Юрий Корчевский - Бездна. Первые после бога
– Поднять парус! Маша, смотри внимательно!
Ушкуй двинулся вперед.
Как только Михаил увидел на берегу подходящее место, он направил судно туда: надо было развести костер и высушить у спасенных одежду. Было прохладно, и в мокрой одежде немудрено простудиться и заболеть. Кроме того, на костре надо было вскипятить воду в котле, сделать сыто или узвар и напоить людей горячим.
Пафнутий сидел на корме, у ног Михаила, прислонившись спиной к борту и обхватив голову руками. Он стонал, скрежетал зубами: слишком велики были для него потери, в одно мгновение он потерял судно, товар и трех человек из команды. Удар был очень сильный, не каждый после такого оправится.
– Ты чего в трюм полез, Пафнутий? За деньгами?
– За ними, проклятыми! Я сразу после удара понял, что судну конец. А у меня там деньги были на черный день припасены, решил хоть их спасти.
– Жизнь-то дороже, мог вместе с ладьей утонуть.
– А без денег какая жизнь? Коробейником на торгу иголки продавать?
– Пафнутий, у тебя же есть дом, семья! Жизнь ведь не кончилась. Вон какие-то деньги из ладьи спас. Встанешь еще на ноги.
– Думаешь?
– Просто уверен. Часть прибыли от продажи перца я тебе отдам. Глядишь, все наладится еще.
Пафнутий поднял голову.
– Под какой процент деньги дашь?
– Да ни под какой!
В глазах у Пафнутия появилась надежда.
Ушкуй ткнулся носом в береговой песок. Люди высыпали на берег, стали рубить сухостой и разводить костры. На одном, поменьше, повесили котлы для сыта, на другом – поодаль, побольше – на вбитых в землю кольях развесили для просушки одежду. От нее сразу пошел пар. Вокруг костра приплясывали голые мужики из команды Пафнутия. Зрелище было впечатляющим – как танцы аборигенов в далекой глуши. Но никому не было смешно – люди только что избежали гибели.
Вскипела вода в котле, в нее сбросили остатки сухофруктов. Затем горячим узваром поили сначала попавших в беду, потом пили сами.
Когда котел опустел, решили сварить кулеш. Дело шло к вечеру, и надо было кормить людей. Учитывая, что котел не был рассчитан на увеличившееся количество едоков, кулеш пришлось варить дважды.
Насытившись, все улеглись спать на палубе ушкуя – на земле спать было невозможно: холодная землица-то, влажная.
Палубы едва хватило на всех. От каждой команды выделили по караульному. Земли здесь были чужие – то ли татарские, то ли мордовские, и приходилось остерегаться.
Завтрак утром тоже растянули. Не хватало кружек, ложек – даже с учетом того, что Михаил достал запасные деревянные. Но никто не был в обиде, понимая положение.
Тронулись в путь. Ветер был слабым и порывистым, и парус то надувался, то безвольно обвисал. Зато гребли по очереди – то команда ушкуя, то ладьи, и кораблик продвигался быстро. Да и вода в реке начала спадать, плывущего мусора попадалось меньше.
Бывшая пленница так и сидела впереди, упреждая об опасности.
– Гляди-ко, девка пригодилась, – заметил Пафнутий.
– Ладная, – согласился Михаил.
– Оценил ночью достоинства?
– Не довелось еще.
– Эх, зря.
– Успею.
Через пять дней они подошли к Макарьевской ярмарке. Теперь приставать было просто необходимо – не хватало продуктов, ложек, кружек, надо было прикупить одежды и две пары сапог. Двое из гребцов ладьи сбросили в воде сапоги, чтобы не утонуть. И девушку, невольницу бывшую, надо было приодеть. Она молчала, не просила ничего, но Михаил-то видел – холодно ей в ее скудной одежонке с чужого плеча, в тряпичных тапочках.
Пафнутий на торгу за свои деньги из спасенного мешочка купил сапоги для своих людей, а провизию покупал Михаил – судно-то его.
Вторым заходом на ярмарку купили котел побольше, десяток глиняных кружек и ложки. И только потом Михаил отправился на торг вместе с Машей.
В первую очередь выбирали для нее обувь. Подобрали женские кожаные полусапожки по ноге, потом платок. А уж потом – пару нижних рубах, сарафан, поневу с поясом и короткий суконный жупан – не шубу же ей покупать? Себе же Михаил приобрел вотолу: вроде плаща без рукавов с застежкой у шеи – из грубой, плотной ткани. Она хорошо защищала от ветра и холода. Для караульного, для его защиты от ночного холода взял армяк – подобие пальто на подкладке из ваты.
С охапкой одежды они заявились на ушкуй.
Маша шла довольная, одетая в обновки. Григорий глянул на нее искоса.
– Ты, хозяин, одел ее, ровно супружницу законную.
– Не завидуй. Кто о ней заботиться должен? Я же вот для караульного армяк купил, хотя караульный мне вроде бы не холоп. Для команды стараюсь.
Армяк примеряли на себя все гребцы ушкуя.
Простояли на причале у ярмарки два дня. Наелись свежего хлеба, пирогов с собою в дорогу взяли – лепешки пресные уж съели давно. За пять месяцев, которые они были в походе, по хлебушку соскучились. Большой каравай команды вмиг съели всухомятку да похваливали. А Михаил еще и сала соленого добрый шмат купил. Хлебушек свежий да с ломтем сала – куда как вкусно и сытно.
Наелись люди на ярмарке от пуза. Михаил денег не жалел: натерпелись команды за поход, но не подвели, а потому – заслужили.
Последнюю ночь купцы решили переночевать у причала ярмарки, а завтра, позавтракав свежими пирогами, отплыть. После скудной и однообразной еды в походе уж очень хотелось себя побаловать.
Ночью же случилось неприятное происшествие.
Михаил проснулся от возни и сдавленного писка. В темноте было не понять, что происходит. Он вскочил на ноги, толкнул Пафнутия и кинулся к мачте, где происходила возня.
Картина, которую они увидели, была отвратительна – двое из команды ладьи пытались снасильничать Машу. Один зажал ей рот и придавил к палубе, другой задирал подол сарафана и исподней рубахи. Маша изо всех сил отбивалась ногами.
Насильники так увлеклись, что не заметили, как к ним подобрался Михаил. Он с ходу влепил кулаком в ухо одному, ударил ногой по лицу второго.
Не ожидавший удара кулаком, один свалился за борт, в воду. Второй взвыл и выплюнул с кровью выбитые зубы.
Пафнутий, на глазах у которого все и произошло, взъярился:
– Ах вы, скоты последние! Михаил вас из воды спас, приютил, обогрел, кормил… Вы же черной неблагодарностью отплатили!
Он принялся лупцевать кулаком оставшегося на борту, потом ударом сбил его на палубу и принялся бить ногами. От шума ударов и воплей вся команда проснулась и с недоумением смотрела на происходящее.
Пафнутий, выместив злость, схватил гребца за шиворот, поднял и столкнул за борт.
– Чтобы глаза мои вас обоих больше не видели!
– А что случилось-то? – поинтересовались гребцы.
– Рабыню Михаила пытались ссильничать.
– За это и утопить можно.
Взбудораженные происшествием гребцы долго ворочались, пытаясь уснуть. Обидеть чужого раба – нанести обиду хозяину.
Маша же перебралась к Михаилу. Во время плавания она всегда спала рядом, но после того, как затонула ладья, на корме спал Пафнутий. Корма считалась на корабле местом более достойным – на нос во время плавания залетают брызги, бывает мокро.
Утром они отплыли, даже не позавтракав, – с поредевшей командой и в неважном настроении.
В полдень встали у облюбованного Пафнутием еще в прежних походах места. Развели костер и принялись варить похлебку, благо припасов теперь хватало.
Вдруг Григорий сказал:
– Гля, мужики, что творится!
Вниз по Волге один за одним шли новгородские суда – ушкуи, насады, ладьи.
– Куда это они?
С одного из ушкуев, как будто бы услышав, закричали:
– Айда на Орду, Сарай грабить! Присоединяйтесь!
Михаил и Пафнутий переглянулись: нет уж, с них хватит.
Меж тем мимо шли корабли всяческих размеров.
– Сколько же их?
Григорий ответил, когда мимо прошло последнее судно:
– Семь десятков насчитал.
– Удачи вам, новгородцы! – пожелал вслед Пафнутий.
Известное дело, враг моего врага – мой друг. Не знал в тот момент Михаил, что ушкуйники из Великого Новгорода успешно проведут дерзкий набег на Орду. Пользуясь тем, что войско ордынское ушло с походом на Рязань и Москву, они напали на Сарай, столицу ордынскую. Разграбили и подожгли город, взяли богатые трофеи и даже пленили нескольких дочерей ханских. Город-то по степным обычаям даже не был окружен крепостной стеной. Степняки надеялись, что неприятель, кто бы он ни был, убоится их грозной силы да мести. Однако не иссякли в душах русских азарт, жажда мести и славы вкупе с девизом «грабь награбленное».
Забегая вперед, можно сказать, что до штурма и осады Москвы в этот год дело не дошло. С 29 июля по 1 августа татары штурмовали слабо защищенный Алексин. Воеводы Петр Челяднин и Семен Беклемишев организовали отпор. Все защитники полегли, татары сожгли город дотла, однако пройти дальше Оки им не удалось.
