Боярский сын IV – Офицер Империи - Никита Гримм
— Идем. Пора вновь выслушать доклады этих подпевал и лизоблюдов. — Скривился Великий Князь, но все же поднялся из-за стола.
Глава 2
ГЛАВА 2. «Конец долгого сна»
РИ, Санкт-Петербург, набережная Обводного канала, дом 76, литера В, медицинский лазарет императорского двора, 2 3 октября, 2 2 .45
Я открыл глаза. Знакомая картина. Почти такая же, как и три года назад. Ночь, луна за окном, я лежу под толстым пуховым одеялом в идеально выстиранном белом пододеяльнике. С правой стороны от кровати белая тумбочка, впереди шкаф с зеркалом на одной из дверец и кресло у окна, рядом с кроватью одинокий стул. Все белое и чистое. Вокруг царит тот самый, такой родной и знакомый запах стерильности, который мы ощущаем только в больницах…
Ни часов, ни календаря в палате не было, так что понять сколько сейчас времени и какое сегодня число и месяц я так и не смог. В левой руке стоял катетер, соединенный с пакетом капельницы.
Тело слушалось с неохотой. Я явно похудел на несколько килограмм. Стянув одеяло, я начал осматривать свое тело. Точно похудел, и явно больше, чем на десятку. Руки и ноги стали тоньше, корпус «сдулся», но не это меня смутило больше всего. Темные багровые рубцы, разной ширины и длины, покрывали всю грудь и живот, пресекаясь и продолжая ползти дальше, образовывали жутковатую паутину. Свободной рукой я провел по шее и лицу. Шрамы тянулись и по шее, а на лице появился новый рубец. От середины лба через переносицу, он опускался на правую сторону носа. Пришлось всё-таки встать, найдя дополнительную опору в стойке капельницы, и достичь шкафа с зеркалом. Путешествие выдалось долгим — ноги явно забыли о том, что они даны мне для того, чтобы перемещаться, и так и норовили сложиться в коленях…
Встав перед зеркалом, я поднял глаза на отражение. Лунного света оказалось достаточно, чтобы рассмотреть свое отражение.
— Хорош… — Впервые сказал я с момента пробуждения, глядя на свое отражение. Голос звучал хрипло и грубо, словно наждачная бумага, которой в моменте чистят металлический ящик от облупившейся краски…
Я действительно похудел. Явно килограмм на десять — пятнадцать. Скулы заострились, подбородок обтянуло кожей, под глазами залегли темные мешки, словно я и не спал последние… А фиг его знает, сколько времени прошло здесь… Все тело разом потеряло практически всю форму, что я нарабатывал прошедшие годы. Паутина шрамов тянулась от горла до паха, некоторые уходили на плечи и спину, и один разрубал лицо. С этим шрамом я как-то разом внешне повзрослел на несколько лет…
Но глаза трансформировались сразу, стоило только пожелать. Я опустил взгляд на грудь. Ядро Источника сияло ярко и пульсировало равномерно в такт биению сердца, переливаясь всеми шестью цветами подвластных мне Стихий. Даже, кажется, Ядро стало немного больше и плотнее… По всей видимости, резкая выдача всей доступной мне энергии в очень короткий промежуток времени, когда я создал одновременно со взрывом во дворце щит «Зеркала Тьмы» и выдал за спину «Целебный покров», вложив всю доступную энергию в них, и дало этот эффект… А, может быть, это связано с тем, что моя душа все это время провела в чертогах Чернобога…
Никаких кнопок вызова персонала здесь не было, так что пришлось медленно ковылять к выходу из палаты. Интересно, а в какой я вообще больнице лежу?..
Медленно проковыляв до двери, я с усилием потянул ручку вниз, и смог вырваться в коридор. В коридоре царил полумрак. Мутным зеленым светом разливались ночные светильники на стенах, которые висели через каждые три двери. В конце коридора горела настольная лампа на столе дежурной медсестры. К ее посту я и отправился. Женщина настолько была погружена в чтение, что даже не заметила моего медленного приближения.
— Доброй ночи. — Поздоровался я, выходя на свет.
— Ой! — Женщина подскочила на месте, резко поворачиваясь в мою сторону. Слова, которыми она хотела продолжить явно резкую отповедь, так и остались у нее в горле, когда ее взгляд уперся в меня.
Еще бы! Не каждую ночь увидишь своего пациента в расстёгнутой пижаме с кучей шрамов на груди, краше которого иной раз в гробах покойники лежат…
— Божечки… Вы…
— Волков… Матвей Александрович… Сударыня… Позвольте узнать, сколько сейчас времени? И какая сегодня дата?… — Голос понемногу креп. Горло постепенно вспоминало, что с его помощью я обычно разговаривал.
— Двадцать третье октября… Одиннадцать часов…вечера. — Голос дежурной медсестры звучал отрешённо, словно ее мысли уплыли куда-то очень далеко…
«Тридцать два дня… Долго же меня не было… Нужно узнать как можно больше!» — Подумал я про себя, и продолжил задавать вопросы:
— Где я сейчас нахожусь, сударыня?
— Императорский медицинский лазарет… вы…
— Вы видели моего деда? Графа Волкова Аристарха Прохоровича?
— Да… Стоп, молодой человек! Вы почему на ногах⁈ Вам лежать положено! Я сейчас вызову врача! Но сначала провожу вас обратно в палату! Вы же месяц в коме были! Вам нельзя так напрягаться! Пойдемте в палату! Сейчас же!
— Постойте, сударыня! Мне бы…
— И слушать ничего не желаю, сударь, сейчас же вернемся в палату! Главврач лазарета сейчас как раз на дежурстве, он придет и ответит на все ваши вопросы! А сейчас — отправляемся в палату! Немедленно!
Женщина явно пришла в себя. Спорить уже было бессмысленно, так что я решил вернуться в палату и дождаться врача. Медсестра проводила меня назад, уложила на койку, и тут же умчалась прочь. Явно, побежала на пост, звонить в ординаторскую, а, может быть, и сама туда помчалась…
Ждать пришлось недолго. Уже через десять минут в мою палату вернулась дежурная медсестра и главврач императорского лазарета.
Высокий, явно за два метра, поджарый мужчина с полностью седой головой и усами, обладал серыми глазами, а усы и морщинки вокруг серых глаз создавали ощущение, что он всегда тепло улыбается.
Мужчина был облачен в белоснежный халат, через шею был перекинут стетоскоп, под халатом были голубая рубашка и бежевые брюки. Ноги главврач спрятал в мягкие тапочки голубоватого цвета — я и сам носил такие же на работе в больнице.
— Доброй ночи, Матвей Александрович. Позвольте представиться — Балошин Виктор Валентинович, ваш лечащий врач. — С улыбкой, половину которой закрывали густые седые усы, проговорил врач.
— Доброй ночи, Виктор Валентинович. Мне сказали, что я сейчас
