Дмитрий Кружевский - Ассасин. Возвращение
Наблюдатель тяжело вздохнул, покачал головой и, прикурив трубку от пальца, сквозь зубы поинтересовался:
– Как самочувствие?
– Да вроде нормально, если не считать, конечно, этого. – Я скосил глаза на дыру в плече, затем перевел их на Наблюдателя и буквально выпалил мучавший меня вопрос: – Я умер?
– Естественно, – буркнул он в ответ, выпуская вверх колечки разноцветного дыма, – а я архангел Михаил и сейчас поведу тебя к вратам рая.
– Э-э-э, а разве там не апостол Петр должен встречать?
Наблюдатель на секунду задумался, затем нервно махнул рукой.
– Да какая разница, сейчас вопрос не в этом, а в том, что ты стал слишком легкомысленным, почувствовал себя бессмертным, неуязвимым героем, а тут бац… – Он прищелкнул пальцами, наведя на меня сложенный из них «пистолетик». – И понеслась душа на небеса. Знаешь, в вашем мире есть прекрасная поговорка в тему: «Бог создал людей слабыми и сильными, а полковник Кольт уровнял их». Вот, теперь ты прочувствовал ее правдивость на своей шкуре. А то развел тут любовь-морковь, сюси-пуси, прямо свадебное путешествие устроил, осталось только посадить дерево, построить дом и обзавестись потомством.
– Разве это плохо, к тому же кое-кто этому сам поспособствовал.
– А я и не говорил, что плохо, – огрызнулся Наблюдатель. – Вот только всякому овощу свое время, а ты увлекся, позабыл, что мир вокруг довольно зубаст и клыкаст и есть силы, которым твоя остроухая прелестница, да и ты сам, стоите чуть ли не поперек горла.
– Не забыл.
– Забыл, иначе давно бы заметил слежку. Да вас вели почти с самой Надии, а ты ни ухом ни рылом.
– Кто вел?
– Кто вел? – передразнил меня Наблюдатель. – Нет уж, сам разбирайся, чай, не маленький, или считаешь, что я тебе все должен по полочкам разложить и сопельки вытереть? – Он развел руками. – Извини, я и так уже слишком часто вмешиваюсь в дела этого мира, а это, знаешь ли, чревато.
Он замолчал и принялся сосредоточенно дымить трубкой, изредка бросая в мою сторону сердитые взгляды, а я вздохнул и, подойдя к березе, оперся спиной о ее ствол рядом с ним. Наблюдатель был прав, мать вашу, прав во всем. Действительно, все последние недели я жил словно в розовом сне, позабыв обо всем, даже чертов метроном в башке поутих, превратившись лишь в едва слышимое тиканье, и, по-моему, Гая чувствовала то же самое. Все эти недели мы просто жили друг другом и нашей любовью, погрузившись в какой-то свой, нами придуманный мир, за что и были наказаны суровой действительностью.
– Спасибо.
– Да не за что. – Наблюдатель вздохнул и, помолчав, тихим голосом добавил: – Думаю, это наша последняя встреча. Росток проклюнулся, нужная реальность зафиксирована, и что бы ни случилось с ним в дальнейшем, это лишь болезни роста древа миров. Моя работа здесь закончена, и твое спасение – мой последний тебе подарок за все то, что ты для меня сделал, дальше уж как-нибудь сам.
– Значит, все? – растерянно спросил я.
Он грустно улыбнулся уголками губ:
– Для меня – да, а для тебя… ну тут тебе самому решать.
– В каком смысле?
– В том самом. – Он вынул трубку изо рта и помахал ею в воздухе. – Решать, хочешь ли ты продолжить свою историю в этом мире или предпочтешь вернуться обратно, в родной.
Я криво усмехнулся:
– А то ты не знаешь…
Глазами Наблюдателя на меня глянула все понимающая бездна, заставившая меня невольно отшатнуться.
– Думаю, что знаю.
Он снова улыбнулся и неожиданно ободряюще хлопнул меня по плечу.
– Не дрейфь, Саня, прорвешься, не впервой. Главное, думай головой, ну и порой… – Его кулак толкнул меня в грудь. – И все у вас будет хорошо.
– Надеюсь.
– Вот и правильно. – Наблюдатель посмотрел на зажатую в руке трубку, и та вдруг стала распадаться в прах, падая на камни золотистыми искорками. Вздохнув, он стряхнул с пальцев остатки золотой пыли и протянул мне руку. – Что ж, давай прощаться, что ль. Рад был работать с тобой.
– Неужели больше не увидимся? – спросил я, пожимая ее.
– Кто знает, – пожал плечами тот. – Порой даже мне трудно разобраться в переплетениях уровневых инвариантов на хроноплоскостях реальностей.
– Как всегда темнишь.
– Ну, не без этого, – рассмеялся тот и, тут же став серьезным, спросил: – Готов?
– Как космонавт перед взлетом.
– Ну, тогда поехали.
Его глаза полыхнули ярко-белым светом, а мне вдруг стало грустно и тягостно на душе, словно перед расставанием с хорошим другом. Меж тем туман вокруг острова неожиданно забурлил, взметнул вверх свои дымные щупальца и вдруг поднялся гигантской стеной, которая, на миг замерев, рухнула вниз, поглощая мое сознание. Последнее, что я запомнил, было лицо Наблюдателя, которое то и дело менялось, порой отражая в себе до боли знакомые лики из почти забытого прошлого.
Боль – протяжная, ноющая боль в плече, словно где-то там глубоко внутри неожиданно возник больной зуб. Я с трудом разлепил глаза и непонимающим взглядом уставился в дощатый потолок, затем медленно повернул голову и огляделся. Знакомая комната. Я осторожно повернулся на правый бок, скрипя зубами от боли, и, спустив ноги с кровати, поднялся, едва не рухнув на колени от слабости. Черт, такое впечатление, что из меня выпили все силы. Я судорожно ухватился за спинку кровати, чтобы не упасть, и плечо тут же отдалось вспышкой новой боли, заставив невольно заскрипеть зубами, а на поверхности повязки, плотными кольцами обхватывающей мою грудь, появились капельки крови. Пришлось замереть и сконцентрироваться, направляя в плечо крохи энергии. Боль сразу же стала затихать, сменившись небольшим подергиванием где-то глубоко внутри. Глубоко вздохнув и дождавшись, пока немного отхлынет неожиданное головокружение, я осторожно отодвинул повязку – шов, несколько припухший и немного кривоватый, но наложен вполне профессионально, лишь край разошелся, видимо, от моих излишне резких движений. Ничего страшного, если моя способность к регенерации все еще при мне, то заживет за несколько дней. Главный вопрос: «Что с Гаей?»
Дверь протяжно скрипнула, открываясь, и на пороге появилась девчонка лет пятнадцати, одетая в домотканое цветастое платьице с тазиком воды в руках и мотком белоснежной ткани на сгибе тонкой руки. Судя по всему, пришло время менять повязки, вот только девчонка явно не рассчитывала застать меня в сознании, да еще и стоящим у кровати практически в чем мать родила. Отсюда широко распахнутые глаза, грохнувшийся тазик и невольный вскрик, на который тут же явился знакомый мне хозяин таверны.
– Господин, наконец-то вы пришли в себя, – сказал он, подбегая ближе. – Но зачем же вы поднялись, все, что надо, мы вам и так принесем, могли бы просто покричать.
– Все нормально. – Я покачнулся. – Моя спутница, с ней все в порядке?
Тавернщик как-то сразу сник.
– Я не знаю, господин. Мальчишки нашли вас на берегу одного в луже крови вот с такенной дырой в плече. Наш доктор до сих пор удивлен, как вы смогли выжить, говорит, что любой другой давно бы ушел в небесные поля.
– Ну, мне туда еще рано, я еще по здешним не набегался, – попытался пошутить я. – Значит, никто мою спутницу не видел?
– Да как сказать. – Тавернщик на мгновение замялся. – Вроде Торн видел, говорит, что твою беловолосую двое чужаков в сторону форта тащили. Наши ребята туда ходили, но никаких следов не нашли. С другой стороны, Торну верить особо нельзя, он немного того. – Он красноречиво покрутил пальцем около виска.
– Понятно. – Я вздохнул. – Можно я побуду немного один?
– Конечно, конечно, господин, вот только позвольте Несли сменить вам повязки, доктор приказал делать это каждый день и травяную мазь на рану накладывать. Вот…
Он продемонстрировал мне обвязанный белой тряпкой глиняный горшок, источавший приторно-сладкий аромат, от которого у меня сразу же защипало в носу, а на глаза навернулись невольные слезы. Судя по всему, вещь была едрена, но коль доктор сказал…
– Хорошо, – покорно кивнул я. – Давайте ваши примочки.
Все вокруг сразу засуетились: девчонка принялась резать принесенную ткань на бинты с помощью больших портняжных ножниц, а хозяин таверны вытащил откуда-то из-под кровати небольшой медный тазик и, выложив туда немного мази, по виду очень похожей на темно-желтый пластилин, принялся ее тщательно разминать. Запах снадобья «полоснул» меня по носу, заставив поморщиться и отступить к окну. В голове опять поплыло, а ноги подогнулись от накатившей слабости, так что пришлось спешно опереться здоровой рукой о довольно пыльный подоконник. Поворотная защелка легко поддалась, и створки окна резко распахнулись, впуская внутрь свежий озорной ветерок. Он вздыбил занавески, взъерошил мои волосы и вновь умчался куда-то по своим делам, напоследок зашелестев листвой растущего неподалеку дерева. Я вздохнул полной грудью, чувствуя, как отступает слабость, а неуверенность сменяется холодной решимостью, и, прикрыв глаза, прошептал:
