Начало пути (СИ) - Дамиров Рафаэль

Я схватил ее за руку и притянул к себе. Она прижалась ко мне, покрывая мое лицо и шею поцелуями... Мы сплелись в единое целое и грохнулись на топчан... Я дернул шнуровку на ее груди, обнажая затвердевшие, словно камень, соски. Тида скинула платье, под которым абсолютно ничего не было. Прикрывшись золотистыми прядями собственных волос, она жадно впилась в меня поцелуем, будто хотела испить меня до дна. Я обхватил ее подрагивающие бедра, горячие на ощупь, и погрузился в сладострастное небытие...

Спустя час мы лежали, обнявшись, и смотрели в окно на заходящее солнце, на колыхание дубов, протягивающих в окна свои могучие ветви. Как вдруг звук колокола разрезал блаженную тишину, показавшись неестественным и чуждым.

— Мне пора, — встрепенулась Тида, надевая платье.

— Этот колокол возвещает о жребии? — спросил я, поглаживая ее стан.

— Да, сегодня ночь полной луны, — нахмурилась девушка. — В прошлый раз она забрала хозяйку этого дома...

***

На деревенской площади собралось несколько сотен жителей. Кровавые лучи закатного солнца высветили угловатую фигуру старосты, держащего в руках бочонок. Нас обволокла толпа, и Тида сжала мою руку. В полный голос говорить никто не смел, лишь перешептывались.

Староста потряс бочонок и грохнул его на землю. Откупорив крышку, он запустил туда руку. Толпа замерла... Бородач извлек руку с маленьким деревянным бруском, на котором углем было начертано чье-то имя.

— Жребий пал на дом... Тореса.

Душераздирающий крик разорвал тишину. Женщина кричала и рыдала навзрыд.

— Этому дому предстоит выбрать жертву... — насупившись, прохрипел староста.

Вперед вышел коренастый мужчина в кузнечном фартуке с вопящей женой, повисшей у него на шее.

— Нет, только не ты! — кричала она. — Кто будет кормить наших детей?

— Я должен... Ты нужнее детям, — убитым голосом отвечал Торес, отдирая от себя жену.

— Есть ли доброволец, готовый пожертвовать собой, заменив кузнеца Тореса? — староста обвел взглядом понурую толпу.

Люди опустили глаза, не смея взглянуть на кузнеца и его семью. Я сделал шаг вперед и крикнул:

— Я встречусь с Люпусом!

Толпа ахнула, а в глазах Тиды заблестели навернувшиеся капли. Ошарашенный староста на мгновение умолк. Потеребив бороду, он неуверенно произнес:

— В жребии участвуют только дома деревни Ксилон...

— Теперь я живу в том доме, махнул я рукой на свое жилище. И могу участвовать в жребии.

— Д-а-а... Да, — одобрительно зароптал люд. — Пусть заменит кузнеца...

Староста скривился и прошипел:

— Хорошо, господин, но по закону Ксилона вы пойдете без оружия. Через час за вами придут.

***

Я заперся в доме и готовился к битве. Купленные лоскуты кожи нарезал на длинные ленты и обмотал их вокруг предплечий и голеней в несколько слоев, скрыв под одеждой. Это самые слабые места при нападении собак. Если Люпус волк, тактика борьбы с ним будет аналогичная. Лучший волк — мертвый волк.

Самое время помолиться... Почему, когда ты разговариваешь с Богом — это называется молитвой, а когда Бог с тобой — шизофренией? Но в бога я не верю... не верил... а в этом мире, похоже, боги все-таки существуют. Только как к ним обращаться, я не знал. Да и не привык надеяться на провидение.

Слишком часто в последнее время я готовился к встрече со смертью... Теперь вот я — охотник на нечисть. Как говорится: "И швец, и жнец, да и вообще пи…пец". Я отхлебнул пятьдесят грамм фронтовых вчерашнего напитка Барна, чтобы унять беспокойство. Кинжал я спрятал в сапог, а вот молот пришлось оставить.

Бух, бух! Забарабанили в дверь. Я откинул засов. Четверо дюжих мужиков во главе со старостой переминались на крыльце, опустив глаза.

— Пора, господин чужеземец, — скривился староста, похлопывая меня волосатыми руками по бокам и спине, проверяя, нет ли оружия.

Странный какой-то, я вместо его земляка пошел на смерть, а он чем-то недоволен.

На поляну вышли почти в полночь. Луна, прячась за свинцовой тучей, тускло осветила силуэт массивного жертвенного столба посреди мертвого леса. Поверхность столба покрыта почерневшей высохшей кровью, которую он больше не мог впитывать...

Умелыми движениями мужики скрутили мои запястья за столбом толстой пеньковой веревкой.

— Полегче, вздохнуть тяжело, — проворчал я на старосту, затягивающего финальные узлы.

— Недолго осталось дышать вам, господин — зароптали мужики, попятившись назад и пряча виноватые взгляды. — Спасибо, что спасли нашего кузнеца... Прощайте.

Крестьяне скрылись в зарослях, а я остался один. Луна выползла из-за туч, наполняя мертвенно-бледным светом поляну. Близилась полночь. Связанными за спиной руками я нащупал тонкую бечевку, спрятанную под рубахой. Потянув за кончик, я вытянул из сапога кинжал, привязанный к другому ее концу. Острый клинок вмиг перерезал путы. Но руки я оставил сцепленные за столбом — если тварь так умна, как говорят, то может не прийти, почувствовав подвох.

Слабый шорох раздался в стороне. Я повернул голову и увидел осторожно ступающую тень, скользившую по краю поляны. Тень выжидающе замерла, словно желала насладиться предсмертным ужасом жертвы. Но я не жертва, а охотник, и я молчал.

Через секунду на поляну, больше не прячась, ступило существо, похожее на огромного волка с когтистыми руками-лапами. Тварь медленно приближалось прямо ко мне. Огромная пасть с капающей слюной и горящие змеиные глаза на миг парализовали меня. Я судорожно сжал рукоять кинжала за спиной. Шаг... еще шаг... Вот уже чувствую запах смрадного дыхания и стук собственного сердца. Скачок — и тварь с рыком взметнулась в воздух, намереваясь вцепиться в мое горло. Я выбросил руки вперед и насадил волка на кинжал. Мы сплелись в клубок и покатились по земле. Я выдернул кинжал из волчьей груди и кромсал тварь. Люпус рвал меня когтями, пытаясь прокусить горло. Но каждый раз я успевал подставить пасти левую руку, обмотанную лоскутами кожи. Кости руки трещали, а я бил и бил кинжалом, истекая кровью. Тварь выплюнула мою изжеванную руку и вцепилась в мое горло. Из последних сил я вогнал кинжал волку в глаз и потерял сознание.

Очнулся я от сырости ночного холода. Рядом лежал остывающий труп Люпуса. Раны мои уже затянулись. Сколько прошло времени? Час? Два? Или пять минут? Судя по расположению луны — немного.

Я с трудом поднялся на дрожащих ногах. Двухметровая тварь, распластавшись, застыла в луже собственной крови.

— Знал бы, что ты такой здоровый, ни за что бы не подвязался на роль приманки, — плюнул я на монстра.

Но все хорошо, что хорошо кончается. Древний кинжал не подвел — обычным ножом такую шкуру не пробить. В теле Люпуса я насчитал около тридцати ножевых ранений. Живучий, сволочь!

Я схватил голову монстра за загривок и, приподняв, поморщился. Даже мертвый Люпус наводил ужас. Я отрезал голову и, волоча ее за ухо, зашагал в деревню, окрашивая тропу кровью.

***

Деревня словно вымерла. Черные глазницы окон молчаливо наблюдали, как я вышел на площадь и три раза ударил в колокол. В окнах замаячили огоньки. Перепуганные жители высыпали из домов. Несколько человек зажгли факелы и толпа ахнула. Пламя осветило человека в изодранной на лоскуты одежде,насквозь пропитанной кровью. Человек что-то швырнул под ноги толпе и люди в ужасе отпрянули. Это была огромная голова чудовища с застывшим оскалом.

— Жители Ксилона! — прокричал я, взметнув вверх окровавленный кинжал. — Больше Люпус вас не побеспокоит!

— Слава Молоту! Слава! — закричали люди, все еще не веря своим глазам.

Луна, словно оплакивая смерть оборотня, спряталась за тучу, а голова Люпуса, скукожившись, стала уменьшаться в размерах. Шерсть слезла, и звериная морда приобрела человеческий облик. На земле лежала голова человека... народ ахнул. Я тоже узнал его... Голова старосты смотрела в небо застывшими глазами.Несколько женщин упали без чувств...