Галина Гончарова - Аз есмь Софья
— Да на какую доброту! Никому я тут не нужная…. — Анна некрасиво распялила рот, словно собираясь рыдать.
— А что ты сделала, чтобы нужной быть? — Татьяна шагнула вперед, сестра ее едва удержала, чтобы царевна не кинулась на противницу. — ты хоть кому что доброе сделала? Чем помочь решила? Нет, ты целыми днями здесь змеей шныряла, разнюхивала да ужалить примерялась! Мерзавка неблагодарная!
Уж кто-кто, а Татьяна имела право на подобные слова. Она-то оказалась тут в положении той же Анны. А потом — поди-ка! Девочек учить рисованию начала, втянулась, интересно ей стало, себя нашла, любимого нашла… просто надо было идти вперед, а не в себе замыкаться да врагов искать.
Ну а ежели нет — так и не обессудь.
Анна Морозова все-таки упала на колени и взвыла волчицей.
Жизнь была кончена. Монастырь — это же хуже смерти! Ни мужа, ни детей, ни-че-го…
Только вот сочувствия она не дождалась ни от кого из присутствующих.
Потом было многое. Поспешные сборы служанками всего ее барахла. Рыдания и истерика Анны, прекращенная путем выливания воды на повинную голову. Утешающие речи протопопа.
Ну и перед рассветом — отправка кареты.
Одним словом — поспать никому этой ночью не удалось.
Софья проводила взглядом карету — и лично подожгла то самое письмо. Посмотрела, как горит плотная бумага, довольно усмехнулась. Может быть, рукописи и не горят. Но к доносам это точно не относится! Прощайте, Анна Морозова!
* * *— Сонюшка, сестричка моя любимая! Век тебя помнить буду!
Тщеславной Софья никогда не была, но благодарности от Марфы ей были весьма и весьма приятны. А то нет?
Сколько им пришлось преодолеть — подумать страшно! Как вопили бояре, как сверкали глазами, как ругались…
Пытались ругаться.
Сильно-то не выходило, знаете ли.
Милославские во всем поддерживали царя, а значит и все, кто за ними стоял — тоже. Им-то выгодно было, что их семя и на чужбине прорастет. Фортуна у фаворитов такая — сегодня лежишь, а завтра бежишь. И бежать, случись что, лучше не в неизвестность, а под крылышко к племяннице.
Бояре, конечно, пытались поднять лай. Но призрак Матвеева, незримо витающий над их головами, (хоть после смерти послужил) сыграл свою роль.
Когда понимаешь, что заговор-то был… одним словом — все Матвеевские выкормыши примолкли и не отсвечивали, а на остальных хватило и грозного царского рыка: «Заговор учинить вздумали? Царя учить?!».
Да, рычать пришлось не единожды, но в массе своей бояре оказались напуганы и не знали чего ждать.
Церковники тоже попытались поторговаться, вопя, что жених-то не православный!!! Но тут их быстро окоротил патриарх. Иоасаф был не лучшим человеком, но отлично понимал необходимость примирения. А этим крикунам дай волю! На лоскутки все раздерут, чтобы себе носки пошить!
Так что…
Соловецкого монастыря на всех хватит.
Тут же, кстати, выступил и протопоп Аввакум, который одобрил сей брак. И заметил, что на земле православной в своей вере разобраться не можем, а на чужую киваем. Это вообще всем церковникам не понравилось, но крыть было нечем. Новые святые книги, переработанные а-ля грек, оказались камнем, брошенным в воду — и круги шли такие, что захлебнуться недолго.
Подводя итоги — единодушия ни у кого не было, потом-то решение и удалось продавить. И конечно, кандидатуру самой Марфы. Царь еще колебался между ней и Евдокией, но когда поставил девушек рядом, когда спрашивать начал… вот тут царевна Ирина стояла и обтекала, поскольку видно было, что не тянет Дуня супротив сестры.
А Софья скромно гордилась собой.
Она всю эту аферу затеяла, она начала готовить из раскормленной девчонки — красавицу и умницу, она преуспела… Если Корибут не падет к ногам невесты — Софья готова была съесть шапку Мономаха со всеми ее украшениями.
А то ж!
Темные волосы заплетены в толстенную, с руку — косу. Синие глаза сияют, на щеках такой румянец, что киноварь отдыхает, на розовых губах улыбка — красавица! И слова иного нет!
Это еще ежели не знать, что под длинным платьем скрывается сильное гибкое тело с такими формами… там одна грудь размера четвертого! И ноги чуть не от ушей! А в комплекте к тому — полный курс гаремной науки от Лейлы.
Марфа хоть и пищала, что стыдно это, но получила по ушам и больше не выступала. Стыдно?
Это когда от мужа дурную болезнь подхватишь, которую он от светской проститутки подцепил. Вот где стыд-то! А когда знаешь, как мужу, да и себе приятное сделать… да что тут плохого? Это ж не для всех и не перед всеми!
С такой постановкой вопроса Марфа согласилась. И училась не за страх, а за совесть. Софья только поражалась. Освоить польский за полгода?
Пусть не идеально, пусть коряво и кое-как, но освоила ведь! Дальше дело разговорной практики!
И польский посол, Марциан Огинский, между прочим не абы кто — великий канцлер и та еще акула хищная. Князь, богач, хищник, изрядно погревший руки на Андрусовском договоре… зато как на невесту смотрит?
Пусть и под легким покровом, больше напоминающим драгоценную кружевную вуаль, Марфа была безумно хороша. Особенно сейчас, когда волновалась, получала последние наставления…
Софья обняла старшую сестру покрепче.
— Если что надобно — пиши. Наша ты, хоть куда замуж выйди!
Марфа кивнула, крепко поцеловала сестру в последний раз и принялась прощаться с остальными. Потом она выйдет из терема, потом уже ее будут благословлять и патриарх, и отец… потом. Все потом.
Софья вытерла слезинку.
Привязываешься ведь…
Скоро, очень скоро свадебный поезд двинется по Руси православной. Бог в помощь, Марфуша!
Софья промокнула вторую слезинку — и почувствовала теплую ручку, коснувшуюся плеча.
— Грустно, Сонюшка?
Любава оказалась именно там, где надо.
— Грустно. Ты-то скоро замуж пойдешь? А, государыня мачеха?
Скажи Софья это чуть другим тоном — и вышла бы брань. Но Любовь отлично поняла девочку. В голосе ее смешивалась грусть по уехавшей сестре — и ожидание чего-то нового. И легкая насмешка. Мачеха…
Кому другому разве что. А перед Софьей она всегда стоять будет, как в первый день. Когда царевна осмотрела критически заплаканную девчонка, вздохнула — и кивнула служанкам. Распорядилась вымыть, одеть, накормить, учиться пристроить… как давно это было?
Когда-то было: «эй ты, Любка, поворачивайся, живо!!!». А сейчас — «государыня Любава, не изволите ли…». Разница…
— Ты же знаешь, мы по осени…
— Знаю. Уже и подарок готовлю, — Софья улыбалась. — Рада я, что у тебя все хорошо. И Алёша за отца рад.
— А я как счастлива, Сонюшка! Я словно на цветущем лугу оказалась!
— Вот не забывай только, что гадюки тут шипят и ползают, ага?
— Да уж… ко мне уже служанок своих приставить пытались, твоих оттереть… наших.
— Вот именно. Наших. Не забывай об этом.
— Сонюшка, а что ты с Дуняшей делать хочешь?
— Я?
— Не скромничай, ладно? Я-то тебя знаю…
Софья пожала плечами. Действительно, идея ее, озвучка Алексея Алексеевича, разрешение Алексея Михайловича — и опять ее исполнение.
— У нее есть серьезный недостаток. Она считает, что все ей должно в руки даться просто потому, что она царевна. А так не бывает. Марфуша вот с утра до вечера училась, чуть ли не ночью по-польски говорила, а эта… Замуж здесь ее не выдашь — от греха. Замуж там… опозорит всю страну ведь!
— А ежели Грузия, Картли, Кахети…
— Ираклий? Так он пока от Нарышкиной не отошел. Отец о ней ничего не говорит?
— Говорит… редко очень. Ежели к слову приходится, упоминает, что для него это как омут был. Затянуло и не отпускало. А потом, со мной он в себя пришел…
— Да, вовремя спохватились.
— Думаешь, привораживала его Наташка? Али опаивала чем?
Софья хотела было пожать плечами, но потом решила промолчать вообще. Так многозначительнее. Это она не верит ни в птичий крик, ни в сглаз, ни в порчу. Но остальные-то такой незашоренностью не страдают! Время такое!
Любаша получила нужный ей намек и принялась рассказывать, что есть на Москве шептуха. Говорят, очень сильная, что угодно отчитать может. Ежели понадобится — она бы, конечно, к ней сходила, только вот боязно…
Софья особенно не слышала.
Хороша ты, Любаша. И наша, что тоже хорошо. Я могу тебя понять, ты из моей команды, поэтому я внимательна. Но думала она сейчас о другом.
Будут ли у вас с отцом дети?
Какие?
Сколько?
В той реальности, которую она оставила, у Натальи Нарышкиной родился сын Петр. Кто будет в этой?
Как будет в этой?
Как бы ни было — вперед!
И река времени опять потекла вдаль, неся свои волны.
* * *Письма от Марфы пришли одним пакетом.
Да-да, письма, именно так, во множественном числе.
По привычке, девушка вела чуть ли не дневник на разных языках, описывая все, что встретилось ей за день, то или иное событие…
