Тьма. Том 1 и 2 - Лео Сухов
В руках Покровской мой «пушок» смотрелся… Да как ручная картечница он смотрелся! Огромный и страшный, в общем. Проверив барабан, девушка вскинула револьвер одной рукой, прицелилась и выстрелила. А я даже не мог её предупредить, что так делать не надо…
Не надо держать его одной рукой! И не надо из него стрелять хрупким девушкам!
Вульф рухнул, как подкошенный. А вскрикнувшую от неожиданности Авелину откинуло на спину отдачей. Надеюсь, она ничего себе в полёте не сломала…
Мне показалось, что прошло не больше секунды, но, закрыв и открыв глаза, девушку я обнаружил уже рядом с собой.
— Дурак, кто же штыком тёмных бьёт! — Авелина быстро меня осмотрела и принялась чертыхаться, добавив напоследок всё, что обо мне думает: — Дебил! Придурок!.. Семён Иванович! Семён Иванович, сюда! Скорее!
— Тащите его ближе! — отозвался смотритель из окошка.
— Да нельзя его тащить! Он здесь сдохнет сейчас! Киньте аптечку! — отозвалась девушка, принявшись стягивать с меня ветровку, и лицо у неё перекосило так, будто в ветровку был завёрнут не человек, а кусок мяса.
Впрочем, вспоминая обильно летящие капли крови… Подозреваю, что выглядел я и впрямь жутко. Однако помирать не спешил. А вот поорать, когда девушка зацепила левую руку, как оказалось, был ещё способен. И эта боль в сломанной руке, и продравшийся из глотки крик, наконец, вернули мне ощущение тела.
— Да не дёргайся ты, дурака обрубок! Лежи, тебе сказали! — взвыла девушка, а мне как-то резко поплохело.
— Ох ты едрить меня туды-сюды! — глядя на меня, выдал предварительный диагноз подбежавший смотритель. — Так, ты только лежи, Фёдор, лежи! Не шевелись… А вы, Авелина, не дёргайте ему левую руку! Не надо… Видите, она у него… Не совсем здорова.
— Она просто сломана! — наконец, смог говорить я.
— Вот-вот, нездорова! — согласился смотритель.
— Да вы на его грудь посмотрите! — воскликнула Покровская. — Решето, блин! А он дёргается, как дурак! У него только кровь перестала сочиться!
А вот и причина, почему мне поплохело. Стараясь не шевелиться, я скосил взгляд на грудь и вынужден был согласиться с Авелиной. Натуральное решето! Последнее заклятие тёмного наделало во мне кучу маленьких дырочек. Кровь успела свернуться, пока я лежал, но стоило дёрнуться, как начала сочиться вновь.
Смотритель снова попросил его «едрить туды-сюды», почесал затылок, прошептал коротенькую молитву… А потом решился. И, вытащив нож из аптечки, срезал рубашку — два рубля двенадцать копеек! — принявшись поливать мне грудь и живот из того же тюбика, которым обхаживал Псковича. Ощущение было такое, будто у меня на груди костёр развели. Я отчаянно замычал, до скрежета сжав зубы. А Покровская, расширив глаза, покосилась на смотрителя.
— Да просто щиплется чуть-чуть! — ответил тот успокаивающе.
— Слишком… Много… Чуть-чуть… — выдал я, стараясь сдержать крик.
— Ты, Фёдор, терпи! Терпи, кому говорят!
Семён Иванович вытащил из аптечки бинт и быстро глянул на Покровскую, как будто решая, просить её или нет.
— Я подниму, — без слов поняла девушка.
Зайдя за спину, Покровская начала приподнимать меня за подмышки. Было больно. Очень. Но я терпел и не выл. Ещё и старался помочь девушке: как мог, шевелил правой рукой, пытаясь на неё опереться — жаль, но с вывихом плеча не получалось. А Семён Иванович обматывал мне торс, да так быстро, что прямо виден был опыт работы с бинтами.
В дырке, оставшейся на месте дверного проёма, появился ратник в рунной броне. Не Тёмного Приказа: княжеский, судя по эмблеме. Следом — ещё четверо. Стандартный полудесяток. Зашедший первым показал остальным рукой на меня и на комнату смотрителя. А сам остановился над телом тёмного.
— Живы, раненые есть? — один из двух бойцов, подошедших к нам, сразу перешёл к делу.
— Этого в лекарню надо! И у меня в комнате второй: за ногу покусанный! — отозвался Семён Иванович, и на мне делая аккуратный бантик, как до этого на лопоухом парне.
— Чьё тело тут на полу и там, снаружи? — ратник достал шприц и без разрешения вколол мне в плечо.
Впрочем, я знал, что он колет: маркировка знакомая. В голове сразу просветлело, а руки снова начали меня слушаться.
— Снаружи учащаяся, Анна Совушкина… — горько сморщился смотритель. — А этот дохлый мужик — тёмный он…
— Тёмный? — не поверил ратник.
— Возможно, куколка… — хрипло выдавил из себя я.
Не все знали о таких тонкостях. Я, когда был обычным, не знал, а вот ратники, похоже, оказались в курсе. Все дружно кивнули, а стоявший над телом принялся вызывать двусердых.
— Укол будет действовать… — начал ратник, но я его прервал, подняв палец.
— От двадцати минут до двадцати трёх. Скорее, двадцать, у меня индивидуальное! — я осторожно начал вставать с пола. — Если найдёте «пушка», это мой. Где-то там лежит…
— Разрешение есть? — сразу же насторожился старший.
— Проверьте по базе: Седов Фёдор Андреевич! — попросил я, глянув на свой браслет.
Если он и пережил этот день, то разве что чудом. А вот телефон в кармане отчётливо хрустел экраном.
— Ты куда собрался⁈ — возмутилась Покровская.
— Доберусь до лекарни училища, — ответил я. — Мне не стоит в городские…
Встретившись взглядом со полудесятником, как раз проверявшим меня в планшете на рукаве, объяснил:
— Проректор запретила пока что.
— Мария Михайловна? Тогда иди… Скворцов, проводить!
— Стойте! Стойте! — замахала руками Покровская. — Семён Иванович, плед нужен! Он же голый почти!
— Да нормально! — хохотнул помогавший мне встать ратник, видимо, тот самый Скворцов. — Ему ща холод не холод, и море по колено!
Девушка взглянула на него так, что мужик подавился смехом. А Покровская кинулась к комнате смотрителя вместе с самим Семёном Ивановичем.
— Огонь-девка! — шёпотом оценил Скворцов. — Испепелить глазом может!
— Или заморозить… — шёпотом же поддержал я его.
— Накинь! — вернувшаяся с пледом Покровская, похоже, возвращалась в образ Королевы.
Во всяком случае, тон голоса у неё похолодел на пару градусов. А я послушно подставил плечи: шевелить руками было для меня той ещё мукой. Девушка накинула плед и строго заглянула мне в лицо. Как будто хотела что-то сказать или хотя бы погрозить пальцем. Но ей уже мешала ледяная корка, надёжно прятавшая Авелину в бесчувственной Королеве.
А жаль… Нормальная вроде девчонка.
— Закройся в
