Меч и белая перчатка - Владимир Альбертович Чекмарев
Я в свое время вращался в околонаучных кругах (был бурный роман с дочкой одного академика*) и примерно представлял изнанку академической жизни, но то что творилось тут, превосходило все мыслимое и немыслимое… стаи и штабеля доносов, мелкие и не очень подлянки, все это бурно сопровождало все заседания Совета. Как выяснилось, абсолютным лидером академического общения в процессе диспутов, был элементарный мордобой. Как то сразу вспомнился старый анекдот из прошлой жизни: «…драка началась после фразы – Семантика этюдности в прозе Пришвина неоднозначна».
Вишенкой на торте, было массовое отравление участников одной конференции на фуршете, хорошо хоть без летальных исходов, но зато с массовой непроизвольной дефекацией. А так, фингал под глазом, стал чуть ли не тотемом соискателей членства в Академии. Был еще изрядно позабавивший меня камуфлет… Выступая на учредительном съезде Академии я постулатировал в своей речи мысль, что мол не надо отвлекаться от генеральной научной идеи и размениваться на смежные науки, а действовать только по своему направлению и тогда будет всем счастье ибо каждой собаке своя колбаса и как говаривал Остап Ибрагимыч Бендер, наступит квазиунофантазия. Зал аплодировал стоя, а когда Академия заработала, то на стене у главного входа появилась мраморная доска с надписью: «Каждой собаке, своя колбаса». Я милостиво засчитал прогиб. Но хохмы с академией не кончались…
В Зеленый платан прибыл представитель Имперской академии наук и позиционировал себя, как президента нашей Академии, предъявив какую то идиотскую бумагу, согласно которой все научные учреждения находящиеся на имперской территории и применяющие в делопроизводстве язык «Алголь» (нечто вроде местной латыни, используется врачами и учеными) находятся в юрисдикции Имперской академии наук. А я был как раз в расстроенных чувствах, так как князь Бегсек только что доложил мне по магосвязи об очередной коррупционной истории в провинции, где бургомистр с прихлебателями не только разворовывали бюджет, но и буквально рэкетировали население. И когда мне сообщили о столичных гостях, я так сказать на старых дрожжах, пробормотал: «Повесить всю банду». И мой главный альгвазил, немедленно арестовал пришельца со свитой и поместил их в узилище. Один из пришлых академиков на свое счастье пребывал по поводу скорбности живота в сортире и избежал задержания, после чего срочно сделал ноги и явился к своему руководству с докладом о том, что великий и ужасный король королей Гаг, хочет их всех повесить. Как выяснилось, вся эта история случилась из за двух идиотов, заместителя начальника секретариата Имперской академии и его дебила племянника. Чиновник раскопал старинное положение о Президентских секретарях, являющимися представителями Академии в периферийных научных организациях и отправил родственника на синекуру, а мелкий тупой мажорчик, не врубившись в тему, стал гнуть пальцы, на чем и погорел.
Когда мне принесли на подпись приговор академикам, я естественно разобрался, поржал и велел всех отпустить, выдав мажору порцию розог на дорожку. А из Имперской академии мне пришло льстивое письмо с извинениями, сообщением об увольнении всех виновных и полном признании легитимности Княжеской академии. После чего со мной связался по маго-связи хохочущий герцог-регент, которому я намекнул на то, что пора бы уже и короноваться.
*По поводу знакомства с академическими кругами через дочку академика мне припомнилась забавная история из прошлой жизни…
Девица притащила меня на день рождения своей матушки и там кишела эстетствующая академическая интеллигенция ведущая заумные разговоры смешанные с местечковыми академическими сплетнями, вгонявшие меня в беспросветную скуку. Причем каждый раз, когда дочка хозяев вводила меня в свою комнату показать свои вышивки, то уже через пару минут туда заглядывала маман, ну никакой блин личной жизни. Ну а когда к нам ворвался папаша с двумя тарами и радостно пригласил отведать настоящего коньяку, я аки барон Пампа, жахнув фужер коньяку и сказав, что мол все пропало, капитально вернулся за стол. За столом, я дабы убрать оскомину от заумных бесед, приналег на коньяк в чем мне помог соседствующий за столом проректор по хозчасти, которого тоже мутило от ученых бесед. И тут разговор зашел о документальном кино и я дабы поддержать разговор, тем более тема была мне знакома, решил спросить мнение высокого общества о фильме про Вьетнамскую войну «Чужого горя не бывает», по сценарию Константина Симонова. Но хороший коньяк вельми коварный напиток и я на голубом глазу спросил: «А кто смотрел фильм «Кого **** чужое горе», короче оговорка если не по Фрейду, то по Бахусу это точно. И наступила гнетущая пауза окончания которой с ужасом ждал моментально протрезвевший я и наконец дождался… Взрыва гомерического хохота. И после этого камуфлета, заумные разговоры прекратились и начался обычный застольный треп с анекдотами, а во время одного из перекуров два ученых мужа даже слегка подрались. И это было мое последнее общение с научным миром.
Глава 124
Вот уже второй раз я увидел на морде Мяуса прямое смущение (первый раз это было, когда Мяус привел своих двух пассий, Миа и Лесную). Мой фамильяр явно хотел о чем-то попросить и я прямо его об этом спросил. Оказывается его официальной паре Мие, загорелось посетить Кошачий остров и познакомиться с народом Мурров. После посещения запортального мира, я оставил у портала дежурную эскадру в составе Флагмана и двух угольных галеоно под прикрытием «Бездны». Экипажи состояли из аватар, а когорту морской пехоты, я держал на них по ротации. Приказ был жестким, в район портала не допускать никого , от слова просто топить. Через месяц после нашего визита, я прислал на Кошачий остров подарок, сотню комплектов маленьких лат с соответствующими клинками и арбалетами. Все это было найдено в сокровищнице одного заброшенного монастыря и судя по рунам латные комплекты принадлежали легендарному народу лилипутов, растворившемуся в веках и подошедшего народу Мурров прямо
