Громов. Хозяин теней. 5 [СИ] - Екатерина Насута
Тем паче, если при Государе, то высоко сидит.
Высоко сидит, далеко глядит… хотя, если он и так при государе, то зачем ему вся эта вот возня? И так власть там…
— А государь не боится держать при себе такого человека? — уточняю. — Менталиста? Вдруг он в мозги залезет.
— Не залезет, — Татьяна потрепала меня по макушке. — Романовых защищает свет. Говорят от всего, но тут я не верю, потому что иначе на государя не покушались бы. Так что нет… хотя, знаешь, как-то Тимоха с дедом заговорил про менталистов. Вот…
Она упёрла палец в лоб.
— Только в память не лезь! — предупредил я.
— Не полезу… хочу понять, с чего вдруг вообще такая тема… пикник. Мы… мы отправились. Семьёй. Берег реки. Дед… и Тимоха… нет, не помню. Помню, что дед рассмеялся. А потом сказал, что настоящий менталист в жизни не станет на ярмарках работать… точно! Вспомнила! Тогда в город приехал известный спиритуалист! Бег… Берж… Бержич! Точно. Иона Бержич. Столовращатель. Предсказатель. И княгиня Акутина в честь его устраивала званый вечер. Деда тоже приглашали. И Тимоху. А он не пошёл. Этот Бержич прибыл из Петербурга… да. И про него много рассказывали. Слуги. Что он мертвецов вызывает взаправду. И что те говорят такое, что другие люди не знали. Вот! И Тимоха предположил, что этот Бержич менталист. Что он забирается в голову человеку, вытягивает его мысли и сам уже озвучивает.
Татьяна резко поднялась.
— А дед?
— А дед сказал, что далеко не каждый менталист способен чужие мысли прочитать. Что это вовсе считается невозможным. А если кто-то вдруг настолько силён, что сделал невозможное возможным, то зачем ему маяться и развлекать старух и провинциалок фокусами? Что куда проще отправиться не из столицы, а в неё и уже там устроиться на службу. Что такого любой дом примет и в бархат завернёт. А Романовы — самые первые…
Интересно?
Очень.
— А Тимоха спросил, что, мол, разве не побоятся? Ладно, Романовы, их дар защитит, — Татьяна поднялась и принялась расхаживать по палате. — Но прочие-то? Сильный менталист ведь может их подмять.
Логичный вопрос.
Я бы вот с менталистом связываться не стал. Исключительно из соображений здравого смысла и личной безопасности. И даже если бы дар от него защищал, потому что меня-то защитит, но вокруг меня людей полно, и как знать, чего человек, способный пробраться в чужие мозги, в этих самых мозгах понаворотит? То-то и оно.
— И чего дед?
— А дед сказал, что возможности менталистов сильно преувеличены. Что будь всё так, как о том говорят слухи, их бы всех убивали, если не в колыбели, то всяко как только дар проснётся. Что на самом деле большей частью они могут чуять людей. Настроение… — она остановилась у окна. — Или вот отношение к чему-либо или к кому-либо. Понимать, говорит человек правду. Могут подтолкнуть память. Или вот помочь, скажем, в учёбе…
Прям начинаешь надеяться на встречу.
— Сделать так, чтобы ученик стал внимателен. И запоминал всё с первого раза… но даже сильный не способен вложить знание в чужую голову. И да, вытащить из неё мысли. Вот сделать так, что кто-то проникнется и сам выдаст свои секреты — это могут. А прям из головы — нет. Ещё могут страх навести. Или, напротив, успокоить.
— То есть всё-таки больше эмоции?
— Да. Получается, что так.
А дед про менталистов, похоже, знал побольше некоторых.
— А закладки эти? Ну, которые в мозгах? — я постучал пальцем по башке. — Это ж не просто так?
— Не просто, — согласилась Татьяна. — Он про них тоже спросил. Тимоха.
И стекло отразило печальную улыбку.
Ничего.
Справимся. Я бы хотел сказать это, да она и сама всё знала.
— Он сказал, что это — не совсем про менталистов. Что это скорее к клятвам относится, которые на дар завязаны или вот на кровь, если дара нет. Что с кровью сложнее, тут надобно умение, ну само собой, чтобы человек своей волей клятву давал, силком если, то не получится. А вот менталист способен силой закладку поставить, но только если его воля будет крепче воли того, кому закладку ставят. Да и разум человека сразу эту закладку начнёт рушить. Так что, думаю, дело не совсем в менталисте.
Татьяна ненадолго задумалась.
Вздохнула.
И произнесла:
— А ещё добавил, что менталисты в силу своего дара хорошо чувствуют людей. Именно поэтому и избегают их. И что салоны и светский раут — последнее место, куда менталист пойдёт по доброй воле.
Прав ли он?
Не знаю.
— Кстати… если так-то… Горынин очень редко появляется при дворе. Думаешь, он…
— Думаю, что не обязательно быть менталистом, чтобы не любить людей.
Я вот к примеру не менталист, но тоже их не особо жалую. А приёмы, помнится, ещё тот цирк в окружении приличий. Ну их…
— Сав… как думаешь, Николя… он…
— Думаю, что интересы у него с Одоецкой общие найдутся. И темы для бесед. Но тут… Тань, честно. Поговори, если ревнуешь.
— Я не…
— Ревнуешь! — я не удержался и показал ей язык. Дурь же. Но будем считать, что тело этой дури требует. Всё-таки надо и ему свободы.
Иногда.
— Так вот, если он переключится на Одоецкую, то и хрен с ним.
— Что?
— Ну сама подумай. На кой тебе муж, который сегодня с тобой, завтра с другой, а после завтра ещё с кем. Несерьёзно это.
Татьяна фыркнула, кажется, не особо согласная.
— Но опять же, интересы — это одно, а личная симпатия… ну… совсем личная, которая уже не дружеская… — чтоб, вот не умею я на такие темы разговаривать. — Это другое. Так что тут или поговорить, или запастись терпением и ждать, когда оно само как-то решится.
— Что-то мне оба варианта как-то… не особо.
— Ну, есть ещё один. Можешь вцепиться в косы Одоецкой и сказать, чтоб не смела заглядываться на твоего Николя.
Татьяна вспыхнула и рот приоткрыла. Она даже с ответом не сразу нашлась.
— Ты… ты что такое… это же… я же не какая-нибудь купчиха!
— Вот! Тогда или говори, или молчи и улыбайся.
— Почему мне тебя стукнуть хочется?
— Это не меня. Это Николя, но ты переносишь
