Слава для Бога - Дед Скрипун
Мир пропитался кровью. Она везде, на земле, на мордах, на лицах, на телах, на оружии. Она словно льет горячим дождем, из порванных небес, и окрашивает в цвет смерти поле брани. Нет больше зеленой травы, нет прекрасных цветов, ночного неба с полной луной, и нет пыльной дороги, кругом только кровь.
Победа маятником качается от одних, к другим. То упыри теснят стаю, то стая берет верх, и одно только остается неизменным, это звучащая над полем песня, хрупкой девушки. Слова ее копьем бьют в тела врагов, лишая тех сил, и тут же, лекарственным зельем, проливаются на раны друзей, возвращая в строй.
Сам Род незримо стоит рядом, и помогает. Сам создатель мира, встал на защиту созданий своих, а с его поддержкой, проиграть уже нельзя. Нужна только победа, и не шагу назад, там мирные люди. Они спят, и никогда не узнают, сколько славных жизней, ушли к предкам ради этого покоя. Ушли, с улыбкой выполненного долга на губах, не оставив о себе даже памяти.
— Тако бысть, тако еси, и тако буде.
От круга до круга! — Катилась по смерти, девичья песня.
Глава 28 После боя
— Ты видел, как я его? Чего скуксился? Нет ты скажи?.. Ты видел, как я его за ногу, а он хрясть, кубарем по траве, ручонками машет, и прямо под дубину лихо, а тот его, бумс и ржет как мерин, а мозги в разные стороны... Ну чего молчишь? Видел, али нет? — Филька возбужденно размахивал одной рукой с зажатой там кривой палкой, а второй прикрывал рваную, кровоточащую рану на щеке.
— Видел я, видел! Чего орешь? И сучком своим не маши, второй глаз мне подобьешь. — Рявкнул на друга Светлячок. — А сам-то ты видел, как тот упырь, падая, меня лапой приложил. — Он выставил вперед рожицу с наливающимся под глазом синяком. — Мало того, что едва око не выскочило, так я только чудом крылья себе не переломал. Вот чего тебе все неймется? Чего в драку кинулся? Обещал ведь в сторонке постоять?
— Да ну тебя. Нытик. Что с тобой сделается? Заживет глаз-то, а память останется. Жив же? Зато в какой сече с тобой побывали? Да о нас легенды складывать будут. Баяны сказки петь, а ты глаз... — Махнул рукой домовой, а потом вдруг рассмеялся. — А Славка то, какова?.. Огонь девка. Кровососы вокруг нее скачут, воют, о стенку невидимую колотятся, клыками грызут, слюной исходят, а достать не могут, а она знай себе, стоит, гимны поет, и в ус не дует. Только бледная вся.
— Охолонись, дурак. Какой ус? От коль у нее ус-то? Она же девка. У них усы не растут. — Рассмеялся Светозар.
— Ну и что, что девка? Она усы да бороду носить более достойна чем некоторые из воев наших. Скала, а не девка. Кремень. — Гордо выпятил грудь Филька. — А ведь мы с тобой друже, ее спасли в свое время. Помнишь, аль нет? Так что в сказки, будь уверен, попадем. Будут нас помнить.
— А ну-ка примолкните. — Рявкнул на них пробегая мимо один из оборотней стаи, перекинувшийся в молодого парня лет двадцати пяти, в рубахе с оторванным рукавом, с синеющей от травмы рукой. — Не место сейчас до шуток. Видите сколько братьев полегло? И Ратмир к предкам отходит.
— Как отходит? — Подпрыгнул Филька, выкатив глаза. — Он же бессмертный?
— А вот так. — Буркнул оборотень. — Вымолил видимо у богов смертушку. К женке своей идет.
— Ну дела... — Почесал затылок домовой, сбив набок свой треух. — Мир меняется. То бог смертным становится, то вожак оборотней. Виданное ли до селя дело. — Он посмотрел на севшего ему на плечо Светозара. — А ты чего себе думаешь?
— Че тут думать. То не нашего ума дело. Я вообще домой хочу. Надоело приключенчичать. Есть хочу и спать. Устал.
Ратмир умирал, и только сила воли держала его на этом свете. Он должен был сказать последнее: «Спасибо», — той, к молитвам которой прислушался Род, выполнив просьбу, и как бы оборотню не хотелось скорее отправится на кромку, обнять свою Беляну, он терпел и ждал.
Слава сразу после битвы потеряла сознание, и над ней колдовал Богумир, пытаясь привести в чувство. Не выдержала душа девушки огромного количества крови, которой было все здесь залито, даже черный доспех ее жениха приобрел бурый оттенок, даже единственный глаз лихо, выглядывал недоуменно из кровавой каши, и по детски, наивно не понимая, словно спрашивал: «Что тут такого страшного было-то, в этой веселой игре? С чего в обморок бухнулась?».
Тяжело понять состояние девушки тому, кто не видел столько крови и смерти, как говорится: «В живую». Это вам не красивое полотно художника, в тихой галерее под бокал вина, где герои после битвы, стоят в выглаженных, вычищенных костюмах и грозно улыбаются, гордо расправив плечи, рассматривая поле брани усеянное картинно разложенными, словно позирующими трупами врагов. То, что видела Славуня, это картина жизни без прекрас, такая, какая есть, что делать, если она бывает и такой жуткой. Здесь страшно. Вонь, грязь, кровь, и усталые лица, с каплями пота, и слез. Стоны раненых и хрипы умирающих. Не многие из мужчин выдерживают такое, а Слава всего лишь хрупкая девочка, увидевшая настоящий ад.
Ратмир смотрел черными глазами в сереющее предрассветными сумерками небо, скрипел зубами, борясь с болью, и не позволяя себе умереть, улыбался. Скоро он уже встретится с любимой. Осталось чуть-чуть. Рядом молча сидел, и жевал угрюмо травинку старший сын, и еще недоуменно поглядывающий на оборотня лихо. Никак не укладывалось в детском мозгу одноглазой нежити, как такое может быть? Как можно хотеть умереть, ведь жизнь прекрасна? Они победили, и этому надо радоваться, а этот волк в человеческом обличие улыбается близости смерти. Чудной. Смеется, когда надо плакать.
Пространство неожиданно лопнуло, и через прореху мирозданья, в явь вошла богиня.
— Девана. — Попытался подняться оборотень, но не смог и со стоном упал в траву.
— Лежи. — Мне сейчас твое поклонение не надобно. — Она подошла ближе, присела на корточки рядом с головой оборотня, и положила тому на пылающий лоб
