Забыть, чтобы вспомнить
Глава 40. Эурстенцель
В Эурстенцеле действительно было холодно и сыро. Толстый шерстяной свитер не спасал – била крупная дрожь. Лену вели длинными мрачными тёмными коридорами. От стен с облупившейся краской несло плесенью. Каменный пол был покрыт слоем пыли. И не хотелось даже приглядываться, что за клочья свисают с потолка – паутина или продукт жизнедеятельности каких-то других мерзких насекомых. Но больше всего подавляла даже не эта антисанитария, а люди, сопровождавшие Лену. Они тяжело шагали рядом, почти касаясь. Их каменные лица не выражали ни единой эмоции: ни сочувствия, ни осуждения – полное равнодушие.
Ничего. Лене надо всего лишь продержаться до утра.
Основной сюрприз, как оказалось, поджидал в камере. Комнатка, рассчитанная на четырёх арестантов, была настолько мала, что лежачие места пришлось разместить в два яруса. Крохотный грязный стол, деревянные неотёсанные лавки по бокам – вот и вся мебель. И, о ужас – сокамерницы. Как только стража ушла, закрыв двери на тяжёлый металлический замок, они пососкакивали с мест и уставились на Лену даже не с презрением, а с каким-то хищным животным любопытством.
– Новенькая, как зовут? – обратилась одна из них, высокая костлявая растрёпанная неопределённого возраста женщина.
– Фея Элен, – робко промямлила Лена.
– Вот что, Элен, я тут главная, – безапелляционно заявила лохматая. – Будешь делать всё, что я говорю. Понятно?
Да уж куда ясней. В голове моментом всплыл эпизод из «Джентльменов удачи»: «сколько я зарезал, сколько перерезал, сколько душ я загубил…» Что ж, видно во всех мирах тюремные сообщества одинаковы: есть главарь-«авторитет», которому остальные должны подчиняться.
Ничего. Лене надо всего лишь продержаться до утра.
– Полезешь наверх, – скомандовала лохматая. – И не смотри на меня так. Много чести для новенькой спать на нижней полке.
В общем-то, Лена не возражала. Она не знала, почему местная тюремная традиция предписывала новоиспечённым арестантам спать наверху, но её это устраивало. Когда они с Настькой ездили куда-нибудь в поезде, Лена всегда с удовольствием занимала верхнюю полку. Лежишь себе, смотришь в окно, как мимо проплывают деревеньки, поля и рощицы. И на душе становится безмятежно и тепло, как в детстве.
– Ну, – гаркнула лохматая.
Дальше злить местного «авторитета» не хотелось, и Лена, воспользовавшись хлипкой лестницей, полезла наверх. Кое-как улеглась на жёсткой узкой полке поверх одеяла. Укрываться пыльной дерюгой не хотелось, как бы холодно и сыро не было в камере. Взгляд упёрся в потолок. Волна омерзения прокатилась по телу. Теперь Лена поняла, почему верхние нары здесь не в почёте. Прямо над ней, на высоте метра болтались те самые лохмотья, которые она видела в коридоре. Это были какие-то коконы, внутри которых копошились то ли черви, то ли гусеницы. Тошнотворный комок подступил к горлу. Лена закрыла глаза и сделала несколько глубоких вздохов. Ничего. Ей нужно только продержаться до утра.
– Спать, – рявкнула главарь.
И остальные арестантки тоже заняли свои места.
– Новенькая, – нарушила тишину через пару минут лохматая. – А ты за что загремела?
– Ни за что, – с достоинством ответила Лена. – По ложному обвинению.
Камера наполнилась неприятным каркающим смехом:
– Ну, это понятно. Мы тут все по ложному обвинению. Но всё-таки?
– Кто-то донёс на меня, что я самозванка. Что убила доктора, выкрала у него Ключ. И незаконно объявила себя Наставником.
Смех моментально стих, а лохматая даже присвистнула:
– Ничего себе. Вот это дела… – последовала небольшая пауза, а затем главарь по-деловому распорядилась: – Так, Кассия, полезай наверх, освободи полку для Элен. Пусть последние деньки проведёт в комфорте.
Лена почувствовала, как её ещё сильнее начала колотить дрожь, при этом сердце наоборот замерло, отказываясь работать. Она даже боялась подумать, что лохматая подразумевает под «последними деньками». В голове моментально всплыл шантажист и его зловещее шипение: «Ты ещё не знаешь, что в нашем мире делают с самозванцами. Поверь, это гораздо хуже Эурстенцеля».
– Ну, – прикрикнула лохматая на сокамерницу, которой явно не хотелось расставаться с тёплым местечком.
– Нет-нет, не надо, – вмешалась Лена. – Мне здесь нравится.
Если не смотреть в потолок, а горизонтально и немного влево, то с верхней полки становится видно окно. Грязное, мутное, крохотное. Но оно всё равно начнёт пропускать лучи света, когда солнышко поднимется над горизонтом. Лене нужно только дождаться этого момента, только продержаться до утра.
– Ну, как хочешь. Странная ты, новенькая, – изрекла лохматая, а потом грозно рыкнула: – Спать.
В камере установилась полная тишина.
Конечно, заснуть у Лены не получалось. Да она и не пыталась. Она неотрывно смотрела в окно. Ещё никогда в жизни она так пылко не ждала прихода утра. Ещё никогда в жизни время не тянулось так медленно. Но вот, наконец, забрезжил рассвет, и первый лучик пробился сквозь мутное окно. Лена приободрилась. С минуты на минуту за ней придёт Найт. Она не сомневалась. Была уверена, он что-нибудь придумает, чтобы вызволить её отсюда. У него ведь будет монета. Скажет, что нашёл её где-нибудь. И станет понятно, что Лена не солгала, когда сказала, что не трогала сейф Сиятельного Мэя, что у неё был свой Ключ.
Солнце поднималось всё выше и выше, в камере стало довольно светло. Проснулись сокамерницы. Но Найт не приходил. Сердце заныло от тоски.
