Сепаратист - Матвей Геннадьевич Курилкин
— Не получается? — напряженно спрашивает Кера.
— Видишь вон ту стальную муфту? — я указываю вверх. — Это единственное слабое место. Изнутри ее тронула ржавчина.
— Но и сила чистого это место больше не защищает. Он же не терпит грязь. С этими словами девушка забирает у меня из рук карабин, и размахнувшись как дубиной бьет по указанному месту. Результат примерно такой же, как от удара по колбе. Однако я что-то чувствую… Да, крохотные трещинки. Нужно только помочь! Сосредоточившись, хриплю сквозь зубы:
— Еще!
Кера бьет снова и снова. Металл будто сопротивляется. Мне кажется, что трещины стремятся сойтись, зарасти, я всеми силами мешаю этому процессу. После очередной попытки трубка ломается, чуть светящаяся жидкость течет внутрь механизма, появляется неясный, на грани слышимости шум. Куски мяса — по крайней мере те, что я вижу, сморщиваются и чернеют на глазах. Я инстинктивно вжимаю голову в плечи — почему-то кажется, что сейчас рванет. Но напрасно. Наоборот, с плеч будто снимают тяжеленный рюкзак, свечение гаснет, подвал погружается в темноту.
— Спасибо, смертный. Слышу голос Керы. — Ты не поймешь, но мне очень неприятно было находиться рядом с местом, где нарушаются законы Творца. Такими уж он нас создал.
— Ты же знаешь, что таких церквей тысячи по всей республике. Как же ты теперь будешь?
— Одно дело знать, другое быть рядом и ничего не сделать. Пойдем уже отсюда, не то я решу, что ты хочешь со мной совокупиться в потемках.
— Кстати об этом, — вспоминаю я, пытаясь нащупать дверной проем. — Как ты относишься к Доменико?
— Забавный смертный, — я слышу, как она пожимает плечами. Уверен, она отлично ориентируется в темноте, но почему-то, положив руку мне на плечо не торопится вести к выходу. Наоборот, даже придерживает. — А почему ты спрашиваешь?
— Он признался, что влюблен в тебя.
— В самом деле? — богиня звонко рассмеялась. — Смертные часто влюблялись в богинь, но со мной такое впервые! Это… смешно.
Смешно. А еще тебе приятно. Говорить этого вслух я не стал.
— Ну, пока он не знает, что ты богиня. Было бы честно рассказать.
— Тебе лучше знать. Это вообще была твоя идея хранить мою сущность в тайне, мне — все равно.
А ведь она мне лжет! — понял я. Это было не умозаключение, я действительно почувствовал ее ложь. Сработала наша связь — впервые за все время. Собственно, прежде всего меня поразил именно сам факт, что я что-то такое почувствовал, а уж потом то, что Кера, которой обычно было наплевать, что о ней думают окружающие смертные, вдруг начала лукавить.
— Мерзкая клятва! — собеседница тоже поняла, что прокололась. — Вот поэтому я и не хотела с ней связываться! Да, мне приятно почтение мальчишки, и я не хочу его лишаться! Это ты хотел услышать? Чем я хуже той же Портовой[5] лупы?
— Как по мне, ты намного лучше. — С трудом сдерживая улыбку успокаиваю девушку. — По крайней мере, честнее. А по поводу Доменико — мне что-то подсказывает, что твое признание не заставит его от тебя отвернуться. Судя по всему, мой кузен предпочитает составлять о людях свое мнение, а не руководствоваться сложившейся репутацией.
— Ты слишком молодой и плохо знаешь смертных, — проворчала богиня. — Но ты прав, унижаться и скрывать свою сущность от какого-то мальчишки недостойно.
— Как скажешь. Может, тогда пойдем уже? А то мы сидим как двое подростков в темном подвале, только страшилки друг другу остается рассказывать! Нас, вон уже ищут.
Впереди и правда затрепетали неверные отсветы, в их свете из люка появилась вихрастая голова Ремуса:
— Командир? Домина Ева? Вы там как?
В наземной части храма тоже темно. Ремус, как и остальные бойцы жгут спички, периодически обжигаясь и сдавленно матерясь.
— Я сижу, жду. — Возбужденно описывает свои впечатления мальчишка. — Вниз пытаюсь заглядывать, но глаза щиплет от света. Это потому что перед чистым нагрешили, да? Он нас теперь убивать будет? А потом раз — и погасло. Темно. Полегчало сразу, будто дышать легче стало. А что там было командир?
— Ничего хорошего, — морщится Ева. — Какого-то бедолагу разобрали на части, но оставили жить и мучиться. Вот его муками храм и освещался. Хочешь — слазай, глянь. Мозг еще вроде не совсем рассыпался, можешь даже извилины посчитать.
Ремус даже отшатнулся:
— Не, домина Ева. Чего я, мозгов не видел?
— Слушай, а откуда ты взялся, такой опытный? — правда ведь странный парень. Очень уж легко воспринимает происходящее. Остальным вон до сих пор не по себе, что алтарь испортили. Как же — чистые, это все же люди, а тут, считай, самому богу в душу плюнули. А этому хоть бы хны. И Керу он ничуть не боится — это после всего-то, что она устроила! — И лет тебе сколько?
— Тринадцать, доминус Диего, — с готовностью откликнулся парень. Кажется, он даже рад был поболтать. — А взялся от мамы с папой, откуда ж еще!
— И почему ты разгуливаешь с этими железяками и суешься туда, где могут отстрелить что-нибудь нужное? Насколько мне известно, такие мелкие щенки должны сидеть дома и… что там положено делать детям? Изучать науки? Или ты как Диего — мстишь за замученных родителей? — Кера есть Кера. Как всегда, никакого такта.
— Да не, родители у меня давненько уж умерли. — Беспечно махнул рукой парень. — Я их и не помню. По Памплоне тогда тиф ходил. Вот, я один из семьи и остался, самый младший. И мать с отцом, и братья с сестрами — все на Асфоделевы луга отправились. Ну а меня в храме Геры приютили. Кормили, учили, и вообще хорошо было. Хорошие были тетеньки. Вот в этом самом храме я и обретался. Только его перестроили, а жриц и послушниц всех забрали. Сначала снасильничали и языки повырезали, чтобы больше не могли обращаться к своей богине, а потом увезли.
