Гонзо-журналистика в СССР - Евгений Адгурович Капба
Может быть, это странно — гордиться тем, что НЕ переспал с красивой молодой женщиной. Обычно наш братмужчинка, наоборот, склонен такого рода событиями кичиться и тешить своё самолюбие, но в этом конкретном случае «руссо туристо — облико морале!» это именно то, чем гордился я. Машенька Май при всех ее прелестях — это медуза горгона! При том, что Медуза-это имя, а горгона — принадлежность к классу мифических существ, кстати.
В общем — гора свалилась с плеч, камень — с души, и стало мне так легко и радостно, что ни в сказке сказать, ни пером описать. И собак я отснял — отлично получилось. Действительно, штук двадцать очень наглых кабыздохов оккупировали детскую площадку, морально разлагались в песочнице, предавались групповому разврату на горке и обоссали все качели. Удалось снять всё и сразу, но разврат собачий в печать точно не пустят, ибо порнография.
Заголовок был уже придуман. Конечно же — «Собачье дело», что же еще? Клише и штампы — наше всё, список уродских названий продолжал активно пополняться. Но всё это меркло перед внезапным счастьем в личной жизни. Потому что когда личной жизни нет — это иногда тоже своего рода счастье.
Машенька и Аленушка продолжали скорбеть о своей несчастной бабской доле еще некоторое время, и что-то там они еще обсуждали и планы строили, и вроде как даже на мой счет — но мне это было малоинтересно. Хотя самолюбие мое всё-таки ликовало. Именно с пришествием меня Гера стал «мужиком что надо» по мнению парочки провинциальных стерлядей. Достижение! И это при том, что Белозор был куда симпатичней меня-настоящего. Моя-то внешность была как раз на уровне «чуть красивее обезьяны»… Ладно — не обезьяны. Какого-нибудь грифа-падальщика или страуса-марабу. Или марабу — аист? А страус — эму? Впрочем, и тот, и другой красоту имеют весьма специфическую…
Я ушел по крышам гаражей, перепрыгивая с одной на другую, и спустился по дереву — корявой и раскидистой старой яблоне, листья которой уже начали ощутимо желтеть. Материал писать надо!
* * *
В редакции царила тишина, прерываемая стрекотом печатной машинки Фаечки из кабинета наборщиц. Вообще-то было время обеда, но, видимо, девушка решила закончить работу, а потом уже спокойно уделить время себе любимой.
— Есть чё? — высунулся из своей лаборатории Стариков.
— Есть! Собаки!
— Давай сюда, у меня реактивы уже намучены!
Раскрутить фотоаппарат и достать кассету было делом минутным — и наш фотокор тут же скрылся за дверью, а я сел за «Ундервуд». Тема с собаками, кажется, преследовала меня всю мою жизнь. Что сейчас, что в будущем — в Дубровице не было никакого приюта или, например, питомника для животных. Как не было и отлова. Только отстрел! А добросердечные горожане этого не понимали и писали в редакцию письма, и звонили с просьбами как-то повлиять на коммунальщиков, чтобы «песиков куда-то забрали». Да никуда их не заберут! Их пристрелят!
Собачки не на деревьях вырастают, их кто-то сначала растит, а потом выбрасывает на улицу, а потом они плодятся… И — да, мне, например, жизнь одного человеческого детеныша важнее сотни собачьих жизней. Так что — мой выбор очевиден. Детская площадка — для детей, а не для псинок, какими бы миленькими они ни были… Поэтому осознавая последствия — напишу статью и, уверен, через пару дней собак во дворах уже не будет.
Ну да, одно из самых кошмарных воспоминаний из детства — это звук выстрела за домом, а потом черная кудрявая дворняжка волочит по дорожке из бетонной плитки окровавленные задние лапки. Кошмар? Кошмар. А второе самое жуткое воспоминание — металлическая горка, на которой сидит маленькая девчоночка, в ужасе прижимая к себе дурацкий двухцветный мячик, и свора псин, беснующихся вокруг, рыча и лая, и едва-едва не хватая ее за ноги. Я в это время сидел на ближайшем каштане и пребывал в состоянии шока: от страха перед собаками и от осознания собственного бессилия и невозможности помочь девочке. Когда тебе пять с половиной лет — вряд ли справишься с полудюжиной крупных псов.
В общем, расписал всё это образно и эмоционально, закончив призывом к безответственным хозяевам не выбрасывать питомцев на улицу, сердобольных дубровчан — не прикармливать собак в общественных местах, а коммунальщиков — сделать уже хоть что-нибудь. И пошел отдавать текст.
* * *
Татьяна Ивановна Светлова — заместитель главного редактора газеты — была в отпуске в момент моего попадания в Геру Белозора, и знакомиться нам пришлось в летние месяцы заново. Она была в шоке от нового Белозора, я — от нее.
Я думал, таких не бывает. Эта женщина лет шестидесяти выглядела просто отлично, всегда была подтянутой, аккуратной, хорошо одетой. Она не делала химзавивку, едва-едва пользовалась косметикой и при этом казалась минимум на двадцать лет младше своего официального возраста. Светлова была добрейшей души человеком, тонкой натурой, талантливейшей поэтессой и высокопрофессиональным журналистом. Что она делала в засиженном мухами дубровицком «Маяке»? Ответ может показаться наивным, но почему-то в нашей провинции я встречал его всё чаще и чаще: она просто любила свой город, вот и всё.
— Гера, — сказала Светлова, — Это ужасно прекрасно. Вы молодец. Но эпизод с собачкой… Послушайте, у меня слезы навернулись! Выводы замечательные. Но это ведь… Кажется, материал не пропустят. Кровь, жестокость…
Татьяна Ивановна вздохнула. Она любила писать про хорошее. Про то, как Тиханович поставил на ноги очередного пациента. Про красивые клумбы в парке Победы. Про выступления артистов и награждения победителей соревнований. А потому, кажется, отнеслась с большой благодарностью к тому, что я взял на себя роль ассенизатора и обеспечивал номера «Маяка» нескончаемым потоком критических материалов по животрепещущим темам городского благоустройства.
— Несите редактору, Гера. Он в последнее время в благодушном настроении, может, и возьмет. А! И вот еще — звонил Цыцура, Михаил Сергеевич, просил вас. Я сказала — поговорю. Он хочет материал «как у Исакова был про УТТ».
Цыцура — это директор районного предприятия электросетей.
— Тогда меня надо в аварийную бригаду. Вы ж знаете — кабинеты и конторы я не люблю.
— Ну, я ему позвоню, он хотел после выходных сразу. У вас получится?
Она еще спрашивала! Не человек — золото! Никаких начальственных рыков, как у Рубана, никаких обиженных мордочек, как у Ариночки Петровночки. Сплошная вежливость и тактичность! Понятия не имею, как наши дамочки умудряются ей отказывать…
— Хоть завтра!
