Четвертый кодекс - Павел Владимирович Виноградов
С тех пор, как сказано, отец Федор и читал много, и с людьми беседовал, в том числе и с язычниками — старыми и новыми. Слышал названия «нагваль», «видящие», «Орел». А уж про нечистых духов ему и читать не надо — они, можно сказать, были его семейным делом, прости, Господи.
И рассказ Илоны, которую со всей очевидностью духи эти преследовали, как-то логично связал в его сознании все эти обрывки в целостную картину. Которая отцу Федору очень не нравилась, но что поделать — жизнь такая...
— Понятно, — вздохнул он, когда женщина замолчала, беспомощно глядя на него испуганными глазами. — Вляпалась ты, матушка...
— Во что?! — с истерической интонацией спросила Илона.
— В то самое, — ответил священник. — В колдовство. Беснование всякое.
— А вы-то откуда знаете? — несмотря на страх, в ее голосе слышался скепсис.
Ну конечно — образованная, антрополог, итить, во многом знании много печали...
— Потому что знаю бесов. И предки мои знали — они шаманами были. А прадед мой с твоим Женей знаком был.
Взгляд Илоны Максимовны стал удивленным, однако недоверие из него не исчезло. Да, Евгений кое-что рассказал ей о своей давней встрече в эвенкийской глуши. Но мало ли откуда этот поп мог о том услышать — тем более, сам, кажется, из тех краев.
— Простите, батюшка, — спросила она, — а как эта... э-э-э... чертовщина сочетается с вашим саном?
Точно, образованная. Придется срезать...
— Матушка, есть хороший анекдот про шамана и антрополога, знаете?
Илона помотала головой.
— Я его в Духовной академии слышал. Странно, что в вашем университете его не рассказывали. Сидят в чуме, в тундре шаман и этнограф из Парижа. Ученый думает: «Неужели этот сибирский дикарь полагает, что в мире духов есть такая же Нижняя Тунгуска, такая же тундра и такие же олени?» А шаман думает: «Как же мне объяснить этому парижскому дикарю, что топос сакральный и профанный различаются субстанциально, а не экзистенциально?.. Ладно, упростим: скажу ему, что в мире духов есть такая же Нижняя Тунгуска, тундра и такие же олени».
Илона рассмеялась — немного нервно, видно было, что анекдот ее слегка оконфузил. Дремучий поп неожиданно оказался не таким уж дремучим.
А отец Федор продолжал:
— Вы правы, конечно, все это не очень-то сочетается с церковным учением и практикой, и иные архиереи на это подозрительно смотрят — как ни крути, бесовщина это. Но ведь отец мой и дед в болоте этом языческом выросли — не говоря уж о прадеде и прочих предках. Дело в том, что северный человек зависит от природы настолько сильно, что не может ее не одухотворять. Если тебя, к примеру, кормит речка, ты не можешь не поверить, что она живая. В целом этот мир гармоничен, постоянен и стабилен: лето сменяется зимой, речка дает воду и рыбу, олени кушают ягель, человек же кушает рыбу и оленей. И, конечно, всем этим ведают тысячи и тысячи духов. Тут бы нам, христианам, возмутиться: «Язычество!» Однако нам должно понять: этим людям огонь, лес и речка вообще-то жизнь дают. А всякая жизнь — от Бога.
— И духи от Бога? — остро взглянула на него Илона.
Почувствовав себя в знакомой теме, она отодвинула гнетущий страх на край сознания.
— Да, — кивнул отец Федор, — христиане же тоже верят в духов — то есть в ангелов. Мы даже общаться с ними пытаемся — молитвой, свечами перед иконами и так далее. Но ведь мы, на самом деле, не «Силам Небесным свечку ставим». И мои соплеменники должны понять, что, когда бросают еду в Тунгуску, они не «речку кормят». Разница между Ангелом-хранителем и духом, живущим в речке, в принципе, невелика — оба созданы одним Богом и одного Бога хвалят. Так что христианству с самобытными культурами конкурировать не надо. Напротив, хорошо бы их еще зафиксировать и сохранить — но вывести на иной уровень.
— Куда же? — поинтересовалась Илона.
— Туда, где Конечная Причина бытия, — ответил священник.
— Я не понимаю, — призналась женщина.
— К Богу, — пояснил отец Федор. — Дело в том, что «гармоничный» мир традиционного человека на самом деле не гармоничен и не стабилен. Где-то выловили всю рыбу, где-то газовые скважины пробурили, воду отравили, где-то еще беда какая... Ничто уже не возвращается на круги своя, «райский» мир заперт. И христианство честно говорит: в первозданный мир мы больше не вернемся. Но вот к Богу — пожалуйста, Он ведь специально для этого человеком стал. Так что, Господь с ним, с язычеством, просто надо сделать основой мировоззрения традиционного человека христианство. Поэтому Иннокентий, святитель Сибири и Америки, и не беспокоился по поводу двоеверия своих новообращенных. Он ведь знал, что они Христа ради душу свою наизнанку вывернули... Как мой дед. Как мой прадед...
— То есть, вы хотите сказать, что все... духи — это все ангелы что ли? — по-прежнему скептически спросила Илона.
— Отнюдь не все — многие бесы. То есть, ангелы, конечно, но от Бога оторвавшиеся еще в начале времен.
— А... Таш? — севшим голосом спросила Илона.
Ей было очень страшно произносить это имя.
— Да, это демон сильный, — помрачнел священник. — Я с таким еще и дела-то никогда не имел. Трудно, очень трудно... Однако Бог сильнее.
На лице женщины явственно читалось, что она не очень-то этому верит. Батюшка не удивился.
— Я понимаю, — кивнул он, — вы с ней столкнулись, ужаснулись и думаете, что ничего сильнее в мире нет. Но, поверьте, их власть ограничена. Во всяком случае, тут, в храме Божием, вы точно в безопасности — сюда ей хода нет.
— Что же мне теперь, всю жизнь тут сидеть? — враждебно бросила Илона.
— Это уж вам решать. Вы ведь сами сюда пришли. Это и есть свобода воли.
Женщина промолчала.
— Вы вот что, — вновь заговорил священник. — Посидите пока здесь, подумайте. Скоро литургия начнется. Вы ведь крещены?.. Да, вижу, что крещены. Имя какое в крещение получили?
— Елена, — в голосе Илоны словно бы проскользнуло удивление, что, оказывается, у нее есть другое
