Сергей Москвин - Голод

В темной и пустой прихожей Пашка опустился на лавку возле запертого процедурного кабинета. Юлю это удивило: насколько она помнила, прежде ни Сергеич, ни Катерина, уходя из медпункта, не запирали рабочий кабинет. Макс недоуменно подергал дверную ручку и уселся рядом с другом, а девушка осталась стоять. Пашка посмотрел на нее — его глаза неприятно блеснули в темноте. Юля даже поежилась, потом перевел взгляд на Максима.

— Макс, чего вам здесь торчать? — неожиданно предложил Пашка. — Идите, развлекайтесь. А встретите Сергеича, скажите, что я его здесь жду.

Как ни странно, это разумное предложение не очень-то понравилось Максиму.

— Ты точно дождешься? — недоверчиво спросил он.

— А куда я денусь?

Действительно. Но Макс по-прежнему сомневался. Даже когда Юля взяла его за руку и настойчиво потянула к выходу, он встал и, переминаясь с ноги на ногу, сказал:

— Ладно, мы быстро. Найдем Сергеича, и сразу назад.

Юля обиженно надула губки, но Макс в темноте этого, конечно, не заметил. Порой его мальчишеская привязанность к Павлу становилась просто невыносимой.

К счастью искать Сергеича долго не пришлось. Видимо, кто-то уже сообщил ему о Пашкином ранении, и, выйдя из дверей медпункта, Юля сразу увидела шагающего по двору доктора. Он противно шмыгал носом, словно к чему-то принюхивался, и нервно потирал свои похотливые руки. Макс подбежал к нему, начал что-то говорить, но Сергеич отмахнулся и, стараясь не встречаться взглядом с Юлей, боком прошмыгнул в медпункт.

Макса это удивило.

— Странный какой-то, — пожал плечами он и уже собирался шагнуть следом, но Юля удержала его на месте.

— Я только узнаю о Пашкином самочувствии, — попытался отговориться Макс, но она не приняла его оправданий.

— А мое самочувствие тебя не интересует?

Убедившись, что поблизости никого нет и за ними никто не наблюдает, девушка приблизила к Максиму свое лицо.

— Но…

Не дожидаясь ответа, который уже не имел смысла, Юля обвила Макса руками за шею и, подавшись вперед, накрыла его рот своими губами.

— Папа после разгрузки хотел переговорить с дядей Карпом. Сказал, что у них много дел… — прошептала она, переводя дыхание после долгожданного поцелуя. Это окончательно решило дело.

Седой познакомился с Карпом в довоенном мире, канувшем в лету, когда того еще звали Леонидом. Это он придумал амбициозному климатологу и по совместительству заместителю начальника полярной исследовательской станции шутливое прозвище, являющееся производным от его фамилии Карпатьев. Со временем прозвище превратилось в псевдоним, и вот уже много лет все жители выросшей на месте бывшей пограничной заставы охотничьей общины называли Карпатьева только так. Некоторые уже и забыли его настоящую фамилию, а молодежь вроде Юльки и Макса вообще не знала ее никогда.

Пропустив Седого в кабинет, доставшийся Карпу в наследство от начальника пограничной заставы, тот прошел к расшатанному канцелярскому столу и вынул из нижнего ящика свой знаменитый термос, в котором каждое утро собственноручно заваривал брусничный чай, а затем и бутыль розоватого самогона, который с успехом гнал Сергеич из мха и ягод все той же брусники.

Бледно-розовая жидкость полилась в жестяные кружки. Карп первым поднял свой импровизированный бокал:

— С возвращением!

— Давай, — вяло откликнулся Седой. Хотя он и не принимал непосредственного участия в разгрузке лодки, но после возвращения с охоты чувствовал неимоверную усталость.

Самогон ударил в голову, и кормщик запоздало сообразил, что на голодный желудок сразу не нужно было пить так много. Карп будто прочитал его мысли, снова полез в ящик и выложил на стол пергаментный кулек с кусками мелко нарезанного вяленого мяса.

— Чуть не забыл! Угощайся, — и, так как гость не спешил притронуться к еде, сердито добавил: — Ешь и не стесняйся! Вы столько мяса привезли, теперь не то что до весны, до лета хватит. Может, и «дневную» норму сокращать не придется.

«Это вряд ли», — подумал Седой, но все-таки взял из пакета и отправил в рот аппетитный мясной ломтик. Традиционно летняя или «дневная» суточная норма пищи отличалась от той, которую получали жители Заставы зимой во время полярной ночи. Причем все отличия заключались в уменьшении суточной пайки.

— Давай по второй, — Карп снова взялся за бутылку, но Седой прикрыл свою кружку ладонью.

— Погоди, поговорить надо. Или налей мне лучше чайку — что-то знобит.

Карп не стал возражать, хотя и плеснул в наполненную чаем кружку пару глотков самогона. «Для аромата», — объяснил он. Седой с удовольствием втянул в себя остро пахнущую свежезаваренными брусничными листьями жидкость и, оставив пустую кружку, сказал:

— Когда мы искали место, чтобы укрыться от шторма, наткнулись на заброшенный прибрежный поселок.

Карп недоверчиво сдвинул брови. Седой подумал, что именно так и должен реагировать на его слова начальник Заставы.

— Где?

— Где-то на севере острова.

— Ты ничего не путаешь? Настоящий поселок, а не чья-то временная стоянка?

— В том-то и дело! Поселок с жилыми или хозяйственными постройками, судовым причалом и экскаватором!

— Экскаватором? — переспросил Карп. Похоже, именно последнее наблюдение убедило его в том, что старый товарищ говорит правду.

— Может, не экскаватором, а подъемным краном, — уточнил Седой. — В сам поселок мы не заходили — не до того было. Но то, что там осталась строительная техника, это точно.

— А как далеко вы ушли на север? Что сказал Ванойта?

Седой поморщился:

— Ничего путного. Бубнил все время про обитель подземных духов, про проклятые земли. Ерунду, одним словом! Я не прислушивался. А вот ходу до того поселка при попутном ветре около двух суток.

Карп надолго задумался, потом снова полез в стол, но на этот раз достал оттуда не выпивку и не закуску, а отпечатанную для пограничников крупномасштабную карту Новой Земли с типографским грифом «секретно» в верхнем углу.

— Гляди, — он подвинул карту к Седому. — Если ты ничего не путаешь, то, похоже, вы, сами того не ведая, нашли поселок Северный. Ты пролив помнишь?

— Залив, хотя… может, и пролив, ведь дальше поселка мы по нему проплывали. «Маточкин шар», — прочел Седой отпечатанное на карте название узкого пролива, разделяющего два самых крупных острова Новой Земли. — А Северный — это же название полигона, где еще во времена СССР проводились подземные ядерные испытания?

— Я тебе больше скажу. Перед войной полигон хотели возродить: завезли технику, прорыли новые штольни…

— Точно! — перебил друга Седой. — Мы в такой штольне и ночевали! Значит, там и люди должны были остаться?

Карп отчего-то сразу помрачнел:

— Дело темное. Я обещал никому не говорить, да теперь чего уж… В общем, где-то через две недели после всех ядерных ударов местные пограничники перехватили странную радиопередачу. Сам знаешь, тогда эфир на всех диапазонах был забит сплошными помехами, а тут — довольно чистый радиосигнал. Поэтому решили, что источник находится здесь, на острове. Я сам ту радиопередачу не слышал, но командир заставы и радист рассказывали, что речь шла о какой-то неизвестной болезни, вроде эпидемии безумства, охватывающей все новых и новых людей. По словам перепуганного радиста, больше всего это сообщение походило на предостережение или сигнал тревоги.

— А потом? — осторожно спросил Седой.

— Потом все: сигнал оборвался, и попытки пограничников восстановить связь ни к чему не привели.

— Когда, говоришь, это было?

— Приблизительно через неделю после войны.

— Сейчас поселок выглядит заброшенным, — начал рассуждать Седой. — Выходит, все жители погибли?

Карп пожал плечами:

— Это, может быть, и никак не связано с болезнью. Кто знает, что там могло произойти за двадцать лет?

— А из Крепости эта радиопередача не могла идти?

Крепостью называлось большое, из нескольких сотен жителей, поселение на юго-западном берегу, в двухстах километрах от Заставы. Жизнь там строилась по военному принципу: всем распоряжался комендант, которому помогали несколько приближенных офицеров — его заместителей. Крепость выросла на месте военного городка в поселке Белушья Губа, где размещался гарнизон ядерного полигона. Помимо солдат и офицеров ядерного полигона там проживали семьи летчиков с расположенного по соседству военного аэродрома Рогачево. Как и на Заставе, основным занятием обитателей Крепости была охота, а также сбор грибов и ягод, а если повезет, то и богатых белком гигантских яиц крыланов. Но в отличие от жителей Заставы, гарнизон Крепости располагал большими, еще довоенными, запасами продовольствия, дизельного топлива и боеприпасов. Их зверобои по-прежнему отправлялись на охоту на моторных лодках и пользовались не примитивными гарпунами, луками и стрелами, а дальнобойным нарезным оружием. Да и зимой во время полярной ночи обитатели Крепости куда меньше зависели от добытого охотниками мяса и заготовленного тюленьего жира. Но после недавнего открытия сложившееся положение могло измениться.