Новый мир. Книга 2: Разлом. Часть вторая (СИ) - Забудский Владимир

— Я ничего не знаю, — упавшим голосом прошептала Маричка.

— Что за товарищ с тобой? Кто такой?

— Мы с ним случайно встретились, — пролепетала девушка. — Думала, он будет охранять меня, поможет мне дойти… Но появились собаки, и…

— Куда дойти?! — рявкнула Юля. — Вы туда шли?! Что вообще в той стороне забыли, а?!

— Там ничего нет, — подтвердил Петя. — Заброшенные руины, и невдалеке пристанище хохляцких бандитов, которые «казаками» себя кличут. Вы, кстати, не из ихних-ли будете?!

— Слушай, ты! — вдруг подал голос разъяренный командир. — Я тебе уже минуты две назад сказал идти и обыскать этого урода, что вон там лежит! Ты что, оглох?!

— Ладно, иду, иду… О, ты гляди. Заворочался! Смотри что делает!

С того самого момента, как до моих ушей донеслись слова «добровольческая комсомольская дружина», шестеренки моего измученного, затуманенного мозга закрутились. Я хорошо знал, что значит это словосочетание. На оккупированных ими территориях евразийцы создавали такие дружины из местной молодежи, в основном славянского происхождения, которую взамен верности коммунистической идеологии, пусть даже показушной, наделяли оружием и карательными полномочиями. Евразийские «комсомольцы» не были серьезной боевой силой, это были всего лишь зарвавшиеся юноши и девушки, одураченные пропагандой или упоенные крошечной властью, которой их наделяло оружие. Но, по задумке местного командования, «комсомольцы» худо-бедно годились для поддержания порядка в тылах, пока солдаты Народно-освободительной армии будут сражаться на передовой.

Едва я понял, кого привел к нам шум, поднятый из-за собак, как мозг отдал организму команду немедленно действовать. Несмотря на полное измождение я перевернулся на живот и, помогая себе руками, начал медленно ползти в сторону задней части фуры, подальше от них. Вряд ли в моем мозгу в этот момент сформировался сколько-нибудь внятный план действий — скорее я пытался инстинктивно отсрочить момент своего пленения, неминуемым следствием которого станут допросы, пытки, разоблачение и затем казнь.

— Ты чего стоишь и пялишься?! Иди быстрей притащи его сюда! — распорядился командир комсомольцев.

— Да понял я, понял, — отозвался Петя, и, судя по звукам, наконец зашагал в мою сторону.

— Не обижайте его, пожалуйста! — взмолилась Маричка. — Мы ничего плохого никому не…

— Да закройся ты, заладила одно и тоже! — рявкнула на нее Юлька. — Все так говорят!

— Мы вас доставим в комендатуру, как прочих бродяг, — отрезал командир. — Вас там проверят, не преступники ли, ни диверсанты ли. Если да — к стенке. Нет — значит, как тунеядцев, к трудовой повинности. Здесь у нас теперь порядок. Теперь у нас всегда порядок будет…

Я-таки успел заползти за фуру раньше, чем комсомолец приблизился ко мне. Не обратил внимание на его оклик, но он, к счастью, не стал стрелять. Теперь у меня было несколько секунд до того момента, пока он дойдет сюда. Я действовал инстинктивно, как робот. Прислонился к задней двери фуры. Дрожащими руками достал из подсумка свой медицинский комплект, открыл его, вынул последний шприц с «Валькирией»…

— Эй, ты! — надо мной раздался предупредительный щелчок затвор в тот самый миг, как я ощутил, как энергия заструилась по венам. — Ты чего это, сука, делаешь? Наркоман, что ли?!

Я перевел мутноватый взгляд на возвышающийся надо мной силуэт. В этот самый момент стимулятор достиг мозга, изображение сфокусировалось. Вместо размытой картинки я четко увидел все детали его экипировки, каждое пятнышко, каждую черту лица. Парню было восемнадцать, не больше. Довольно высокий, бритый наголо, на голове зеленый берет. Одет в какие-то штаны и куртку местного пошива, ничего особенного — лишь красная повязка на рукаве напоминает о принадлежности к комсомолу. В руках старый как мир автомат системы Калашникова, версия со складывающимся прикладом, проржавевший и видавший виды. На меня смотрят светло-голубые глаза, простоватые и довольно глупые, глаза деревенского олуха, которому неделю назад дали автомат.

— А-ну быстро вставай! — пнув меня ногой, приказал Петька, в голосе которого настороженность все больше уступала место презрению. — Пристрелить тебя, или что?!

Я не ответил ни на угрозу, ни на пинок. Пусть почувствует, что я совершенно беспомощный, ослабевший, ни на что не способный. Пусть ощутит себя хозяином положения, расслабится, потеряет бдительность. Я открыл рот и вяло пробурчал что-то бессвязное. Моя рука сделала якобы бессмысленное конвульсивное движение, опустившись к правой лодыжке. Меня пнули еще раз, на этот раз посильнее.

— Ну что там?! — донесся издалека требовательный голос командира.

— Да это наркоман какой-то! Прямо при мне ширялся! Совсем готовый! — крикнул в ответ Петька брезгливо. — Я его ногами пинаю, а он хоть бы хны, бормочет что-то! Может ну его?!

Пальцы, уже нащупавшие рукоять «Вула», замерли. В сознании промелькнула отчаянная надежда, что использовать его не придется.

— Я тебе дам «ну его»! — рассердился не в меру ретивый командир. — У нас приказы ясные! Тащи сюда этого наркомана, или кем бы он ни был, и грузи в клетку! В обезьяннике его быстро приведут в чувство, а потом пусть на стройке батрачит!

Надежда на бескровное решение исчезла где-то на словах «в клетку». Моя тактика, между тем, сработала. Комсомолец был так спокоен на мой счет, что даже не смотрел на меня — повернул голову в сторону, откуда до него доносились распоряжения командира. Этот момент следовало использовать. Двигаться я начал с резвостью, которой он не мог от меня ждать. Левой рукой схватил и задрал чуть выше своей головы ствол его «калаша». Правой — потянул из кобуры «Вул».

— Эй, ты чё?!.

Речь Петьки оборвалась после этих слов, когда мелкокалиберная пуля вошла ему в подбородок. Остаток речи превратился в болезненный хрип. Схватившись за лицо, парень завыл, зашатался и упал. Если даже пуля не достигла мозга и не убила его, она определенно пробила подбородок и попала в рот, повредив ему зубы и язык. Болевой шок надолго сделает его небоеспособным.

— Что за хрень?! — это был крик комсомолки, которую товарищи звали «Юлькой».

Я не стал вставать, вместо этого наоборот, прилег. Спущенные колеса все еще кое-как держали остов фуры над дорогой. Через щель между днищем машины и асфальтом я мог четко видеть человеческие ступни, обутые в резиновые сапоги и нижнюю часть ног, одетых в камуфляжные штаны, примерно в том месте, где должен был, судя по направлению крика, находиться командир комсомольцев. Прицелившись в правую ногу, я сделал выстрел. Обостренное «Валькирией» зрение четко зафиксировало, как пуля проходит через ногу в районе щиколотки. Услышал болезненный крик. Увидел, как человек, пораженный взрывом боли у себя в ноге, валится на асфальт. Сделал еще один выстрел, метя лежачему в корпус. Услышал еще один стон. Это был последний патрон.

— Какого хера?! — орала в панике «Юлька».

— А-а-а… сука… — стонал от боли валяющийся по полу командир. — Меня подстрелили!

Петька был все еще жив, хоть и истекал кровью — ворочался, стонал. Для надежности стоило прикончить его, но я почему-то не стал. Просто сдернул у него с шеи ремешок, который удерживал автомат. Сдвинул переключатель режима огня в положение одиночных выстрелов. И бесшумно скользнул вдоль борта фуры, смотрящего в сторону обочины, надеясь обойти ничего еще не понявшую девку сзади.

— Не подходите, мрази! — завопила комсомолка, в голосе которой явственно прорезался страх. — Я эту шмару сейчас порешу прямо тут, поняли?!

— Нет, пожалуйста! — это взмолилась ее пленница, которую, судя по сдавленному голосу, держали за горло.

— А-ну заткнись, дрянь!

Я выскользнул из-за фуры, надеясь, что комсомолка окажется повернута ко мне спиной. Но в этот раз удача была не на моей стороне. Буквально в пяти шагах от себя я видел бледное лицо Марички, которую сжимала за горло худая девичья рука. У виска девушки застыло дуло пистолета, который ощутимо дрожал вместе с держащими его пальцами. Лицо Юльки выглядывало из-за плеча пленницы, которой она пыталась прикрываться как живым щитом. Она оказалась удивительно низенькой и совсем юной, лет шестнадцать-семнадцать, не больше. Лицо покрывали подростковые прыщи, мышиного цвета волосы были забраны сзади в «конский хвост».