Империя. Терра Единства (СИ) - Марков-Бабкин Владимир

Я ждал Машу. Сейчас поеду в аэропорт. Надеюсь толп к стойке не будет. Шутка. Вы не представляете, как я соскучился по жене. И не только в плотском плане (хотя это тоже, нет, ТОЖЕ), но, блин, как мне её не хватало рядом все эти дни. Месяц почти.

Скоро сообщат, что кортеж готов.

Я мог бы разбирать бумаги, но не хочу. Вот, правда, не хочу. Просто не хочу. Мир сегодня может обойтись и без меня.

Двадцать лет назад я встречал её на Ходынке. Молодую и прекрасную, которая величественно выпорхнула из дирижабля «Империя». Улыбчивую, ослепительную, но испуганную и напряжённую. Она улыбалась, но ей было так страшно…

Даже Лиза, пожалуй, боялась меньше. За Лизой был Папа. За Иолой тоже был папа, но… Как бы корректно сказать-то… В общем, разные весовые категории пап. Я мог бы раскатать Шотландию, что тот паровой каток, а вот мог бы мой тесть раскатать паровым катком Россию? Ну, вряд ли.

Двадцать лет. Господи Боже твоя воля. Двадцать лет.

Сколько всего случилось за эти годы! Но мы выстояли, выросли дети. Ах, да, война вот ещё. А что нам война? Нам ли быть в печали?

* * *

Принцесса Иоланда Савойская в юности

ИМПЕРИЯ ЕДИНСТВА. РОССИЯ. БОЛЬШАЯ МОСКВА. АЭРОПОРТ «ХОДЫНКА». 1 августа 1937 года.

Я ждал Машу.

Вот-вот появятся самолёты.

Совсем недолго ждать.

Мне почти ежеминутно докладывают о продвижении аэрогруппы.

Не то чтобы я переживал так уж сильно. Я лётчик и не боюсь летать. Летаю много и часто. Но когда в небе моя жена или мои дети — я переживаю. Просто как человек, просто как муж, и ПРОСТО как отец.

Но вот сообщили о приближении. Вот уже вижу визуально группу в небе. Заход на посадку. Императорский борт №1-Б.

Люк открылся.

Трап.

Легкие движения ног.

— Привет, любимый!

Господи, как же я счастлив!

— Привет, родная!

* * *

ИМПЕРИЯ ЕДИНСТВА. РОССИЯ. БОЛЬШАЯ МОСКВА. КРАСНАЯ ПЛОЩАДЬ. 6 августа 1937 года.

Москва сегодня гремела и сверкала. Как-никак 790 лет русской столице и, на секундочку, двадцать лет со дня венчания русской Августейшей четы. Да, блин, двадцать лет мы в браке. Бывало всякое. Как в том анекдоте: «Дедушка, а тебе никогда не хотелось развестись с бабушкой? — Развестись? Никогда. Только убить!!!» Убить Машу мне ни разу не хотелось (слава Богу), но иной раз она чудила такое, что…

Впрочем, наверняка я чудил не меньше.

А сегодня общегосударственный праздник. Не только московский. Но в Первопрестольной сегодня это праздник праздников. Всеобщее гуляние. Поголовное. До поросячьего визга. До падения мордой лица в салат.

Сегодня можно. Такой день.

Мы стояли на трибуне спиной к Василию Блаженному. Слева был Кремль. Справа — Императорский ГУМ. Впереди Исторический музей. А меж нами десятки тысяч восторженных людей.

Двадцать лет я на троне. Двадцать лет мы с Машей женаты. Ах, да, и 790 лет столице.

Я по свету немало хаживал,

Жил в землянке, в окопах, в тайге,

Похоронен был дважды заживо,

Знал разлуку, любил в тоске.

Но Москвою привык я гордиться

И везде повторял я слова:

Дорогая моя столица,

Золотая моя Москва!

Я люблю подмосковные рощи

И мосты над твоею рекой,

Я люблю твою Красную площадь

И кремлёвских курантов бой.

В городах и далёких станицах

О тебе не умолкнет молва,

Дорогая моя столица,

Золотая моя Москва!

Орд жестоких степные тумены

И единой Европы удар,

Отразили Кремлёвские стены

Выгнал в стужу великий пожар.

И врагу никогда не добиться,

Чтоб склонилась твоя голова,

Дорогая моя столица,

Золотая моя Москва!

Но мы помним о Пасхе Кровавой

И в едином порыве народ

От высоток Москвы златоглавой

На злодеев заморских идет.

Негодяям нигде не укрыться,

Меч Господень сжимает в руках

Дорогая моя столица,

Золотая моя Москва!

День придёт — мы разгоним тучи,

Вся планета без войн расцветёт.

Я приеду в мой город могучий,

Где любимая девушка ждёт.

Я увижу родные лица,

Расскажу, как вдали тосковал…

Дорогая моя столица,

Золотая моя Москва!

Над Москвою в сиянии славы

Солнце нашей победы взойдёт.

Здравствуй, город Единой Державы,

К звездам нас Император ведет.

Будем вечно тобою гордиться,

Будет жить твоя слава в веках,

Дорогая моя столица,

Золотая моя Москва!*

* Примечание:

Автор слов — Марк Лисянский, композитор — Исаак Дунаевский. Адаптация — Виталий Сергеев.

Глава 12

Имперский наш ударный стройотряд

ИМПЕРИЯ ЕДИНСТВА. МОСКОВСКАЯ ГУБЕРНИЯ. МАРФИНО. ОХОТНИЧИЙ ДОМИК «У ТРЕХГЛАВОГО ДУБА». 5 января 1938 года.

— На тебе!

— Ах, ты ж, поросёнок!

— От поросёнка слышу!

— Я не поросёнок!!!

— Ну, извини. На тебе!

Мы с Машей с хохотом играли в снежки. В конце концов, я её поймал (разумеется, она поддалась) и всласть намазал её лицо снегом. Она визжала, смеялась, в меру брыкалась, а потом повалила меня в снег и стала жарко и страстно целовать моё покрытое снегом лицо.

Мы сбежали от всех. От всего мира. Разумеется, я всё время был на связи, но мы сбежали от мира. Мы просто были вдвоём. Рождество. Новый Год. Зима. Снег. Что мне весь мир?

Через четверть часа мы сидели в нашем домике у жарко пылающего камина и пили горячий глинтвейн.

— А помнишь, как мы тут тогда лихо зажигали, в семнадцатом году?

Маша озорно усмехнулась:

— Конечно помню. А кто нам мешает повторить?

* * *

ИМПЕРИЯ ЕДИНСТВА. МОСКОВСКАЯ ГУБЕРНИЯ. МАРФИНО. ИМПЕРАТОРСКАЯ РЕЗИДЕНЦИЯ. 6 января 1938 года

В Марфино мы с Сашкой пересекались редко. Если виделись (бывало и такое), то, как правило, на Острове. Иногда в Городе. Бывало и в Москве. В Питере так себе. В Царьграде тоже иногда. А тут… Бываем часто, а пересекаемся редко. Велика Империя. Дел много.

— Ваше Всевеличие.

— Ваше Величество. Привет, сын. Как Мика?

Сашка опустился во второе кресло у камина. С такой же волчьей шкурой поверх кресла, как и у меня. Сидеть на шкуре медведя я не разрешаю. Это наш тотем. Суеверие? Да пофиг.

— Привет, пап. Всё там нормально. Мика передавала тебе приветики.

Киваю.

— Благодарствую. Аналогично.

— А мама где?

Усмехаюсь:

— Не поверишь — мама наша сейчас спит.

Я не стал уточнять, что прошлую ночь нам было с Машей совсем не до сна. Перевожу разговор на другую тему.

— Что Европа?

Пожатие плечами.

— А что Европа? Во Франции всё путём. Вика просто душка. Завтра сам увидишь.

— Жалуется?

— Досадует. Как мне кажется, она до сих пор, в тайне, где-то в глубине души, хотела бы быть Императрицей Единства, а не какой-то там Франции.

— Не повезло. Но, Франция всё же не Шотландия. И даже не Германия. Что Мася?

— Был довольно неприятный разговор с Масей. Немка по крови вдруг почувствовала себя немкой.