Боксер-5: назад в СССР - Валерий Александрович Гуров
— Чего случилось? — переспросил зек. — А тебе твой отпрыск не рассказывал, что ли? Ах, ну да, конечно, зачем ему рассказывать, когда можно за папочку спрятаться.
— А что он должен был мне рассказать-то? — недоумевал отец. — И никогда он за меня не прятался, не ври.
— Ты бы хоть за своей речью следи, раз за детьми не получается. Это мы сейчас еще выясним, кто тут врет, — хмыкнул сосед. — Твой недоумок на моих пацанов полез. Вы, по ходу, все, что ли, рамсы тут попутали? Это у вас семейное, да?
Отец облегченно выдохнул, как будто услышал обо мне откровенную неправду, которую мне предъявить уж точно было невозможно.
— Вить, ты сам себя-то хоть слышишь? — тоном усталого от бессмысленных споров человека спросил он. — У тебя сын вон какой здоровый! Кто на него полезет-то? И главное — зачем? Думаешь, Мишке настолько заняться нечем, что он, только-только сюда приехав, побежит по округе к местным пацанам приставать?
— Да мне похрен, есть ему чем заняться или нет! — прикрикнул сосед. — Если будет к моим пацанам лезть — значит, буду учить! А за гнилой базар отвечать надо, понял!
— Слушай, Вить, ты перебрал и сам не понимаешь, что несешь, — справедливо заметил отец. — Давай с тобой как-нибудь потом об этом поговорим.
— Чего, задрожал, да? Штанишки обмочил, как в детстве? Какое еще на хрен потом! Сейчас разговаривать будем! Давай своего недоросля сюда! — взревел дядя Витя. — Я ему сейчас быстро объясню, на кого тут можно гавкать, а на кого нельзя! Я ему его башку безмозглую в такое место засуну, о котором вы оба даже понятия не имеете, интеллигентики, ха-ха!
— Витя, выйди, пожалуйста, — сказал отец. — Проспишься, потом и поговорим.
— Это ты мне сказал, падаль? — заорал сосед. — Это ты мной тут командовать решил? Ты вообще знаешь, с кем ты сейчас разговариваешь? Я знаешь, сколько таких, как ты, на зоне под шконку загнал? Ты сейчас сам у меня тут проспишься, сучара ты бацильная!
Я краем глаза выглянул в сени и увидел, как отец замахивается, чтобы ударить этого Витю. Иногда даже самого тихого интеллигента можно довести так, что ему сорвет резьбу — тем более когда речь идет о его детях. И тогда, если уж ему удастся напасть на обидчика, тому может прийтись очень несладко. Отчаявшийся интеллигент не разбирает средства и не выбирает тактику — он прет напролом, как разогнавшаяся фура с полетевшими напрочь тормозами. Возможно, так бы случилось и сейчас, но… Однако сейчас бывалый зек опередил моего нерасторопного отца, со всей силы ударив головой. Отец упал на пол, потеряв сознание.
«Ну, сука, это ты сделал уж совсем зря», — успел подумать я, прежде чем выскочил в сени к озверевшему маргиналу.
— А-а-а, вот и ты, сучонок, — оскалился тот, потирая свои ручонки. — Иди-ка сюда, малыш, сейчас взрослый дядя тебе объяснит, как нужно с нормальными пацанами разговаривать, чтобы потом тебе не сделали ата-та. Если папочка с мамочкой тебя не учили, что за базар нужно отвечать, тогда я научу. А то если всю жизнь жить безмозглым — то тебе часто будут делать очень больно, ха-ха.
— Витя, предупреждаю, больно сейчас будет тебе, — стараясь быть спокойным, произнес я. Конечно, сохранять спокойствие в ситуации, когда охреневший от безнаказанности упырь лупит твоего родственника и раздает приказы в твоем доме, было трудновато. Но, с другой стороны, и для того, чтобы хорошенько поработать с противником, нужно иметь холодную голову. Эмоции здесь не годятся. Учитывая разницу в состоянии и в физической подготовке, на эмоциях у меня вообще был шанс его вырубить. И не исключено, что навсегда: таким пьяным телам ничего не стоит приземлиться виском на какой-нибудь угол, падая по замысловатой траектории. Или другой вариант: упадет вроде бы нормально, но пьяная гуттаперчевость, плохая управляемость туловищем, резкое запрокидывание головы назад при падении — и здравствуй, перелом основания черепа. Нет, такие приключения мне точно были ни к чему, тем более что я не только поломал бы себе всю вторую жизнь, но и подставил бы своих родственников. Не должны нормальные люди страдать из-за таких вот упырей, пусть даже и косвенно.
— Да что ты говоришь! — передразнил Витя мои интонации. — Ты знаешь, дружок, как я зону топтал? Ты знаешь, какие хмыри у меня парашу собой чистили? Да тебе и не снилось, мелюзга ты общипанная! Или, может, тебе рассказать, за какое место я могу тебя подвесить, чтобы твой папочка меня всю оставшуюся жизнь, ползая на коленях, благодарил, если я тебя отпущу?
— Вить, последний раз тебя предупреждаю — не нарывайся, — медленно произнес я, сжимая кулаки. — Ей-богу, по-хорошему советую. Тебе же хуже будет.
— Ах ты, гнида, ты еще тут вякать мне будешь? Ты гляди, всякая шелупонь беспонтовая мне советы еще раздает! Удавлю, сссука! — снова взревел Витя и кинулся на меня.
Глава 4
Витька, конечно, можно было понять — он сделал это по незнанию. Если бы он был в курсе, чем я профессионально занимаюсь, то вряд ли бы избрал способом решения проблемы кулачный бой. Мне же это было только на руку — как и то, что он был изрядно нетрезв, и движения его были замедленны и не отличались особой координацией. Поэтому его средних размеров обколотый «синевой» кулак полетел не в мою голову, а куда-то рядом с ней. Зато у меня с координацией движений был полный порядок, и мой, хорошо поставленный Григорием Семеновичем, удар нокаутировал это бесформенное тело с первой попытки.
— Ууууй, сссука, ты чего творишь, щенок… — застонало это туловище, скорчившись на полу и хватаясь поочередно за голову и за живот. — Да я же тебя… уууй, как больно-то… я тебя научу… я тебе устрою… сссученыш…
— Ты бы хоть не позорился, что ли, раз получил, — заметил я. Вообще, что-то мне подсказывало, что если бы послушать воспоминания его сокамерников, то могла нарисоваться совсем иная картина его отсидки, чем он тут пытался изобразить. А там таких горлопанов, насколько я знаю, тоже не очень любят. И выступает он здесь, скорее всего, только потому, что точно знает: никто из его тамошних дружков этого не увидит и
