Григорий Шаргородский - Заблудшая душа. Переселенец
– Точно сказать нельзя, – неуверенно ответил Урген, и это бесило больше всего. – Я получил от графа рукопись Сверила Тормодара «Узы демонов» и сегодня испробовал новое заклинание. Должно хватить примерно до рассвета.
– Примерно? – прошипел я, теряя терпение. – Если вы ничего не смыслите в этом, то зачем взялись!
– А вы думаете, я хотел?! – неожиданно взвился Урген. – Я всего лишь мечтал вернуть людям утерянное в веках знание. Ради этого мне пришлось покинуть кафедру в имперском университете и приехать в Сатар. Здесь можно было найти хоть какие-то магические следы былых времен и труды древних исследователей. Я успел лишь купить у каких-то оборванцев «камень душ», как меня тут же схватили.
Похоже, профессора прорвало, ему явно некому было рассказать о своих бедах, – и вот подвернулись свободные уши. А я в принципе и не возражал – дружба с профессором могла пригодиться в будущем. Слушая откровения несчастного ученого, я осторожно покосился на Карна, но коротышка безмятежно дремал на диване, не вникая в нашу беседу.
– Но разве магия не запрещена? – успокаивающе заглянул я в глаза профессору.
– Эти трусливые упрямцы из церкви и университета готовы запретить все, кроме исцеления. Конечно, ведь целители лечат одряхлевшие тела властителей! А раньше маги творили настоящие чудеса, и демоны здесь ни при чем!
Мне, конечно, хотелось послушать о демонах, которых тут все так боятся, но сначала нужна жизненно важная информация.
– Так что там про наказание, о котором говорил граф? Он, похоже, думает, что мне есть что терять.
– Это так, – немного успокоился профессор, и в его голосе вновь появились виноватые нотки. – Вы простите, что втянул вас во все это, но у меня не было другого выхода. Либо на костер, либо заинтересовать графа чем-то ценным. Теории полей его не привлекли, а вот возможность подселять в тела управляемую сущность вызвала интерес.
– Насколько я понял, вы являетесь имперским подданным, почему не обратитесь в посольство?
– Чтобы меня сожгли мои же коллеги? Эх, молодой человек, не знаете вы местных реалий.
– Давайте о реалиях мы поговорим позже. Что там насчет угроз?
– Заточенная в камне душа подвергается страшным мукам. И чем дольше она там, тем ужаснее мучения. Да, забыл спросить: что с вами происходило после взрыва? – Страх и раскаяние тут же покинули глаза настоящего ученого, и туда опять вернулась жажда познания.
– Ну, все немного сумбурно, это похоже на сон. Снилось детство Гатара – ну того мошенника. И сновидения, точнее, одно повторяющееся, становились с каждый разом более мрачными.
– Я так и думал, – вновь сочувственно вздохнул Урген. – Вы пробыли в камне чуть больше двух суток. А представьте, что будет, если проведете там год или десять? А сто?
Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Похоже, граф прав – буду я плясать под его дудку как миленький, если захочу, чтобы меня выпускали из каменного дурдома хоть иногда. В мозгу на фоне общего страха и уныния мелькнула искорка надежды.
– А выбраться никак нельзя? – тихо спросил я, и тут же вскинулся Карн. Вопли профессора его не волновали, а вот мой шепот заинтересовал.
Урген ничего не ответил, но в его глазах мне почудился интерес к этому вопросу. Если лазейка в ловушке графа есть, то этот чокнутый ученый найдет ее, главное – не спешить.
Граф вернулся через полчаса в сопровождении тех же Лована и Яны, но теперь хтарку было не узнать – она облачилась в пышное платье, ниспадающее белоснежными волнами и обнажающее смуглые плечи.
Потрясающе! Интересно, где она прячет оружие? Понятно, что на прием она идет не из светского интереса, а дабы охранять или, если что пойдет не так, прирезать мою тушку.
Еще при осмотре окрестностей из окна я удивился, насколько в Сатаре узкие и извилистые улицы. Даже мелькнула мысль о невозможности передвижения на транспорте. Но все оказалось проще – окна небольшого особняка виконта смотрели в сторону окраины, а фасад выходил на широкий проспект.
Насладиться видами широкой улицы, с обеих сторон обсаженной удивительно светлыми деревьями, помешало одно происшествие. Когда мы спускались со второго этажа, я невольно заглянул сквозь открытые двери в небольшое помещение у лестницы. Увиденное зрелище заставило по-другому взглянуть и на ситуацию, и на моих спутников. В комнате рядышком лежали три тела молодых людей. Судя по небогатой одежде – это были слуги. Судя по нарядам и макияжу, слуги разделяли пристрастия своего хозяина.
Но не убивать же их за это!
Вот поэтому яркое послеобеденное солнце не показалось мне таким уж радостным, а широкий проспект, на котором царили все оттенки белого и золотого, без единого темного пятнышка, совершенно не внушал оптимизма.
Перед невысоким крыльцом особняка нас ждала карета с гербом, на котором был изображен скалящийся на неведомого врага морской зверь, очень похожий на моржа, только поагрессивнее и с мордой в крови. Память образованного виконта Вляо подсказала, что это герб графов Гвиери.
В карету сели только мы с графом и Яна – оба боевика запрыгнули на запятки. Пара белых лошадей – интересно, в этом городе есть что-нибудь черное, кроме камзола графа? – довольно бодро потащила свой груз вдоль по улице. Большое окно в дверце кареты позволяло рассматривать окрестности, чем я и занялся.
Мимо проплывали дорогие особняки, расположенные на улице, без особой фантазии названной Золотой. Особнячок Вляо находился у самого начала проспекта, практически у ворот обнесенного высокой стеной квартала Царей – обиталища местной знати. Соответственно жилье виконта не впечатляло воображение шиком, а вот ближе к центру шли настоящие дворцы. Память виконта услужливо подсказывала имена хозяев этих дворцов – маркиз Тронто, граф Ностремо, барон Закалот. Кстати, барон вроде и не самый крутой титул, но огромный архитектурный ансамбль по богатству с легкостью переплевывал своих соседей.
Несмотря на любопытство, я постарался отгородиться от памяти виконта, потому что вместе с информацией прилетали отголоски эмоций, которые Вляо испытывал при упоминании этих людей. Кого-то он презирал, кого-то боялся, а вот с маркизом Тронто они проводили время в совместных «загулах», и мне вспоминать об этом по понятным причинам не хотелось.
Оторвавшись от окна, за которым проплывали особняки, с приближением к дворцу княгини становившиеся все богаче и уродливее, я посмотрел на графа. Оказывается, все это время он разглядывал мою персону.
– Любопытное зрелище?
– Как ни странно, да, – с улыбкой ответил граф. Такой себе добрый дядюшка, который, не задумываясь, отдал приказ убрать трех ни в чем не повинных свидетелей.
– И чем же? Вы раньше не видели людей со странными вкусами?
– Почему же, видел, да и виконта Вляо знаю с пеленок. Кстати, его покойные родители были очень достойными людьми. Меня заинтересовало другое. Лицо виконта под твоим контролем совершенно изменилось, поэтому в этой раскраске и одежде ты смотришься как пытающийся замаскироваться под проститутку имперский центурион.
Я на секунду представил Лована в белом платье, благо пример этого наряда был перед глазами, и засмеялся. Граф позволил себе улыбку, а Яна, которую бог явно не обидел воображением, кисла от смеха, закрыв лицо веером из каких-то очень пушистых перьев.
Но – увы, Гвиери затронул эту тему не для смеха. Его лицо внезапно стало более чем серьезным.
– Боюсь, такое несоответствие может провалить нам операцию.
Я тоже оборвал смех, затем вспомнил недавние эмоции из памяти виконта и постарался выразить всем лицом смесь из скуки, презрения и толики пресыщенности.
– Прекрасно, – милостиво одобрил мои потуги граф. – Ты никогда не лицедействовал в той, прежней жизни?
– Приходилось.
– Был артистом?
– Нет, скорее – клерком купеческой компании, но в молодости баловался театром, – подыскал я в имперском языке подходящее слово, хотя здесь театров как таковых не было. Внезапно накатившая волна тоски по утраченной жизни сковала горло и, похоже, отразилась на лице.
Граф явно не страдал тактичностью, особенно с теми, кого использовал, но, должно быть, понимал, что перед важным для дела разговором с княгиней расстраивать меня не стоит. А на что он готов пойти ради пользы дела, было видно по содержимому комнаты у лестницы в особняке виконта.
Дворец княгини Сатар – это было нечто! Казалось, кто-то вставил великолепную белую жемчужину в дорогую брошь из белого и червонного золота. Во всем дворцовом комплексе не было ни единого желтого тона – только чистый белый блеск искристого камня под названием «мудар», как подсказала более информированная, чем у мошенника, память виконта. Мудар бывал белым, золотым и даже синим, но синий мудар считался редкостью и в городе использовался только в Морской комнате княгини. Мне вдруг до одурения захотелось увидеть эту комнату.
