Мой адрес — Советский Союз! Дилогия (СИ) - Марченко Геннадий Борисович

Дом мне нравился всё больше. Старый, бревенчатый, построенный в начале века, но крепкий, несмотря на возраст, он излучал уверенность в завтрашнем дне. Мол, ещё сто лет простою, а может и двести. Каменный фундамент, небольшое крыльцо с навесом, стоявшим на деревянных, витых столбиках.

По словам Резника, строил дом для себя купец Сыромятников, владевший в Екатеринбурге тремя бакалейными лавками. Но в своём доме первый этаж, как обычно бывает у купцов, под магазин переоборудовать не стал. Захотел вокруг дома разбить сад, и чтобы никто и ничто не мешало здесь его отдыху от трудов праведных и отдыху его домочадцев. Революция заставила купца с семейством бежать за границу. Впоследствии тут жил какой‑то нэпман, а после того, как он был арестован за спекуляцию, сюда заселился первый секретарь образованного в 1934 году Ленинского района. В том году, как просветил меня Резник, до того единый город был поделён на три района: Ленинский, Сталинский и Октябрьский. В 37‑м первый секретарь был осуждён на 15 лет за троцкистскую деятельность и пропал в лагерях. Его семью выселили в какой‑то барак, а вместо них заселили две семьи рабочих с «Уралмаша» – по семье на этаж. После войны уралмашевцы получили квартиры в новостройке, со всеми удобствами, а сюда из барака (не того ли, куда переселили семью репрессированного секретаря?) перебралась пара старых и заслуженных большевиков. В 1962 году ушла из жизни бабушка, а год спустя и дедушка. А ещё через год сюда вселился Резник с домочадцами – женой Татьяной и дочерью Раисой.

– Купили? – спросил я.

– В некотором роде, – уклончиво ответил завотделом и тут же вскинул руки. – Даже не сомневайтесь, всё по закону, комар носа не подточит.

Дом был бревенчатым, но внутри брёвна оказались стесаны. Стесали их, как пояснил Резник, уже после того, как сложили дом, и заштукатурили, а он старую штукатурку содрал и заштукатурил заново, после чего отделал декоративными панелями из ДСП. Не сам, конечно, а мастера, но под его чутким руководством.

Похоже, в этот дом хозяева немало вложили средств и сил. Тут даже имелся раздельный санузел. В одной отделанной явно импортной плиткой комнатушке ванна и душ, в другой унитаз.

– Дом подключен к системе канализации, поэтому с отходами никаких проблем не будет. Мусорные контейнеры дальше по улице, через два дома, на небольшом пустыре. Кстати, мебель, книги и посуду мы оставляем. Была мысль распродать, выручить за неё хорошие деньги, но уже не успеваю. Честно говоря, не ожидал, что нам всё‑таки дадут разрешение на выезд, сразу же купил билеты. Так что, если надумаете покупать дом, считайте, мебель вам уже не понадобится.

Да уж, мебель тут стояла хорошая, я бы даже сказал, замечательная. Иного ожидать в доме, где проживает директор мебельного магазина, было бы странно. И порадовала домашняя библиотека, где виднелись корешки редких подписных изданий.

А вот стиральную машинку, холодильник, огромную радиолу и телевизор Резники всё же продают. Завтра за ними должен приехать покупатель. Что ж, если я тут осяду, придётся обзаводиться собственной бытовой техникой.

Кое‑что из посуды, по словам хозяина, они успели уже продать, но и того, что осталось, мне хватит с лихвой. Хрусталь тоже «ушёл», как и пара ковров, ну так я к мещанству никогда не был склонен, как‑нибудь переживу.

На первом этаже располагались гостиная, и совмещённая со столовой, оборудованная чуть ли не по последнему слову техники кухня. Плита газовая, имелся и дровяной камин, сделанный уже при Резнике, захотелось ему, видимо, побарствовать. С той стороны дома на всякий случай под навесом имеется небольшая поленница, так что с дровами в ближайшее время проблем возникнуть не должно.

– Пойдёмте, я вам второй этаж покажу. Там у нас с Татьяной спальня, и была спальня дочери. Мы дочку Раисой назвали, она четыре года назад в Москву уехала, учится в консерватории. А год назад вышла замуж за… хм… своего педагога.

– То есть в Израиль она не собирается?

– Отказывается наотрез, – вздохнул Резник. – У неё способности к музыке, и она считает, что Московская консерватория – лучшая в мире. И что именно в СССР она может состояться как виолончелистка. Опять же, семья… Они уже задумываются о ребёнке.

– В целом с ней можно согласиться, – сказал я, подумав, что на будущем Раисы отъезд родителей может сказать весьма негативно. – Рыба ищет – где глубже, а человек – где лучше. А почему вы не перепишете дом на дочь?

– Мы ей предлагали, но она наотрез отказывается. Не нужен, говорит, мне этот дом в Свердловске, из которого я, слава богу, выбралась и надеюсь больше никогда не вернуться. У меня теперь московская прописка, что хотите со своим домом – то и делайте. Вот и делаем…

Второй этаж занимали две спальни, побольше и поменьше. Мелькнула мысль, что вторую можно будет так же, по примеру Резников, выделить ребёнку. Если он, конечно, будет, во что хотелось верить.

– Роман Исакович, давайте посмотрим коммуникации. Трубы, электропроводку…

– Бога ради, идёмте.

Подвальная дверь располагалась под лестницей, ведущей на второй этаж. Резник щёлкнул тумблером находившегося справа за дверью выключателя (в данном случае включателя), и в подвале загорелась 100‑ваттная лампочка. Подвал был просторным и чистым, здесь стояли только старый шкаф, велосипед и были сложены в штабель десятка два картонных коробок. По стенам проходили две трубы – водопроводная и потолще, видимо, канализационная, а также затянутые изоляцией провода, проходящие через счётчик с рядом пробок под ним. И отдельно телефонный кабель. Мне в наследство оставляли подключенный к ГТС телефон, который, по словам Резника, провести ему отдельно в частный дом стоило неимоверных усилий.

– Трубы почти новые, в позапрошлом году меняли. А проводку пять лет назад, но тоже, как видите, состояние идеальное. Можем осмотреть чердачное помещение.

– Давайте.

Его жена показалась только мельком, поздоровалась и больше «не отсвечивала». Она была явно славянской внешности, интересно, в кого пошла дочка?

Час спустя мы закончили осмотр дома. Я сказал, что мне здесь всё нравится, включая сад и беседку на внутреннем дворике, также огороженном забором, и оборудованную там же насосом артезианскую скважину, оставшуюся от предыдущих владельцев.

– Дайте мне три дня, в течение которых я дам окончательный ответ.

– Хорошо, три дня, но это максимум. Потому что, сами понимаете, время для меня – деньги.

– Тогда, может, скидку сделаете?

– Молодой человек, побойтесь бога! Я и так выставил более чем приемлемую цену!

– Это я так спросил, на всякий случай, ведь поторговаться – святое дело, – ослепительно улыбнулся я.

А на следующее утром я позвонил Хомякову и сразу же поинтересовался, не будет ли слишком вызывающе, если студент купит себе дом в личное пользование?

– Деньги‑то честно заработаны? – на всякий случай уточнил Виктор Степанович.

– Обижаете! Гонорары за песни.

– Ну тогда вы в своём праве, – успокоил он меня. – Можете приглашать на новоселье.

– Пока дом ещё не купил, хочу узнать предварительно, не будут ли этот участок в ближайшее время застраивать. А если не планируется – то покупаю и сразу же приглашу на новоселье.

После разговора с Хомяковым я отправился в градостроительное управление и после некоторых бюрократических сложностей, сопровождавшихся шоколадкой секретарше и бутылкой коньяка заведующему отделом застройки, выяснил, что в ближайшие годы расселять жителей частного сектора, в котором проживали Резники, не планируется. Вероятно, эти домики всё же снесут, но не раньше, чем лет через пятнадцать‑двадцать, и то не факт. Успокоенный этим объяснением, я отправился снимать деньги в сберкассу со срочного вклада. В сберкассе столько не было, пришлось ходить два дня подряд. А на третий день мы с Резником поехали к его знакомому нотариусу, где прошло оформление купли‑продажи. Я видел, как жаль Роману Исаковичу покидать своё гнёздышко.

Потом поехали оформлять прописку. Для этого мне пришлось выписаться из общежития, что стало для Вадима большой печалью, хотя о своих планах присмотреть домик я сообщил ему в первый же вечер после визита к Резникам.