Ниочема (СИ) - Матвеев Дмитрий Николаевич
— Ты виноват в обоих случаях. — вынес вердикт Глава.
— Но как… — начал было Резников, но был жестко прерван.
— Ты мог нанести своей цели более серьезные раны, чтобы исключить любые неожиданности. Например, отрезать голову.
При этих словах Глава взглянул на своего слугу, и взгляд этот показался Резникову смертным приговором. Авторитет судорожно вздохнул и вытер невесть как оказавшимся в руке платком внезапно вспотевший лоб.
— По твоей вине я понес убытки. Ты их возместишь. В двойном размере. Срок — неделя. Пацана пока оставишь в покое. Минимум полгода с ним ничего не должно случиться. Если за эти полгода он снова попадет в поле зрения полиции в качестве потерпевшего, это будет означать, что ты не справляешься. Все, свободен.
Еще не веря тому, что остался жив, Резников попятился на выход. И не потому, что так велел этикет, нет. Правила приличия ничего на этот счет не говорили. Он просто до смерти боялся повернуться спиной к человеку, который смотрит ТАК.
Бледный, как смерть, он упал в машину. Водила, лишь один раз глянув на шефа, не стал задавать вопросы. Молча развернулся и погнал обратно в Воронеж.
Где-то в воронежской гимназии № 57
— Так-так, явился, не запылился!
Директор воронежской гимназии № 57 раздраженно побарабанил пальцами по столу.
— Его, понимаешь, весь город чуть ли не с собаками ищет, а он где-то шляется! Откуда костюм? Где вещи взял? Своровал? Отвечай немедленно!
Фамилия директора была Пряничкин, а звали его Михаил Егорович. Это было написано на многочисленных почетных грамотах, которыми были увешаны стены кабинета. Магическое ядро у него было довольно большим, размером примерно с крупный апельсин. Олег рассмотрел это в то время, когда директор Пряничкин изливал свои эмоции.
— Михаил Егорович, вы сейчас обвинили дворянина в краже, не имея на это ни малейших оснований.
Голос молодого человека был сух и безэмоционален.
— Если вы не в курсе, то извещаю, что ваши слова являются прямым оскорблением моих чести и достоинства. Будь вы дворянин, я был бы обязан смыть обиды кровью. В вашем же случае мне придется обратиться в органы юстиции. Если, конечно, вы не принесете соответствующие извинения.
Челюсть директора брякнулась на стол. Так на него даже из начальства еще никто не наезжал. Что уж говорить об учениках, которым по определению полагается подавать голос только по команде. Тем временем Олег продолжал добивать Пряничкина, который, используя боксерскую терминологию, находился в состоянии «грогги».
— Вот официальный документ из полиции, вот из больницы. Прошу ознакомиться. Надеюсь, эти бумаги в полной мере объяснят причину моего отсутствия.
Бумаги Пряничкин взял нехотя, но по мере чтения глаза у него открывались все сильнее, а под конец едва подобранная челюсть грянулась о стол повторно. По его глубочайшему убеждению человек, потерявший память, не может разговаривать так, как этот злополучный Песцов. А, с другой стороны, как раз это и может все объяснять. У пацана исчезли напрочь все социальные навыки. Он всех воспринимает как ровню. Ну да ничего, гимназисты в дортуаре объяснят весьма доходчиво. Научат, как говорится, свободу любить.
Директор смахнул было документы в ящик стола, но вновь нарвался на холодную реплику Песцова:
— Михаил Егорович, верните, пожалуйста, мои бумаги. Если вам нужно, сделайте себе копии, а оригиналы я привык держать у себя.
Пряничкин, подумав, признал в словах подопечного некий резон. Он нажал кнопку селектора:
— Катенька, зайди на секунду.
Дверь кабинета открылась, и вошла, цокая каблуками… нет, не модель. Но вполне приятная глазу молодая особа, при неплохой фигуре и симпатичном лице.
— Катенька, сделай копии документов и принеси мне.
Особа вернулась минут через пять. Наверняка читала бумаги: сделать две копии заняло бы раз в десять меньше времени.
Катенька положила оригиналы на стол директору и вопросительно на него глянула: мол, кому остальное?
— Это мне, — поправил её Пряничкин. — А вот это, — он пододвинул документы по столу, — молодому человеку.
Секретарша состроила безразличную гримасу и, покачивая бедрами, удалилась. Директор и ученик смотрели ей вслед, пока соблазнительный вид не закрыла дверь.
— Ну все, иди в спальню, — распорядился Пряничков, — завтра на уроки.
И, видя, что Песцов остался стоять, недовольно спросил:
— Ну чего тебе еще?
— Две вещи. Во-первых, отдайте, пожалуйста, учителям распоряжение не спрашивать у меня домашнее задание хотя бы пару недель. Я постараюсь за это время войти в курс учебной программы. Пропущенные задания также нагоню.
— Разумно.
Директор сделал пометку в ежедневнике.
— А что во-вторых? — полюбопытствовал он.
— Извинения.
Пряничков скрежетнул зубами.
— Ты что, вконец охренел, Песцов? Вали к себе! И помни: через две недели тебя будут спрашивать по всем предметам с особым пристрастием!
— Как обычно, двойные стандарты, — пожал плечами Олег. — Я предлагал вам наилучший выход из ситуации. Но вы решили иначе.
И, не слушая больше словоизлияний директора, вышел в коридор, по пути мазнув плотоядным взглядом по видневшейся в обширном декольте спелой груди секретарши.
Песцов ушел, а директору воронежской гимназии № 57 Пряничкину Михаилу Егоровичу вдруг стало не по себе. «Неужели впрямь рискнет заявление в суд написать? Может, нужно было все-таки извиниться? Хотя и стремно как-то извиняться перед сопляком, пусть он трижды прав. Да ну нафиг! Кто там поверит школяру, пусть он даже и дворянин.» Успокоив себя таким образом, Михаил Егорович повеселел, позвал к себе секретаршу, а когда та вошла, велел запереть за собой дверь.
В спальном корпусе гимназии было шумно. Младшеклассники бегали по коридорам, играя в салочки, в чехарду, или просто скакали, выплескивая в пространство нерастраченную энергию. Старшеклассникам бегать было уже несолидно, и они по большей части тусовались в спальнях, тишком играя в карты или вполголоса обсуждая сомнительные стати желчной завучихи Ставридиной — той самой, что погнала Олега к директору. Директорскую секретаршу лицезрели немногие воспитанники, а потому о ней речь не заходила. В самом деле: как можно обсуждать женщину, которую никто не видел даже на картинках?
Весть о появлении Олега стараниями младших разнеслась по корпусу интерната со скоростью лесного пожара: «Песец пришел! Песец пришел!» Ну да, какое же еще прозвище можно было выдумать для пацана по фамилии Песцов?
К тому времени, как Олег отыскал свою спальню, все уже были в курсе, причем во всех визуальных подробностях. У входа его уже ожидало несколько предположительно ровесников. Судя по их глумливым рожам, встречать собирались отнюдь не пирогами. В прошлой жизни необходимость драться у Олега пропала после пятнадцати лет, и потом до той самой роковой встречи с котом не появлялась, так что он почти что забыл, как это делается.
— Чё, Песец, прибарахлился? Где модный шнифт надыбал?
Один из комитета по встрече, худосочный парнишка с острым лицом, делающим его похожим на хоря, с деланным интересом начал было щупать ткань рукава, но Олег дернул плечом, сбрасывая руку нахала:
— Не твое — не лапай. Замараешь еще!
Пацанчик возбухнул было:
— Че, Песец, берега попутал?
И неумело замахнулся. Ударить он не успел, поскольку тяжелые ботинки на толстой подошве прочнее матерчатых домашних туфель. И даже бить не надо, достаточно как бы случайно наступить на ногу.
— А-а-а, сука! Да я тебя ща…
Пацанчик не сказал, что он сделает с Олегом. Не успел, потому что был прерван жестким окриком:
— Ша, Хорёк!
— Ты че, Косуля, он меня…
— Ша, сказал!
От дверного косяка отлепился крепкого сложения недоросль. Судя по всему, в этой компашке местных гопарей верховодил именно он. И одет он был не в казенную одежду, а в мягкие замшевые штаны и футболку с принтом какой-то рок-группы. У него даже было довольно приличное по размерам магическое ядро — примерно, с грецкий орех. Конечно, это было круче, чем у Олега, но подавляющее большинство других были в магическом плане развиты намного скромнее. Либо на том же уровне, что и Олег, либо меньше. У того же Хорька, к примеру, ядро было едва заметно и размером вряд ли превосходило маковое зерно.
