорогу.
Нила ушла, и Сайла заметила двух молодых людей — один был на целую голову выше своего спутника, но все же что-то в их поведении говорило Сайле, что большим авторитетом пользовался тот, что пониже.
— Мой старший сын, Бей. — Фалдар гордо показал на высокого юношу. Сайле показалось, что он был примерно одного возраста с Гэном, но если в Гэне иногда проскальзывала склонность к разумному компромиссу, то этот прямо-таки излучал непреклонность и жесткость, как скала. Она вспомнила одно из замечаний настоятельницы — Люди Собаки хвастались тем, что скорее сломаются, чем согнутся. Тогда это показалось ей шуткой. Глядя на Бея, верилось, что в этих словах не было и тени юмора.
Его спутник, Ликат, был разряжен ярче, чем женщины Южного клана. Справа половина его головы была выбрита, и на голой коже нарисован большой красный паук. Слева свисали длинные волосы. Блестевшие от масла, они были заплетены в длинные косы и унизаны кусочками стекла и блестящими камнями. Сайла заметила, что кое-кто из воинов помоложе пытался подражать Ликату. Яркие цветы, искусно сшитые из перьев, покрывали его жилет, который и так расцвечивала вышивка, свивавшаяся в силуэты животных и птиц.
Жрицу раздражала пустая болтовня Фалдара о качествах его старшего сына и подобных пустяках. На кого нужно было обратить внимание, так это на Ликата. Что-то в его демонстративном безразличии к беседе показалось Сайле подозрительным — ей удалось подсмотреть, как его пристальный взгляд прошелся по фигуре Нилы. Она поклялась бы — Ликат напряжен, как охотящийся леопард.
По приказу Фалдара молодые люди отошли, следя, чтобы никто не помешал его разговору с Сайлой. Тут Бей заметил горячий взгляд, брошенный Ликатом на сестру. Усмехнувшись, он наклонился и прошептал что-то другу на ухо. Ликат залился краской, но промолчал. Быстро приняв равнодушный вид, он нарочито громко расхохотался и принялся что-то рассказывать.
Сайла вздрогнула и обернулась, испуганная раздавшимся за спиной низким ревом. Она увидела Сабанда, открывающего пылающий рот печи, в то время как его помощник неистово раздувал мехи. Сабанд смотрел прямо на нее. Огненный жар из отверстия окрашивал его лицо и зубы в красный цвет. Сайла была уверена, что кузнец хочет что-то сказать, но тот просто кивнул и отвернулся.
Фалдар настойчиво взял ее за руку, потянул за собой. Пока они шли к его шатру, он говорил с хорошо продуманной небрежностью:
— Король сообщил тебе о наших переговорах? О его попытках привлечь нас к нападению на Харбундай?
От неожиданности Сайла споткнулась, почти потеряв равновесие. Алтанар всячески убеждал ее, что не имел никаких контактов с этими людьми. Есть ли где-нибудь на свете правда? Как справиться с этим сюрпризом? Нужно хоть немного времени, чтобы обдумать ситуацию. Фалдар смотрел на Жрицу с явным удивлением. Ее ответ прозвучал неубедительно:
— Церковь не имеет к этому никакого отношения!
Они продолжали идти. Им улыбались прохожие, жители из дверей своих домов. Логика говорила Сайле, что улыбки были дружественные, но ее эмоции превращали их в ухмылки.
В тишине ей припомнились слова настоятельницы: «Мы должны защитить Харбундай. Королева-Мать борется, чтобы спасти Церковь, защитить женщин. Тебе будет прощено любое преступление, любой поступок, но ты должна удержать Людей Собаки от этой войны!»
