Сказки старого дома - Андрей Николаевич Басов
Все дружно смеются. Зубейда берет накидку, прикрывает лицо, и мы с ней выходим из лавки. На улице Ткачей всё как обычно. Стучим в дверь. Вылетает чертёнок и мигом вскарабкивается на меня.
– Попался, Сержи-сахеб! Зубейда, чего ты смотришь, тащи его домой. Ругать будем.
– А за что меня ругать-то, Джамиля?
– Найдём за что, – и задумалась. – Что-то опять ничего в голову не приходит.
Джамиля со вздохом глубокого сожаления отцепляется от меня.
– Ладно, пойдём я хотя бы тебя с бабушкой поздороваю.
В моей комнате не только идеальный порядок, но даже и свежие цветы. Это льстит и радует. Значит, всё время ждали. Присаживаемся с Зубейдой на оттоманку и замираем в обнимку. Зубейда молчит и только тихо дышит мне в ухо и ласково трётся своей щекой о мой висок. Потом отстраняется и начинает расстёгивать и развязывать на себе всякие премудрости облачения…
Часа через два слегка уставшая Зубейда уходит за обедом и возвращается с подносом, сопровождаемая Ахмедом, тоже вернувшимся домой.
– Честно говоря, я не ожидал тебя в ближайшее время увидеть. Думал, ты по уши в парижских делах.
– Дела-то идут, но для меня там образовался небольшой перерывчик. Вот и решил заглянуть сюда. Есть тут в Багдаде одна особа, по которой я очень скучаю, – Зубейда стеснительно улыбнулась и скромно потупила глазки. – А у вас тут как?
– Аладдина женили, но что-то он сразу погрустнел. Синдбад уже загрузил свой корабль товарами для Китая и хочет отплыть дня через три. Думали опять собраться у него завтра, но поскольку ты ненадолго, то переиграем на сегодняшний вечер. Зубейда, пойдёшь с нами?
– Не знаю, как Сержи-сахеб скажет.
– Ну вот, опять всё та же песня. А свои-то желания у тебя есть?
– Пойду.
Корабль Синдбада, подновлённый и подкрашенный, по его словам, готов к отплытию хоть сейчас.
– Эх, Синдбад, как интересно было бы отправиться с тобой в таинственные дальние страны или на колдовские острова. Ну, хотя бы на остров циклопов.
Синдбад с восторгом принял от нас с Ахмедом свой новый компас и теперь вертит в руках бинокль, стараясь понять, для чего эта штука.
– Так в чём же дело? Поплыли. Циклопов уже не обещаю – всех истребили, но в мире ещё много чего не менее удивительного, – он пытается одним глазом заглянуть в объектив бинокля. – Что-то не пойму: для чего нужна уменьшающая всё штука?
– Ты не туда смотришь. Маленькие стёклышки прикладываешь к глазам сразу оба, а вот это колёсико крутишь, чтобы всё стало чётко видно.
– Ага, попробуем, – соглашается Синдбад, направляя прибор на дворец халифа. – Чёрт, вот так штука! В жизни подобного не видел.
Убирает от глаз бинокль, всматривается в дворец и снова подносит оптику к глазам.
– Никак Гарун гуляет по стене? Точно он! Это же надо! Даже видно, что он сегодня небрит. Смотрит в нашу сторону. Или только так кажется. Темнеет уже.
Синдбад, не отрывая бинокля от глаз, медленно поворачивается, обозревая окрестности, и, покручивая колёсико настройки фокуса, вглядывается в речную даль.
– Серж, Ахмед, вашему подарку цены нет! Небывалая вещь. Я навеки ваш должник и не расплачусь, даже если весь фарфор Китая Ахмеду привезу. А зачем там видны какие-то чёрточки и циферки?
– Эта штука называется бинокль, а циферки и чёрточки на стекле внутри него называются шкалой. По этой шкале можно примерно измерить расстояние до рассматриваемых предметов и их размер, – и я объясняю, как.
– Здорово! Другие капитаны сдохнут от зависти.
– Конечно же, сдохнут, – согласился стоящий с нами на капитанском мостике Ахмед. – Но уже после нас. Пока ты рассматриваешь дали, мы погибнем от голода и жажды.
– Так давайте вниз. Все уже собрались и ждут только вас.
Чёрта два ждут! Уже вовсю питаются и пьют вино. Присоединяемся. Зубейда всё ещё не очень уверенно чувствует себя в нашей компании. С некоторым удивлением вглядывается в сотрапезников и старается всё время чувствовать меня локтём. Через некоторое время со вздохом облегчения и удовлетворения Шехерезада отстраняется от стола и заводит приличествующий разговор.
– Что вам сегодня рассказать? О вреде чревоугодия, – и тут она с улыбкой взглянула на Зубейду, – или о вреде чрезмерной красоты?
– Нет, нет, – возразил Абу – Багдадский вор, – только не о вреде. Давай лучше о пользе.
– Тогда о пользе чревоугодия или о пользе чрезмерной красоты?
– О пользе красоты мы и так всё знаем, – со вздохом утраченных иллюзий и обретённого печального опыта произнёс Аладдин. – Давай о пользе чревоугодия. О таком чуде ещё слышать не приходилось.
– Ладно, внимайте и думайте. Однажды один очень богатый и очень тучный купец из Басры предпринял по своим делам путешествие по морю. Из торговых людей не только он оказался на корабле. Был и ещё один торговец из Багдада, отличавшийся необыкновенной худобой. Во время трапезы худой торговец всё время смеялся и подшучивал над тучностью своего попутчика и его способностью поглощать неимоверное количество всякой еды. Худой торговец всё время допытывался, какую пользу может приносить обжорство. Толстый купец очень обижался, но ничего остроумного ответить нахалу не мог.
Разыгралась буря, корабль не выдержал её натиска и развалился. Торговцы встретились в воде. "Вот видишь, – сказал толстый тонкому, – какая польза от тучности. Тебе всё время нужно грести, чтобы не утонуть, а меня вода сама держит как поплавок. У тебя не хватит сил, чтобы доплыть до берега, а меня течение и ветер сами донесут до суши".
И толстый оказался прав. Шутки худого за трапезой на корабле оказались преждевременными. Худой торговец вскоре утонул.
– И в чём же мудрость этой истории, Шехи?
– Во вроде бы плохом и вредном вдруг может обнаружиться хорошее и полезное. Всё зависит от обстоятельств.
– Так толстый купец всё-таки добрался до берега?
– Нет, его проглотила акула.
– Вот тебе и раз! Скажешь, что и в этом есть какая-то мудрость?
– Конечно. Никогда не радуйся раньше времени.
Вы просто не представляете, ребята, какая скука сейчас во дворце. Бунт в гареме и то был хоть каким-то развлечением. Гарун с тоски по ночам, переодевшись, тайком ходит в город. По его словам, чтобы посмотреть, как живёт народ. А зачем на самом деле, то чёрт его знает. У меня же единственная радость – посидеть или пошалить вместе с вами. Может быть, устроим какое-нибудь приключение?
Только она это произнесла, как на палубе раздался какой-то подозрительный шум, крики.
– Вот, пожалуйста, накликала, – заметил Синдбад. – Приключение само нагрянуло к нам на ночь глядя. Не к добру это.
В каюту вваливается вахтенный матрос.
– Капитан, там какой-то человек шумит, требует вас. Говорим, чтобы приходил утром, – не хочет. Воображает что-то о себе, драться пытается.
– Ладно, ведите его сюда.
Двое матросов вталкивают в каюту какого-то небогато одетого человека в нахлобученной на глаза чалме.
– Оставьте его, – распоряжается Синдбад, и матросы уходят. – Что вам потребовалось на моем корабле, почтеннейший?
Незваный гость поправляет чалму.
– Гарун! – восклицает
