Айдол-ян. Часть 1 - Андрей Геннадьевич Кощиенко
Издание в Америке? Хм, почему бы и нет?
— А на каких условиях? — интересуюсь я у учительницы.
— Вот поэтому я и подошла с тобою говорить, — отвечает мне она, — Я не хочу быть посредником в деле, в котором мало понимаю. Мне сказали, что возможно, это может быть напечатано в бесплатном журнале для молодых авторов, возможно, оно будет частично платное, возможно, полностью платное. В зависимости от того, какие цели ставит перед собою автор. Нужно всё обсуждать и договариваться. Если тебе это интересно, тогда дай мне свою контактную информацию, и я передам её в Америку. Будешь разговаривать с мистером Сэмом сама. Если тебе это не интересно, то тогда закончим на этом наш разговор.
Я размышляю, смотря на возвращающуюся ЁнЭ. Когда она подходит ко мне, я уже принимаю решение
— ЁнЭ-сонбе, у меня есть какие-нибудь визитки, с моими координатами? На которых были бы записаны мой телефон или, электронная почта?
ЁнЭ, поздоровавшись с учительницей, отрицательно трясёт головой.
— Нет, — отвечает она, — по правилам, общение с артистом идёт только через агентство. Нельзя давать свои личные телефоны и адреса почты.
Понятно.
— Сонбе-ним, — поворачиваюсь я к учительнице, — если я попрошу у вас номер мистера Сэма, это будет корректно?
— Пожалуйста, — отвечает учительница, — только когда будешь звонить, помни про разницу во времени.
— Я пошлю предварительно перед звонком смску, — благодарно киваю я за напоминание.
— Только не забудь, — говорит учительница, доставая свой телефон, чтобы посмотреть на нём номер Сэма, — у айдолов такая сумасшедшая жизнь…
Она диктует телефон ЁнЭ, а потом несколько секунд смотрит на меня, словно размышляя — говорить или не говорить?
— Я не хотела с тобой об этом говорить, — приняв решение всё же сказать, произносит она, — но я сейчас подумала, что мы можем с тобой больше не увидиться…
Я молча наклоняю голову, поняв, что неприятного разговора избежать не получится.
— На шоу, на всю страну, ты сказала глупость о литературе своего народа, ЮнМи, — говорит ДуНа, — назвав ненужным, то, что он создавал столетиями. Но это ты сделала не потому что глупа от природы, а потому, что дремуче невежественна. Я думаю так потому, что ты написала книгу. Будь ты просто глупой, у тебя это бы не вышло. Возможно, причиной твоего неприятия прошлого является твой подростковый максимализм. Я надеюсь на то, что ты повзрослеешь, станешь умнее и однажды поймёшь, что сказала глупость и раскаешься…
ДуНа смотрит на меня, я молчу, ожидая финальных фраз от собеседницы и не ошибаюсь.
— Пока же я, — продолжает она, — как учитель, очень огорчена легкомысленностью своей ученицы. Тем, что она не слышала моих слов и не смогла воспринять даже крупицы из тех знаний, что я стремилась ей передать…
— Простите, госпожа учитель, что не оправдала ваших надежд, — вздохнув, говорю я и кланяюсь, краем глаза замечая закушенную нижнюю губу ЁнЭ.
Чувствую себя неловко. Я, вроде был прав, когда вещал на шоу, но, перед человеком, который всю свою жизнь посвятил литературе, которую я предложил «выкинуть всю и сразу», неудобно.
— Желаю тебе удачи, ЮнМи, — говорит мне ДуНа, — жаль, что у нас было с тобой мало времени на общение. Уверена, будь его больше, я бы смогла открыть тебе красоту литературы, и ты не была бы столь категоричной в своих суждениях. Но, что ж? Видимо, жизнь хочет, чтобы ты поняла всё сама. Кан КёНэ ведь тоже, не имела наставника, но её книги входят в золотой фонд корейской литературы. Пусть это случится и с твоим произведением. Возможно, время изменилось и теперь нужно писать книги не так, как делалось раньше. Посмотрим… Хоть я очень недовольна тобой, но всё равно, ЮнМи… Файтинг!
Учитель делает правой рукой жест-пожелание и весело улыбается мне.
— Файтинг, госпожа учитель! — отвечаю я ей аналогичным жестом, неожиданно чувствуя, как почему-то защипало в носу.
Словно слёзы в глазах появились.
(несколько позже. Возле школьной доски почета, на которой вывешены портреты знаменитых учеников «Кирин»)
— А где же твой портрет? — обернувшись ко мне недоумённо спрашивает у меня СунОк.
Смотрю на доску, ещё обегая её глазами. Да, нету… Ли ХеРин — «висит», а меня — «нету» …
— Не знаю, — отвечаю я онни, пожимая плечами, — может — мыши съели?
— Какие мыши? — не понимает СунОк моего юмора, — Ведь директор школы обещал, что его повесят!
Я опять пожимаю плечами, в этот раз — молча. Мало ли кто кому, чего обещал?
— Как же так? — обижается онни, поняв, что я — «пролетел», — Пообещать и не сделать? Разве директор не должен держать своё слово?
— Дочка, прекрати, — говорит мама, наклонившись к ней и несильно дёрнув снизу за рукав, — посмотри, на нас все смотрят. И снимают.
Ну да, — бросаю я несколько взглядов по сторонам, — смотрят и снимают. Похоже, хотят снять мою кислую физиономию и выложить в сеть. Хотят запечатлеть проявление искренних чувств, вампиры фотоаппаратные…
Широко улыбаюсь маме и онни, обращаясь к ним.
— Пойдёмте занимать места, — предлагаю я, — скоро начнётся торжественная часть…
(спустя примерно час)
Судя по времени, скоро моя очередь…
Сидим семьёй на последнем ряду зала, в правом углу. ЁнЭ сказала, что посадили так, чтобы решить проблему с телохранителями. Родственников, пришедших посмотреть на своих чад, получающих диплом об образовании, пришло много, а зал — не резиновый… Короче, мои секьюрити сорок пять минут стоят на ногах, сзади, за моею спиной. Но, это не страшно. В зал пустили со мной только двоих, они неспешно меняются по ходу «процесса». «Процесс», сам по себе — простой. На сцене, четверо старших преподавателей, берут со столиков, заранее сложенные по порядку документы и вручают их поднявшимся на сцену ученикам. Ученики поднимаются на сцену по четверо, очередных приглашает ДонХё, стоя за трибуной, с которой директор СокГю произнёс небольшую речь, начиная торжественное мероприятие. Сам он, закончив говорить, перешёл за стол, на правом краю сцены, где сидит вместе с несколькими членами совета попечителей, хлопая и наблюдая
