Эволюционер из трущоб. Том 7 (СИ) - Антон Панарин
— Д-да. С-сейчас бросим, — закивал паренёк, и послышался едва различимый стук металла о металл. Он выбросил пистолет, нож, снял разгрузку, после чего подошел к двери вездехода и посмотрел вниз. — Ту-тут же метра че-четыре лететь, — опасливо прокомментировал он.
— Поэтому прыгай аккуратнее и старайся не свернуть шею, — улыбнулся я.
Так парень и поступил. Сиганул прямо в сугроб. Следом за ним выпрыгнул и второй боец лет сорока. Но второй слегка не долетел до сугроба и шмякнулся об асфальт, подвернув ногу. Жалеть его никто не стал. Положили мордой в пол, завернули руки за спину и потащили в сторону вездеходов, припаркованных в центре села.
— Михаил Константинович, можно вопрос?
— За спрос в нос не бьют, — пошутил я, но Барбоскин юмора не понял. Да и есть ли юмор в этой присказке? Понятия не имею.
— Как вы узнали, что в вездеходе двое выживших?
Спросил он это неспроста. Пока бойцы волокли пленных к машинам, остальные гвардейцы, используя магию, растаскивали сожженную технику к обочинам. Вездеход, возглавлявший колонну, Барбоскин проверил лично. И судя по всему, был впечатлён моим даром предвидения.
— А это, Тимофей Евстафьевич, секрет, — ответил я и подмигнул ему. — Одно дело — если бы вы дали присягу моему роду. Но, увы, вы служите почившему барону Богданову. — Я развёл руками, а после серьёзно спросил. — Обсуждали с подчинёнными планы на дальнейшую жизнь? Я был бы очень рад заполучить под своё командование таких бойцов, как вы.
— Ваша прямота подкупает. Но нет. Мы не заглядываем так далеко в будущее. Сперва нужно помочь мирным жителям, а уже после думать, как дальше существовать в этом мире, — ответил Барбоскин и смахнул с кустистых бровей налипшие снежинки.
— Вас понял. Тогда не будем терять время и приблизим прекрасный момент, когда вам придётся задуматься о дальнейшей жизни, — улыбнулся я и бодрой походкой направился в сторону вездеходов.
В этот раз собирать доминанты не пришлось. Да и какой смысл собирать их с покойников, которых я обобрал ещё при жизни? Зато мы неслабо пополнили арсенал. Два ручных противотанковых гранатомёта, три пулемёта, сорок автоматов, одна снайперская винтовка и куча пистолетов, а также боеприпасов. Помимо этого, обзавелись сорока пятью комплектами сухпайка. Что-что, а Барс своих бойцов снабжает знатно.
На пути к вездеходу меня догнали ребята. Лица у них были… Растерянные, что ли? Может, даже немного испуганные.
— Мандец… — прошептал Леший. — Ты видел, как мужик заживо горел?
— Видел, — кивнул я. — Вообще-то он из-за моего огненного шара и загорелся.
— Жуть какая-то. — Лёха встряхнул головой, как будто пытался позабыть это, как страшный сон.
— Да, убивать людей — это не тоже самое что убивать тварей, — поддержал его Артём.
— Вообще пофиг, — прокомментировал Макар, закинув автомат за спину. — Порой люди хуже животных.
— Ты прямо моего папашу описал, — усмехнулся Серый. — Матушка говорила, что, возвращаясь из очередного рейда, он бил её так, что рёбра трещали. Я бы с радостью убил этого дуралея, но папаша подох раньше.
Повисла напряженная тишина. Каждый думал о своём. Я, к примеру, думал об отце. Я бы этого «дуралея» с радостью узнал получше. Судя по всему, он весьма интересный и неоднозначный человек, мотивы которого я до сих пор не могу понять до конца. А ещё жаль, что с ранних лет я вынужден сражаться за существование. Хотелось бы хоть немного насладиться тихой жизнью и изучить мир, в который я попал.
Но ничего не поделать. Приходится, сломя голову, нестись на встречу светлому будущему, попутно отбиваясь от нависших угроз.
К моменту, когда мы добрались до центра села, гвардейцы выстроили вездеходы полукругом, отгородившись от ветра, и устроили привал. Бойцы раскурочили трофейный сухпаёк и весело болтали.
— Чё там у тебя? Каша рисовая? Давай сюда, — улыбаясь, сказал бритоголовый и протянул руку.
— Да пошел ты. Я так голоден, что и эту погань съем, — отмахнулся его товарищ со сломанным носом.
— Болван. Я ж не обобрать тебя пытаюсь. Бартер предлагаю. Ты мне рис, я тебе гуляш, — пояснил лысый.
— Так бы и сказал. — Обрадовался сломанный нос и передал жестянку, на которой было написано «Рисовая каша», но в ответ гуляш он не получил. — Свою банку гони! — возмутился носатый.
— Ха-ха. А вот хрен тебе! — Лысый показал товарищу язык и едва успел увернуться от ловко брошенной баночки печёночного паштета. — О! И паштетик подъехал! Живём! — самодовольно заявил лысик.
— Хорош дурью маяться, — рыкнул подошедший Барбоскин, и веселье закончилось.
— Так точно, товарищ старший лейтенант, — улыбнулся лысый, отдал честь, а после швырнул обещанный гуляш и паштет носатому.
Гвардейцы порой обменивались шутками, понятными лишь армейцу. Мне они казались забавными, а вот ребята не всегда догоняли, о чём речь. Даже удивительно, как гвардейцы успевали разговаривать во время еды. Ведь они просто глотали пищу, не жуя. Видать, долгая голодовка заставила их относиться к пище немного по-другому.
Увидел кусок хлеба? Тут же проглоти, пока рабовладельцы не отняли. Бойцы обрели свободу, а привычка осталась. Я откупорил банку с перловкой. На вкус отвратно, на вид — как будто эту гадость кто-то переварил и срыгнул в банку. Одним словом, мерзость. Но в Академии я ел вещи и похуже.
Пока ел, присматривался к гвардейцам. Добрые открытые лица, исписанные шрамами. С виду и не скажешь, что они только что положили сорок три человека, а теперь сидят и болтают, как ни в чём не бывало. Впрочем, я могу их понять. Первая смерть близкого шокирует. Вторая — печалит. Третья воспринимается уже как нечто неизбежное.
Первое убийство пугает. Врезается в память и терзает тебя ночами напролёт. Мертвец является во снах, требуя правосудия. Второе убийство волнительно. Десятое — уже ничего не значит. Просто работа. Гвардейцев тренируют, чтобы убивать.
Да, эту работу можно прикрыть красивой сказкой о том, что вы не убийцы! Вы защитники! Но давайте будем честны, если на земли баронства напал враг, то эти защитники идут убивать, и никак иначе. Убийство — это убийство, и с этим ничего не поделать.
В прошлой жизни я встречал глупца, который поведал мне историю об Императоре, который пролил так много крови, что ею можно было бы окрасить в алый целое море. Так вот, этот Император осознал весь ужас, который он совершил, и покончил с собой. Нет, ну вы слышали? Эта история — полная чушь.
Я был знаком лично со всеми Императорами, правившими в Дреморе за пять сотен лет. И знаете, что я вам скажу? Ни один из них не сожалел о пролитой крови. Императоры не сражаются на поле
