Петров Захар - Муос 2: Частилище

Захар Петров

МУОС: ЧИСТИЛИЩЕ

(7 глав)

ПРОЛОГ

Последняя Мировая война стёрла с лица земли человечество и всё созданное им за тысячелетия. Руины городов, как никому ненужные мемориалы в память канувшей в лету цивилизации, уныло вздымались над дебрями мутировавшей растительности. И лишь ничтожной части многомиллиардного населения планеты удалось укрыться в подземельях рухнувших мегаполисов. Однако выжившие порой завидовали тем, кто погиб в ядерной вспышке. Некогда покорённая Природа восстала на загнанного в угол человека, мстя ему за столетнее глумление над собой.

Муос – подземелья разрушенного Минска. В течении десятилетий люди этой вселенной в отчаянной агонии вели битву за право выжить. Мутанты, хищники, болезни, голод, радиация, не прекращающиеся войны превратили жизнь спасшихся в ад. Казалось, история уже считает дни, когда хомо сапиенс перестанет существовать как самостоятельный вид, став придатком напавших на него паразитов. Но когда Муос был на краю пропасти, его людям был дан ещё один шанс. Из ниоткуда к ним пришёл Посланный, который повёл их на Последний Бой. Сплочённая армия ставшего единым народа в чудовищной схватке вырвала из кровавого оскала смерти право на жизнь… или, может быть, только отсрочку.

Но после Победы люди осознали, что дыхание смерти не ослабло. Оно яростным смерчем налетело на тлеющую в подземельях жизнь. Враги не ушли, они берут реванш. И самый страшный среди врагов Человека – это он сам…

I. ВЕРА

1.

– Папа, а расскажи ещё про Поверхность.

– Верочка, я уже тебе рассказывал много раз. Подрастёшь, сама всё увидишь. Вот выучишься на учёного и пойдёшь исследовать свою поверхность. Или вот, Костик, уже совсем скоро сталкером станет, будет выходить и тебе всё рассказывать. Ему уже через два месяца пятнадцать будет. А я на поверхности уже давно был и совсем уже забыл – как там оно.

– Не-а. Костик сразу женится, не понятно что ли? Он уже с Лилькой своей целуется и дни считает, когда жениться можно будет, – я сама слышала. Он с Лилькой будет жить. И ей всё рассказывать будет. А со мной он и сейчас разговаривать не хочет.

– О чём с такой козявкой бестолковой и вредной разговаривать? Тебе в самую пору с Надькой общаться. – улыбаясь, отозвался Костя. Вера тут же задиристо выпалила:

– Сам ты козявка бестолковая. А Надька ещё и разговаривать толком не умеет.

Отец бросил на Константина недовольный взгляд, но ничего не сказал. Вера поджала губки и скорчила капризную гримасу, сделав вид, что обиделась.

Их посёлок назывался Мегабанк. Назывался так, потому что расположен был в подземном хранилище огромного банка под названием «МегаБанк». Массивное строение с глубоким и объёмным подземным хранилищем на Юго-Западе столицы – одна из задумок последнего Президента Беларуси. МегаБанк должен был стать финансовым оплотом страны в условиях надвигающейся угрозы. Никто не думал, что Последняя Мировая сотрёт в прах цивилизацию, а золотой запас, валютная наличность и другие ценности перестанут что-то значит для тех, кто выжил. Когда над Минском выросли ядерные грибы, МегаБанк едва успели достроить. И пустые хранилища стали прекрасным убежищем для трёх десятков человек.

По меркам Муоса жизнь в посёлке была спокойной и относительно безопасной. Метровые железобетонные стены делали Мегабанк непреступной крепостью. Попасть в Мегабанк можно было только через тамбур с двумя толстыми металлическими дверьми. Одна дверь вела наверх – в само здание бывшего банка. Вторая – в короткий туннель, сливавшийся с другими поземными коммуникациями Муоса, которых было так много построено в предвоенные годы. Тамбур соединялся с холлом – так мегабанковцы называли самое большое помещение своего посёлка. По двум сторонам от холла располагались помещения поменьше: квартиры, кладовые и мастерские жителей Мегабанка.

Картофельное поле мегабанковцев – распаханный ими же мёртвый сквер – находилось рядом со зданием банка, то есть практически рядом с их домом. И это позволяло быстро скрыться при появлении редких хищников, которым чудом удавалось пересечь добротное ограждение их поля. В этой части города не падали боеголовки, поэтому уровень радиации не был столь высок и не убивал так быстро, как на других сельхозугодьях. Взрослые мегабанковцы, одевшись в прорезиненные костюмы, два раза в день выбегали из здания Мегабанка, рассыпались по полю, в течении трёх часов обрабатывали его или собирали урожай и возвращались домой. Они научились это делать быстро и слаженно. В течении трёхчасовых вылазок никто не позволял себе передохнуть не секунды, но больше трёх часов на поле они не задерживались. Такой «щадящий» режим выхода на поверхность давал мегабанковцам надежду не «схватить» летальную дозу и дожить хотя бы до сорока.

Почти все взрослые выходили на поверхность и возделывали картофель. Отец Веры – ветеран Великого Боя Владимир Пруднич, на поверхность не подымался. Потому что он был инвалидом – во время сечи с ленточниками он потерял руку и ногу. И потому что он был администратором их посёлка, входящим в Республику. А последнее время ещё и потому, что он был одиноким отцом троих детей: пятнадцатилетнего Кости, десятилетней Веры и маленькой Надежды, которой недавно исполнилось два года. Их мать погибла четыре месяца назад.

2.

Анастасия Пруднич ушла собирать слизней и не вернулась. Слизневый питомник находился недалеко, поэтому мегабанковцы не боялись ходить туда по-одному. После недолгих поисков её тело нашли в коллекторе. Кто-то её изрешетил ножом, оставив своё оружие со странной рукояткой в теле убитой.

Ещё день они ждали следователя. Тело убитой лежало на том же месте: Закон Республики запрещал нарушать обстановку места убийства до прихода следователя. Работы отменили, возле тела выставили охрану. Пруднич, разом постаревший лет на десять, не находил себе места. Помимо нестерпимой боли утраты изнутри его сверлила невыносимая жуть: знать, что его жена так и лежит в луже крови на холодном бетоне коллектора.

В семьях Муоса превалировало средневековое грубое отношение к женщинам. Но старый Пруднич относился к своей Анастасии с каким-то неестественным для подземелий трепетом. Он любил её настолько сильно, что отказался от второй жены. После Великого Боя, сократившего мужское население Муоса почти наполовину, Законом Республики сроком на двадцать лет было введено многожёнство. А для управленцев, к коим относился и Пруднич, право взять вторую жену и показать тем самым пример другим мужчинам, было негласной обязанностью. Но от второй жены он отказался наотрез, не смотря на согласие Анастасии, не смотря на откровенные сватанья вдов, не смотря на требования инспекторов.

Они сидели при лучине в своей просторной квартире. Костя возился возле Надиной кроватки, украдкой вытирая постоянно бегущие из глаз слёзы. Прудничу бы остаться одному, да приглушить образовавшуюся в сердце пустоту изрядной долей браги. Но он сидел на топчане рядом с Верой, прижимая к себе единственной рукой постоянно вздрагивающую от рыданий дочь.

– Ничего-ничего, Верочка. Мама не умерла. Мама ушла на небо к Боженьке. Она теперь с Ангелами. Ей хорошо, не больно, ни холодно, ни голодно. И когда-нибудь мы встретимся с нею. И мы будем каждый вечер молиться Боженьке за маму. И мама будет на небе молиться за нас.

– Мама не на небе, она в коллекторе лежит, ты же сам говорил. И ты её в землю хочешь закопать, а не на небо к Богу отправить.

– В коллекторе осталось тело мамино, а душа её уже у Бога. Она смотрит оттуда на нас и очень огорчается, что ты всё грустишь и плачешь.

Пруднич сам поднял голову к потолку, как будто хотел там, на небе, увидеть Анастасию. У них было почти настоящее небо, нарисованное Настей. После Великого Боя, люди Муоса по какому-то всеобщему наитию потянулись к примитивной форме искусства – разрисовыванию потолков и стен своих жилищ и общественных помещений. В Центре заработала целая мастерская по производству красок, спрос на продукцию которой был несоразмерен с достатком жителей Муоса. Разрисовать изнутри свою конуру, пусть коряво и неумело, пусть трясущейся от голода рукой, было делом принципа уважающего себя республиканца. Это был ещё один вызов беспросветной действительности; отчаянный плевок в душащий мрак подземелий. Творения большинства таких художников ужасали, или в лучшем случае смешили. Но Анастасия рисовала очень хорошо. Пруднич поначалу противился столь неразумной покупке: обменять почти полный мешок картошки на пять банок краски. Но, когда он увидел, в какую сказку Настя превратила их квартиру, сам застыдился своей скупости. Над входной дверью у них подымалось огромное красное солнце. Верх стен и потолок – голубое небо, кое-где с сиреневым отливом, с редкими кудрявыми облаками. Стены – это сказочный лес с избушками, серыми волками, чебурашками и прочими зверюшками, срисованными с иллюстраций из детских книжек, взятых в поселковой библиотечке.