Моя анимежизнь. Пенталогия (СИ) - Смолин Павел

Чико начала клевать носом, отвел ее наверх, уложил спать при помощи куска сказки «Сестрица‑Аленушка и братец‑Иванушка». Много времени это не заняло, поэтому я спустился вниз и написал еще немного.

С работы пришел отец с парой огромных пакетов в компании Сакамото‑сана и огорошил меня фразой:

– Завтра в районе обеда приезжают ваши бабушка и дедушка. Постарайся вести себя прилично, – строго наказал он мне.

Блин, еще и бабушка с дедушкой. Опять эти поклоны. Плевать, как‑нибудь справлюсь. Буду сидеть тихо и не отсвечивать. Чико, наверное, будет рада.

– Так ты завтра весь день дома?

– Да. Можешь еще раз сделать свой торт?

– Могу, – пожал я плечами.

После этого мы пошли на кухню, я начал делать торт, батя кушал остатки кацудона. Очень хотелось спросить, почему дед с бабкой никак себя не проявляли до нынешнего момента, но я не стал. И так очевидно.

– Тебе нужна помощь? – доев, спросил отец.

Я покачал головой, не отрываясь от замешивания теста.

– Тогда я пойду спать. С утра нужно подготовить все к приему гостей. Не переживай, я возьму это на себя, – заверил он меня. Отлично, вдруг там надо какие‑нибудь украшения развешивать, а я, по незнанию, опозорюсь. После этого отец ушел спать, а я приволок из гостиной оставшиеся там бумажки, и, параллельно с приготовлением торта, написал главу «Биочервя».

Было уже далеко за полночь, когда я закончил. Зевая и пошатываясь, поднялся наверх, где моментально вырубился.

* * *

Проснулся ближе к обеду. За окном лил дождь, в затянутом серыми тучами небе не было заметно ни единого просвета. Никто меня будить не стал, видимо, Чико с отцом уже украшали дом и готовили всякое.

Спустившись вниз, осмотрелся – дом сиял чистотой. В гостиной батя повесил флажки‑рыбки. Вроде бы карпы. Черный, синий, зеленый. Видимо, они символизируют нас троих. В гостиной же находилась Чико, играя с котом.

В кухне батя корпел у плиты, на столе лежала открытая коробочка с рисовыми колобками, завернутыми в листья дуба.

– Доброе утро, бать! – поздоровался я с ним.

– Доброе, – он обернулся, недовольно посмотрел на меня. Это почему? – Сын, тебе надо привести себя в порядок. Оденься как подобает.

– Так утро же, – развел я руками, – Не волнуйся, бать, все будет.

После этого я пошел в душ, потом оделся в костюм, повязал галстук. Спустился вниз, на столике в гостиной батя уже накрыл «поляну» из кучи пиалок, блюд и прочего. На аниме‑опыте узнал мисо‑суп. Остальных блюд не знал, но упор был сделан на морепродукты.

Отец посмотрел на меня, нервно кивнул, глянул на часы и пошел в коридор, где вызвал такси. Зачем он так суетится? Будто императорскую чету встречаем, а не родственников.

– У бабушки аллергия на кошек. Придется Сакамото‑сану сегодня провести день на улице, – выдал он.

– Там же дождь, – заметил я. Отец пожевал губами.

– Тогда запрем его в теплице.

Чико было вскинулась на защиту котика, но отец не дал ей такой возможности:

– Это всего на несколько часов. Бабушка с дедушкой не задержатся надолго, они переночуют в отеле.

Отстой.

Отец уехал, я помог Чико переодеться в платье, заплел ей косу вместо привычных хвостиков – в прошлой жизни нередко приходилось сидеть с детьми. Со своими, увы, не сложилось, но племянниц и племянников разной степени родства было полно. Потом мы провели с котиком разъяснительную работу, перенесли его с коробкой и миской в теплицу, скомпенсировав неудобство двойной порцией влажного корма. Тот выглядел недовольным. Прости, Сакамото‑сан, но двуногие всегда в приоритете. Мы сели на диван в ожидании дорогих гостей, я включил телевизор:

– …по громкому делу о подпольной порностудии. Участники съемок подали в суд на основного подозреваемого по делу Канеки Кена, ссылаясь на то, что о коммерческом характере съемок они ничего не знали.

Вот как? Дружки вешают все на «паровоза»? Я не удивлен, типичная история. Интересно, а он отстегивал долю якудзе? Если нет – не пырнут ли его в тюрьме заточкой? Видел, как такое происходит в фильме Такеши Китано. Было бы смешно. Поделом ублюдку.

– Дядя Канеки? – спросила меня сестренка.

– Наверное, какое‑то совпадение, – успокаивающе улыбнулся я сестренке и выключил телевизор.

– Братик, я боюсь, – пожаловалась Чико.

– Чего? – спросил я ее с мягкой улыбкой.

– Когда бабушка и дедушка были у нас в гостях в последний раз, он громко ругался и плевался, а бабушка плакала.

Я потрепал сестренку по голове.

– Не переживай, теперь все будет совсем по‑другому! Бабушка и дедушка нас любят, – улыбнулся я ей, сам не особо веря своим словам. Чем больше вокруг Чико будет заботы и доброты – тем лучше.

Услышал, что к дому подъехала машина. За руку вывел Чико в коридор. Дверь открылась, в нее вошли отец, похожий на него худой безбородый японец с седыми волосами (Ура! Значит, у меня тоже есть шансы не облысеть в преклонном возрасте!), одетый в костюм, и пожилая стройная японка в длинном черном платье, ниже деда на голову, с собранными в высокую прическу седыми же волосами. О таких, как она, принято говорить «несла на себе следы былой красоты». Я испытал разочарование – какие‑то они очень «европеизированные». Надеялся увидеть более колоритную пожилую пару. Ладно, родню не выбирают.

Мы с Чико глубоко поклонились.

– Дэйчи, чему ты учишь детей? Не на приеме у Императора же! – с улыбкой сказала бабушка и кинулась нас тискать. Дед с отцом умиленно наблюдали за этой картиной. Бабушка поцеловала меня в щеку, следом больно ущипнула за другую. Проделала то же с Чико. Аккуратней, блин! После этого дед протянул нам с Чико по пухлому конверту. Видимо, деньги.

– Простите, что подарки как на Рождество, но это сразу за все пропущенные нами праздники, – улыбнулся он. Мы с поклоном приняли подношение. Подкупаешь внуков, дед?

Потом мы пошли в гостиную, где начали завтракать. Дед с бабкой ругали мамашу, отдавая должное достоинствам отца. Тот сидел с гордым видом. Потом бабушка встрепенулась, достала из ранее незамеченной мной сумочки игрушечные фигурки самураев, поставила их на телевизор.

– О, это же мои старые игрушки! – узнал их отец, – Навевает воспоминания!

– Я подумала, что тебе было бы приятно владеть ими снова, – улыбнулась бабушка.

Как трогательно. Такое‑то воссоединение благообразной супружеской четы с посрамившим честь семьи падшим сыном.

– А это что? – бабушка увидела благодарственное письмо.

– Это награда Иоши‑куна, которую лично вручил глава префектуры, – гордо объяснил отец.

– Ничего себе! Иоши‑кун, это потрясающе – получить правительственную награду в столь юном возрасте! – похвалил меня дед. Я сомневался, что подобную грамотку можно называть «правительственной наградой», но вежливо поблагодарил. Не хочу ломать бате его триумф.

– А за какие заслуги? – спросила бабушка.

Дальше отец показывал им кассету с «мусорной» эпопеей, я отвечал на вопросы и давил на скромность, мол, «я делал все это только ради себя». Дед с бабкой выглядели довольными, батя гордился.

Внезапно раздался звонок в дверь, отец пошел открывать. Из прихожей послышались голоса, потом отец с ошарашенным видом вернулся в гостиную:

– Иоши, это Такерада Дзуничи‑сама со своей дочерью. Они пришли к тебе.

Под удивленными взглядами деда и бабки вышел в коридор. Так и есть – там стояли отец и дочь Такерада. Он – само собой, в привычном костюме, она – в легком голубом платье чуть выше колена, с прической «конский хвост» и в голубых туфельках. В таком наряде Сакура‑семпай еще красивее. Поприветствовал их с поклоном, они поклонились в ответ. За моим плечом встал отец. Глава префектуры огласил цель столь высокого визита, обращаясь к отцу:

– Еще раз извините за неожиданный визит, Одзава‑доно. Моя дочь очень просила меня отвезти ее сюда, ссылаясь на потребности литературного клуба, который она имеет честь возглавлять. Обещаю вам, такое происходит в первый и последний раз, – они с дочкой снова поклонились. Отец поклонился в ответ: