Нерушимый-10 - Денис Ратманов
Потом выяснилось, что я — сверхценный человек-вай-фай, который пробуждает в светлых юношах и девушках скрытые таланты.
Что же получилось в реальности? На чемпионат мира я все-таки еду, но как болванка, сидящая на скамейке. Потому что феерить будет Акинфеев, и он же станет надеждой и опорой отечественного футбола. Выпустят ли меня на раму? Вопрос. В Англии — выпустили, как будет сейчас — непонятно. Выходит, я буду рисковать жизнью непонятно за что. Точнее, понятно: за то, что в мои планы изначально не входило.
Я представил, что окажусь от мечты и останусь дома. Скажу Рине: так, мол, и так, предупредили о возможном покушении, так что сижу дома, дрожу от каждого пука, ем борщи и отращиваю пузо.
С таким раскладом и в Европу мне нельзя! Потому что Гусак не знает, где будет покушение: в Америке или в Европе. На воротах отдуваться придется Васенцову, и шансы «Титана» стремятся к нулю, а родная команда мне куда дороже национальной сборной. А если буду участвовать только в Лиге Европы, риск такой же! Меня с таким же успехом могут прихлопнуть и там.
Не ехать в Европу я не могу. Значит, бессмысленно игнорировать чемпионат мира.
Вроде как все логично: нужно делать то, ради чего я пришел в этот мир. Но это будет предательством по отношению к Рине. Если промолчу сейчас, получится, что я променял семью на карьеру. Но если скажу и облегчу совесть…
Жена, конечно же, погонит меня на чемпионат. Но уже не как на игру будет провожать, а как на войну, и, пока я там, будет в напряжении, что в ее положении вредно. Как ни старайся, не получится быть с ней честным — для ее же блага.
Сразу же пришли траурные мысли и желания: например, оставить предсмертное послание Рине и малышу. Вырастет — увидит, что отец его любит. Хотя любит ли, если поступает так?
Семья или мечта? Нет. Мечта или мечта?
Все время, пока я думал, Тирликас молчал. Когда молчание затянулось, он повторил шепотом:
— Там у нас тоже есть осведомители. Мышь не просочится… Ума ни приложу, зачем убивать — спортсмена? Для устранения конкурента это слишком.
Я усмехнулся:
— А вы представьте, что осведомители есть и у них, и они узнают, кто я на самом деле и зачем к ним приехал. Вспомните Шуйского — свой в доску был, для «Титана» много сделал, но оказался предателем и чуть вас под монастырь не подвел. А сколько их, таких Шуйских!
— Нет. О тебе знаю я и… сам знаешь кто. В себе я уверен на сто процентов. В нем — тем более. Вдруг это просто холостое видение? Так тоже бывает. Но, согласен, надо перестраховаться, и теперь мы вооружены. Так ты принял решение?
— Им меня не запугать, — без особой уверенности сказал я.
— Вот и славно.
Тирликас встал.
— Идем к парням.
И мы пошли в зал, но веселья не получилось. Я изо всех сил старался улыбаться и шутить, но Рина чуяла неладное, поглядывала косо, а я все больше загонял себя в тупик. Что касается «титанов», каждый был так занят собой, что не заметил перемены моего настроения.
Когда приехали домой, Дарина, на снимая шубы и сапог, спросила с порога:
— Что случилось? На тебе лица нет! — Она провела холодной рукой по моей щеке. — Верните моего Сашу!
— К сожалению, я не могу сказать. Ты понимаешь почему.
Как же здорово, что можно просто уйти от ответа!
— Понимаю, — кивнула она.
Я поднес ее руку к губам, укусил за подушечку ладони.
— Так бывает? — задумчиво проговорил я. — Чем я заслужил такое счастье? Мне досталась идеальная женщина! Другая бы уже запытала до смерти или закатила истерику.
Рина встала на цыпочки, и наши губы встретились. Я пробудил внутренний огонь, она ощутила это и тоже включилась. В этот раз страсть больше напоминала океан нежности. Прохладные волны в знойный полдень, накатывающие одна за другой.
Как же многого лишены простые люди! Если бы они испытывали то, что я сейчас, то занимались бы любовью безостановочно. И как же не хочется останавливаться! Все равно я буду сидеть на скамейке запасных, и силы не понадобятся.
* * *
Как же не хотелось просыпаться утром, выскальзывать из объятий Рины! Предупреждение Гусака окрасило грядущее приключение кроваво-красным. Но включить заднюю нельзя: я не простой гражданин, вся страна смотрит на меня.
Жена с утра отпросилась с работы и отправилась провожать меня на центральную площадь. Наша троица, я, Микроб и Сэм, могли просто сесть в минивэн и укатить в Москву на пресс-конференцию, после которой мы сразу стартуем в Милан. Но мы теперь — три богатыря, гордость Михайловска, и нас провожали торжественно. Со сцены Семерка, которая замещала первого секретаря горкома, произнесла напутственную речь и похромала прочь. Потом выступил Димидко и пригласил нас на сцену.
Только когда поднялись по ступеням наверх, стало видно, как много людей пришло нас проводить! Шутки ли — впервые футболисты Михайловска играют в национальной сборной!
Впервые за долгое время наша сборная будет биться за чемпионство, да не где-то — на территории давнего противника!
А послезавтра сборная пройдет первое боевое крещение — как не поддержать героев? В газетах о нас так и писали: «Три богатыря» — никто не вникал, что мы будем насиживать просидни на скамейке. Нас с Микробом ради приличия, может, и выпустят, а вот Сэма — очень и очень вряд ли. А вот самого Бекханова этот факт, похоже, не смущал — вон как фантам машет.
Нас провожать пришли и школьники целыми классами, в сопровождении учителей, и студенты, симпатичные женщины и старушки, молодые мужчины, старики и даже инвалиды в колясках. Я в микрофон пообещал вернуться с победой, Микроб спел гимн «Титана», и почти все подпевали ему.
И если раньше, когда нежился в объятиях Дарины, в душу закрадывалась мысль все бросить, то теперь я окончательно понял: обратного пути нет. Слишком много людей в меня верят.
Под рев толпы, щелчки фотоаппаратов, ловя летящие в нас цветы, мы направились к серебристо-белому автобусу с эмблемой «Титана», окруженному нашими парнями, которые приняли на себя натиск толпы, раздавая заранее заготовленные знамена и ленты с автографами.
В автобусе меня ждала Рина, Микроба — Ольга, которая сфотографировала нас втроем, чмокнула
