Александр Башибузук - Оранжевая страна. Фельдкорнет
Меня так и подмывало спросить у него, откуда он следует, но не стал — и так было все ясно — из–под Кимберли или Пардеберга. Счел бородач, что надо сгонять на крестины — так и сделал. А война подождет. М-дя… ох и вояки… Ладно, пусть с нами едет, не жалко. Может наконец разродится какой–нибудь интересной информацией.
— Гер Яапп, буду очень рад… — я не договорил, так как в просвете пальм увидел небольшую, сильно растянувшуюся процессию.
И это были…
Глава 4
Оранжевая республика. Река Утгер. 18 февраля 1900 года. 13:00.
К оазису приближался небольшой пеший отряд, состоящий из пары десятков человек и пяти раненных, которых они несли на самодельных носилках. Вру, больше раненых, шестого запросто нес на закорках здоровенный мужичок. Или не раненный? И это явно не бритты — никакого подобия формы на них, я так и не разглядел, да и вооружены товарищи очень разнообразно, причем некоторые вообще без оружия. Да и выправки никакой. Ближайшая аналогия — фраза моего бывшего ротного: сброд блатных и шайка нищих. Следовательно, особых сомнений не возникло — если не бритты — то тогда буры. Но дело в том, что эти люди и на буров особо не похожи. Кто тогда? М-да… быстренько события развиваются, кажется на ловца и сам зверь бежит; казацкий бешмет, я ни с чем не перепутаю. Но откуда, нахрен, здесь казара? Но посмотрим…
— Елизавета Георгиевна, готовьте свое медицинское хозяйство, оно может очень скоро понадобится, — предупредил я девушку, потом обратился к африканеру. — Герр Яапп, прошу извинить меня, но кажется наше отбытие откладывается.
Африканер с каменной мордой бесстрастно кивнул, а Лизавета разглядев потенциальные объекты для применения своих медицинских знаний, мухой метнулась в фургон. Живенько так, можно сказать даже с радостью. А я просто открыл крышку кобуры своего Маузера. На всякий случай…
Измученные люди особенно не обращая внимания на нас, сходу падали на траву побросав как попало винтовки и хватались за фляги. Раненых сложили в рядочек, словно трупы, а последнего, шестого, здоровяк прислонил к пальме, что–то заботливо приговаривая. На русском языке.
Я хотел подойти к нему, но обратил внимание на совсем молодого пацана в студенческой тужурке и фуражке. Худенького такого, похожего на нахохлившегося воробушка. Студент производил со своей винтовкой некие странные экзерциции, явно не зная куда ее приткнуть…
— Ты что творишь, мать твою!!! — я по инерции рявкнул, но не успел — бабахнул выстрел и пуля смачно влепилась в башку одного из чернокожих, с любопытством рассматривающих прибывших.
С досадой крякнул африканер, в момент лишившийся своего имущества, затем наступила мертвенная тишина. За негра можно было уже не беспокоиться — студентик пальнул из могучей однозарядки Мартини — Генри, и ее тяжелая безоболочечная свинцовая пуля запросто разнесла черную патлатую голову — как перезревшую тыкву.
Не сдержался я. Нет, ну это вообще пиз… короче, полный разброд и шатание! Так и до нигилизма недалеко… В три шага приблизился к студенту и выдрав у него из рук винтовку, аккуратно тюкнул ошарашенного паренька прикладом по голове.
— Кто, мать вашу, здесь старший?!! — Моему реву запросто мог позавидовать средних размеров бегемот. — Живо ко мне с докладом!!! Остальным строиться в одну шеренгу. Выполнять мать вашу, ослы беременные!!!
А затем, расслышав немецкий говор, все повторил на языке Гете, заменив отечественные словосочетания определенного толка, на соответствующие — из германского народного фольклора. Кстати, получилось, тоже очень неплохо.
На несколько секунд в оазисе воцарилась могильная тишина, слышались только злые маты на тарабарском бурском языке. Я даже подумал, что в меня сейчас пальнут, но к счастью обошлось. Народец наконец подорвался с места и бестолково суетясь, построился в кривую шеренгу. Первыми пример подали дойчи — они даже по ранжиру стали. Детина в казачьем бешмете, даже и не подумал присоединятся к строю. А несчастный студентик так и остался лежать на травушке…
— Елизавета Георгиевна, посмотрите что с ним… — просил я Лизоньку, уже напялившую свой санитарный балахончик, сделал шаг к строю и строго так, внушительно рявкнул. — Старший отряда, ко мне.
Робкие переглядывания, приглушенный шепот, толкания локтями — я уже подумал, что командира не обнаружится совсем, но опять же, первыми сориентировались германцы. Плотный, сравнительно бравый мужичок, с усами а-ля 'Кайзер Вильгельм', сорвался с места, бодренько подбежал и пожирая меня глазами, вытянулся во фрунт.
— Адольф Шнитке, ефрейтор в отставке восемьдесят девятого гренадерского полка, тридцать четвертой Мекленбургской пехотной бригады. На данный момент, старший сводной группы германских добровольцев. В строю восемь бойцов, два раненых.
Я заложив руки за спину покачался на носках сапог, помедлил мгновение, рассматривая в упор ефрейтора и сухо процедил:
— Капитан Майкл Игл. Следую для координации действий добровольческих подразделений. Хвалю за службу ефрейтор Шнитке.
Нет, ну не буду же я ему представляться мичманцом… Не солидно как–то. Капитаном в самый раз, а потом как–нибудь разгребусь. Опять же, Орлов фамилия приметная, особенно среди соотечественников, а Игл, в самый раз — с намеком на секретный псевдоним. Опять же значит Орлов, на аглицком. Доведу несчастных до людей, а дальше скажем друг другу, до свидания. Я как–то не намерен воевать. Стоп, еще один командир нарисовался…
— Пьер Ла Марш, — маленький, отчаянно усатый француз, даже каблуками щелкнул. — Солдат первого класса, в отставке. Старшина отдельного… — коротышка выделил слово, злобно зыркнув на дойча. — Отдельного отряда французских добровольцев. В строю восемь человек, трое раненых.
— Капитан Майкл Игл. Следую для координации действий добровольческих подразделений. Хвалю за службу солдат первого класса Ла Марш, — я в связи с полным отсутствием знаний французского языка, говорил на немецком, который, судя по всему, француз понимал, а затем обратился к ним обоим. — Немедленно организовать боевое охранение в составе двух пар, по одной от каждого отряда. Затем ко мне на доклад. Выполнять!
Вот даже не знаю, что на них подействовало, но мужички умчались чуть ли не вприпрыжку. Я окинул взглядом сразу оживший оазис и довольно улыбнулся. Я их еще научу службу служить. Развели бардак понимаешь… Стоп–стоп… надо же как–то с буром дела уладить…
— Герр Яапп, я сожалею…
Бур меня не захотел понять и выдал еще серию ругательств, яростно размахивая руками и порываясь подступится к студенту. Безвинно павшего ниггера уже тащили в сторонку остальные чернокожие. М-да… как–то неловко получилось, ну не отдавать же ему студента. Соотечественник вроде…
Немного поломав голову, я взял герра Яаппа за рукав и подвел к фургону, где вручил одну ему из трофейных однозарядок Мартини — Генри и горсть патронов к ней. Бур призадумался, энергично–отрицательно замотал головой и показал рукой на вторую винтовку.
— Герр Яапп, это хорошая цена, ваш чернокожий и этой винтовки не стоил… — попробовал я его облагоразумить.
— Две! — на пальцах показал бур. — Он был очень хороший работник. Так что две и точка.
— Ну и черт с тобой… — буркнул я ему по–русски и вручил самый потертый винтарь. Патронов не дал совсем.
Бур удовлетворенно кивнул и сразу же стал собираться. Ну что же, я его в чем–то понимаю. От этой орды чего хочешь можно ожидать, могут и остальных рабов пристрелить.
Тем временем к нашему фургону уже перетащили раненых, а Лизхен даже кого–то начала тиранить — из повозки доносились заливистые вопли. Детина казачьего звания, оттащил студентика в тенек и сейчас пристраивал ему мокрую тряпку на ушибленную головушку.
— Здравствуй козаче.
— Я не казак, вашблагородье… — угрюмо буркнул мужик в ответ и уставился на меня исподлобья.
Очень интересно… А кто же ты тогда? Добродушное, совсем молодое русское лицо с небольшой курчавой бородкой, настоящий богатырь — выше меня чуть ли не на голову, потертый нестроевой бешмет, мягкие сапожки и кавказский длинный кинжал на поясе. Винтовку не бросил — 'бурский маузер' аккуратно к пальме пристроен. Там же и сабля лежит — британская, точно такая же, как у меня в фургоне лежат. И не казак? Надо бы раззнакомится поближе…
— Ты это, про благородие забудь — не люблю. Михаилом Александровичем, меня кличут.
— Степан Наумыч значится, Мишустовы мы… — нехотя ответил парень, немного подумал и начисто проигнорировал мою руку.
— Каким ветром тебя Степан Наумович, сюда занесло? — я присел и показал ему на валун рядышком. — Ты садись дружище, в ногах правды нет.
— Каким ветром, гришь? — парень исподлобья на меня глянул и почти враждебно ответил. — А вам оно надо, вашбродие?
