Кирилл Тимченко - Без солнца (СИ)
А главное, им нужны были новые армии, способные разбираться не только с полудохлыми фермерами, едва спасающими свой урожай от мутантов и разбойников, но и штурмовать настоящие цитадели и крепости, которые снова появились на этой земле, пока зло восстанавливало силы глубоко под землей. Сейчас они перебивались небольшими поселениями и отбившимися от конвоев одиночками и небольшими отрядами, призывая под свои знамена самую жуткую нечисть, которой разум не способен дать название. Только сил все равно до сих пор не хватало. Иногда у людей даже хватало сил, чтобы отбивать захватнические нападения за новыми рабами и строительным материалом, что вызывало особенную ненависть у хозяина подземелья. Множество разных цивилизаций погибло здесь. Люди самых разных миров и культур пытались здесь выжить, но никого он не ненавидел так, как людей с планеты Земля. Жестокие по своей сути, не способные мирно жить, постоянно грызущиеся друг с другом, они все же стали одним из тех оплотов, на которых возрождалась нормальная жизнь. Существа, отрицавшие сам принцип сочувствия и помощи своей натурой, эгоисты до костей, первыми строили новые поселения, жертвовали своими жизнями ради других, выносили и преодолевали то, где все остальные гибли и сдавались. Они не преклонились перед ним, решив самим создать новый мир на этих обломках. И именно поэтому слаще всего для него было, когда именно земляне пополняли ряды его рабов, гибли ради его целей, умирали по его приказу. И до них было близко. Некоторые из поселений находились менее чем в дне пути от ближайших выходов, и на них постоянно совершались нападения.
Сегодня слуги привели еще двух рабов, готовых влиться в ряды его армии. Они даже смогли убить нескольких слуг, слишком рьяно пытавшихся исполнить волю хозяина. Ничего страшного, всего лишь прибавили строительного материала его жрецам. А вот новая кровь – это уже кое-что.
Зверомутант, выглядевший так, словно его сшили из отдельных кусков, что, в общем-то, и было так на самом деле, дернулся и жалобно завыл, когда плеть стеганула его по толстому боку. Выбранный на этот отрезок бесконечности объектом для издевательств, он жался у ног хозяина, пытаясь избежать нового удара.
Лениво взмахнув рукой, он стеганул несчастную тварь еще раз, выбив новые жалобные вопли. Подобные мучения не доставляли ему удовольствия. Он мог бы запытать и замучать тысячи тысяч своих рабов, но это не принесло бы ему того удовольствия, что приносит убийство одного-единственного свободного существа. Жадно потянув носом, он почуял существо, не принадлежавшее к его слугам. Одного, значит, удалось заполучить живым. Это хорошо… Его боль будет приятным развлечением на сегодня.
***
Как ни странно, но он еще чувствовал, что еще жив. Первое, что он почувствовал, когда понял, что в какой-то реальности он все же существует, была адская боль во всем теле, словно напичканном иголками. Саша попытался открыть глаза, но веки были настолько тяжелыми и так плохо слушались, что решил не делать этого. Все равно ничего хорошего не увидит.
Конечности не слушались, крепко привязанные режущими кожу веревками. Походило на то, что его распяли и куда-то волокли. При этом было достаточно шумно, как в оживленном месте, но он не мог понять, где же все это могло происходить. Бункер был, конечно, достаточно большим, но ведь в закрытых местах, подобных этому нужна не только крыша над головой и нормальное освещение, но необходимы источники воды, еды, фильтры для воздуха и многое другое, без чего выживание большого количества людей в одном месте просто невозможно.
Мир неожиданно пошатнулся и куда-то рухнул, а потом со всей силы врезался во что-то очень твердое. Многоголосый шум сменился каким-то монотонным пением, в котором нельзя было понять ни слов, ни мелодии. Больше всего походило на гул ветра среди развалин, только облаченный в слова. Сплюнув набравшуюся во рту кровь, Саша матом припомнил тех, кто его тащил. Что же надо сделать, чтобы уронить такой большой предмет, как крест с привязанным к нему человеком. Как не парадоксально, но он чувствовал, что набрался у Гая достаточно нездорового цинизма, и успевал смотреть на все от лица какого-то третьего лица, не участвующего в происходящем. Его, в конце концов, должны сейчас убить, причем наверняка очень жестоко, а он здесь лежит и издевается сам над собой. И он точно не хочет умирать, тем более таким образом. Как-то по другому это себе представлял, несколько более героически и справедливо А еще лучше – в глубокой старости и в окружении большой семьи. Ничего этого теперь не будет, а ведь у него даже и детей нет. И уже не будет. Все по пустошам шлялся, геройствовал, а таких простых вещей, как семья и дети, сделать не успевал. Как это, наверное, приятно, просыпаться с утренней побудкой и чувствовать рядом кого-то, очень важного в твоей жизни, более важного даже, чем ты сам. Так и не успел признаться, что кого-то любит. Была одна девушка, красивая и добрая, официантка в баре, в который он заходил вместе с друзьями. Сказать ей все, что думает, так и не смог. Постеснялся, не успел, не решился… Можно долго оправдываться, только ничто из этого так и не объяснит, почему твоя жизнь уже закончилась, а ты так ничего не сделал из того, что обязан сделать каждый человек в своей жизни. Главное ведь не ты сам, а то, что ты делаешь, ради чего живешь и зачем дышишь. А вот ради чего он, получается, жил? Ради чего все это бултыхание? Получается, что не для чего… Ничего не совершил и никто его не будет помнить, когда не станет. Может, только кто-то из старых друзей, еще оставшихся в живых, когда-нибудь поднимет кружку с самогоном и произнесет тост, который уже стал традицией для поминания тех, кто не вернулся из походов: «За Сашу, парня, все же нашедшего покой».
Его снова подняли и понесли куда-то, еще более восторженно крича и повизгивая. Покачав головой, Саша все же открыл глаза, решив, что ничем больше его не напугаешь. Он ошибался. Напугать его можно было, очень даже серьезно. Даже не видя тех, кто его тащил, Саша по-настоящему испугался. Заезженным, запоздалым страхом, даже не за себя, а за всех остальных, за других, кто про это еще не знает. А когда узнает, то будет слишком поздно, чтобы что-то исправлять.
Мрачные стены, словно вырезанные из голого камня, ярко освещенные пылающими оранжевым цветом пламенем, украшенные жуткими орнаментами из костей и черепов, расписанные непонятными рунами и заклинаниям, потолок, выполненный в форме небосвода, с которого свисали гигантские люстры, увешанные телами. И Саша даже не поверил сперва, когда разглядел, а поняв, что это правда, ужаснулся еще больше. Существа, повешенные на этих украшениях, были еще живыми. Насквозь проткнутые ржавыми цепями, прибитые к железу гвоздями, он все еще дергались и кривлялись, раскрывая рты в беззвучном крике.
Его внесли в большой зал, в котором устоялся запах крови настолько сильно, что от него мутнело в голове. Здесь работали какие-то машины, скрежетом и гулом наполняя воздух. Их предназначения можно было не угадывать, достаточно просто бросить взгляд на гигантские конвейеры, на которых, как на заводе, собирали из различных кусков самых невероятных тварей, как обезумевшие ткачи пришивая друг к другу абсолютно неподходящие части тела, оставляя кровоточащие края и торчащие кости. И все же собирая живых и жестоких тварей. Одна из них даже вырвалась из оков на ленте и накинулась на молчаливого техника, стучавшего по клавишам, разорвав его в мгновение ока. Тварь убили несколькими секундами спустя, а потом, недолго думая, бросили останки обратно на конвейер.
А вот и его место, с ужасом подумал Саша, когда крест с ним установили на одну из лент, неторопливо двигавшуюся на выход из пещеры. Уроды, тащившие его, радостно вопили и размахивали своим оружием, когда лента потащила его.
Здесь собирали какую-то жуткую армию, как с ужасом подумал Андрей, глядя на огромное количество таких сборочных линий, сейчас, правда, полупустых или вообще выключенных, но если те кого успели наштамповать, вырвутся отсюда, поток мертвых тел может в разы увеличится, тем более, что местные и куска не теряют.
А ему теперь оставалось только молиться и надеяться на то, что смерть будет для него быстрой. Саша не хотел становится таким, быть изуродованным за просто так, ради исполнения чужого безумия. И исковеркают ведь не только тело, но и душу превратив в такого же, охваченного безумием убийства, урода.
Высокий человек в абсолютно черном и блестящем плаще, закрывавшем все тело от шеи до пят, с противогазом, закрывавшем лицо, оставив только две узкие щелки для глаз, оказался первым неизмененным существом, увиденном им здесь. Равнодушно окинув взглядом Сашу, он ничего не сказал, только поставил на руке знак фломастером, развернулся и ушел. А конвейер поехал дальше, уводя его вглубь каких-то коридоров и тоннелей, из которых шли неприятные звуки. Ни один из них не сулил ему ничего хорошего.
